Праздничное утро Дня Победы началось с рева сирены ракетной опасности. Вихри, сопровождающие дикий разлет снарядов РСЗО "Вампир", стали сотрясать остекление. В такие моменты стараешься занять мысли, например разложить коктейль смутных эмоций на отдельные ингредиенты. Что в нем? Это и предательски вязкий страх, и боль как от удара, когда понимаешь, что гематома неизбежна, и смешанная с досадой ярость, и безмерное презрение к тем, кто с оружием против безоружных.
После грохота ПВО уже не уснуть. Соцсети подбрасывают статистику о раненых и разрушениях. Как прогнать мрачные мысли в эти минуты? Спасительный рефлекс - воспоминания о праздничных торжествах этого великого дня. Портреты родственников, сложивших головы в борьбе с такими же презренными. Георгиевская ленточка и собственные планы. Что бы ни было, отправляемся праздновать.
Соборная площадь, парк Победы, все в цвету и в цветах, семьи с детьми несут портреты родных, с которыми обычно участвуют в шествии "Бессмертного полка". В музее-диораме "Курская битва" в числе экскурсантов - участники СВО и бойцы территориальной самообороны. Их камуфляжная форма не похожа на ту, что демонстрируется среди музейных экспонатов. Но решительные взгляды защищающих рубежи родной земли сейчас точно такие же, как на фото героев Огненной Дуги. Это сходство и озаряет, и дает силы и надежду. День Победы - и благодарная наша память выдержит удары и снарядов, и нелегкой судьбы приграничного города.
Стойко держится Белый город под ударами и 10, и 11 мая. Печальная статистика раненых жителей растет, сопровождаемая рассказами о том, как пострадал тот или иной человек. Ужасает по-прежнему то, что каждого коварные осколки снарядов настигли в моменты повседневных забот. Но день 12 мая стал невероятным испытанием для города.
Субботним вечером снаряды ВСУ и их осколки широко разлетелись по спальному микрорайону. А следующим утром, когда вся Харьковская гора - светлое возвышение с многоэтажками - проживала очередное воскресенье, грохот прямого попадания вражеского снаряда в один из подъездов 10-этажного дома до сих пор помнят его жители и их соседи.
"Вы знаете, я бы выговорилась, да что-то мешает, - женщина во дворе смотрит на побитые стены школы и обложенные мешками с песком ее окна и теряется. - Что рассказывать? Я помню, как шла на кухню, а дальше - чистый лист. Грохот только помню, и все. Понимаю, что из квартиры мы вышли с дочкой. Она в таких ситуациях мобилизуется и делает все как по инструкции. И я делаю. Но не могу вспомнить подробности".
С объемными сумками, кошками-собаками в переносках и детскими колясками семьи из пострадавшего дома вереницами выходили из подъездов. Рядом, в черном пыльном дыму, дышащем пожарищем, на завалах высотой с три этажа работали спасатели. Многие жильцы дома в этом раздражающем копотью хаосе никак не могли покинуть двор.
"Ты давай, девочка, вот сюда в тенечек садись и ставь рядом сумочку и рюкзак", - бригада медиков ласково приговаривала, усаживая на какое-то бревно девушку, а та не могла выпустить из рук свою нехитрую ношу. Потом оказалось, в рюкзаке со специальными отверстиями - попугайчик, в сумке-переноске - кот. А их хозяйка не верила, что все вместе они спаслись.
Грохочущий скрежет и крики людей заставили рефлекторно закрыть уши ладонями. "Рухнула все-таки нависающая крыша", - сказал кто-то в толпе. После те, кто это видел своими глазами, признавались: "Чудом спасатели выжили".
О том, что под завалами остаются люди, узнали в первые же минуты тишины. И уже тогда понимали: внутри, в этих смертоносных руинах, тлеет возгорание, отравляя. На свой страх и риск спасатели и медики вошли в соседний подъезд, попытались пробраться к закованным битыми стройматериалами людям из квартир. Тщетно. Только с одним мужчиной вышли на связь. Разговаривать с ним, заточенным в крохотном пространстве, пришлось долгие часы. Провести поисково-спасательную операцию слаженно и оперативно враг не давал со свойственным ему цинизмом. Сирена то и дело ревела, перекрывая порой гул техники, и уже в укрытиях и спасатели, и волонтеры, и бойцы территориальной самообороны слушали, как четко и беспощадно ПВО бьет по вражеским снарядам, грозящим новыми разрушениями и жертвами.
День 12 мая стал трагедией: под завалами обнаружили 16 погибших. Еще трех человек украинский обстрел убил уже в вечерних сумерках неподалеку от места обрушения.
Эти строки пишутся под раскатистые звуки канонады: ПВО работает над Белгородом и его пригородами. Из разных уголков России в мессенджеры и соцсети летят сообщения, счет которых пошел, наверное, на сотни, да прочитать нет времени и сил.
"Я ни пить не могу, ни есть, все думаю о том, как вы там", - пишет курская коллега. Им самим несладко: дроны не дают покоя. "Выходите, пожалуйста, на связь, - вторят ей друзья из Питера. Они уехали в Северную столицу несколько лет назад, да только теперь, когда в светлом Белгороде вновь зажигаются поминальные свечи, не выдерживают. - Бедный наш дом, плачем вместе с родственниками. Они в Нижнем Новгороде. Далеко... а больно. Вот как жить, а?"
В одной из кофеен, где журналистов заботливо приютили в часы трагедии, бариста ответила на этот вопрос простой, но емкой фразой: "Надо жить, пока живы". Сама она пекла мясной пирог, чтобы гости могли перекусить в тот ветреный и горький день.
Этого же принципа придерживаются все, кто каждое утро под взрывными вихрями выходит на работу и делает свое дело: сотрудники компаний по благоустройству, дорожные службы, работники предприятий полного цикла. Часть торговых центров, фитнес-клубы, кафе, рестораны и множество фирм на той же Харьковской горе в очередной раз приостановили свою работу. Около некоторых даже объявлений об этом не нужно: воронки как раны около посеченных стен. Но многие перешли на онлайн-формат, если это возможно, а общепит работает на доставку.
"Ну буду я дома сидеть, и что? - задает риторический вопрос водитель службы такси. На окне его машины до сих пор портрет советского солдата в обрамлении георгиевских лент, и сходство черт, мимики и чего-то неуловимого между старым фото и самим мужчиной бросается в глаза. - Буду прокручивать вечно мельтешащие новости, а они у нас... сами знаете... Безопасного места нет. Погибшие в десятиэтажке были дома, некоторые даже в ванную зашли спрятаться, как советуют в ракетную опасность. Я для себя решил: я выдержу. Как мой дед в сороковых. Вот даже портрет с 9 Мая никак не сниму. Вы знаете, он же как раз на Курской дуге ранен был, а до самой старости потом и в колхозе трудился, и дом какой построил. До сих пор в нем собираемся всей нашей семьей. Они выстояли, и мы выстоим. Ныть не будем".