Глава третья: насилие в школах
О школе узнаешь от своих детей. Когда мы приехали в Париж, моя старшая дочь пошла в последний класс лицея. "Папа, - рассказывала она, - первый урок в школе никогда не начинается вовремя, ибо все ученики должны друг с другом перецеловаться, по два или по четыре раза". Однажды я подъехал за дочерью к лицею и видел всех ее одноклассников. Невольно вспомнилась советская песня: "Дети разных народов, мы мечтою о мире живем!" Белый букет красиво оттенялся желтым и черным.
В школах процветает рэкет, учеников поджидают на выходе, грабят и избивают. Избивают даже учителей за плохие отметки. Кто избивает, кто грабит? Об этом газеты не писали.
К моменту, когда моя младшая дочь пошла в колледж, Париж сильно почернел, но целоваться перед уроками еще продолжали. К тому же мне удалось через парижскую мэрию получить для моей младшей дочери и ее матери муниципальную квартиру в хорошем районе, и я был уверен, что у девочки проблем в школе не будет. В какой-то очередной мой визит к дочери я застал у нее черную девушку, похожую по своим размерам на знаменитую советскую олимпийскую чемпионку по толканию ядра - Тамару Пресс.
- Папа, это Магда, моя школьная подруга.
Подруга так подруга. Я радушно улыбался Магде, а Магда вежливо помалкивала, слушая нашу русскую речь. Потом дочка ушла провожать Магду, а когда вернулась, я решился задать ей вопрос. Естественно, звучало это путано: дескать, я не расист, я ничего не имею против Магды, но у тебя есть уже русская подруга, Настя, хорошая девочка, хоть и дочка корреспондента "Правды", дружи с ней на здоровье, Магда тоже производит приятное впечатление, но что у вас с ней общего, мне кажется, она намного тебя старше...
Дочка мгновенно уловила смысл моей словесной размазни и в ответ прочла мне, как отстающему ученику, четкую и логичную лекцию.
Магда действительно ее старше на семь лет. Почему? Потому что Магда в каждом классе сидит по два года. Воспитанная девочка Магда избивает всех, и в первую очередь Настю. Чтоб отвести удар от Насти, я пытаюсь завязать с ней какие-то доверительные отношения. Пытались ли наши мальчики нас защищать? Пытались. Тогда Магда позвала своих братьев, прибежали шесть здоровых черных бугаев, и они били всех, выходящих из колледжа. Магду все боятся. Папа, умоляю, не вмешивайся в это дело. С нашей директрисой говорить бесполезно. Директриса не боится Магды, директриса боится, что ее обвинят в расизме...
Кажется, именно тогда я понял, что моя маленькая Лиза становится взрослой.
Тем не менее с директрисой Лизиного колледжа мне пришлось встретиться. В их классе у учителя вытащили бумажник из пиджака, который он оставил на стуле. Директриса провела короткую экспертизу. Обведя опытным педагогическим глазом весь класс, директриса заметила двух русских девочек, о чем-то шептавшихся и посмеивающихся на задней парте. Класс представлял собой многонациональную и расовую смесь. Директриса нашла политкорректное решение: бумажник украли русские девочки. Лизу и Настю выгнали с уроков и дали им сутки на размышление. Если они не признаются в краже и не вернут бумажник, то их вообще исключат из колледжа.
Лиза мне рассказала о случившемся, и я начал дозваниваться до директрисы. Директриса трубку не брала. Секретарша твердила, что у директрисы совещание. Я объяснял секретарше, что я отец той русской девочки, которую грозят исключить из колледжа. Директриса на совещании. Тогда я сказал, что я корреспондент американского радио, член Международной ассоциации прессы в Париже и требую встречи с директрисой в любое удобное для нее время. (На самом деле я уже являлся французским безработным, наше бюро в Париже было закрыто, но у меня оставалось старое редакционное удостоверение и надо было произвести впечатление на директрису). "Минуточку", - ответила секретарша и через крошечную паузу сообщила, что директриса меня примет завтра в семь тридцать утра.
Вечером мне позвонил отец Насти и, узнав, что я добился рандеву с директрисой, спросил, не буду ли я против, если он тоже придет.
- Володя, конечно приходи. Вдвоем будет сподручнее, тем более что в такую рань у меня мозги не работают.
За долгие годы эмиграции, когда советские журналисты шарахались от меня как от прокаженного, никогда не мог вообразить себе такую картину: в кабинете французской директрисы сидят рядышком корреспондент "Свободы" и корреспондент "Правды" и плечом к плечу, как 28 героев-панфиловцев, защищают честь своих дочерей.
- Да вы знаете, кто такой Гладилин? Он же гордость русской литературы, он же друг академика Сахарова!..
...Я мысленно пытался себя ущипнуть: слышать такой панегирик в свой адрес от корреспондента "Правды"! Однако директриса этих тонкостей не секла. Разумеется, если бы речь шла о советских девочках, она бы пикнуть на них не посмела. Но нет великого Советского Союза, теперь Россия - какая-то страна третьего мира. И доводы Володи отскакивали от директрисы как от стенки. По ее лицу было видно, что она проверяет политкорректность своего решения: "Французов обвинять нельзя, в нашем районе живет непростая публика, у родителей могут быть связи в министерстве. Арабов? Меня саму обвинят в расизме. Эту черненькую? Да упаси бог! Ясное дело, что украли иностранцы из этой русской бангладеш"...
- Ну зачем моей Насте чужие деньги? - продолжал наступать Володя. - У нее всегда при себе кредитная карточка. Вот, посмотрите. Может снять деньги в любом автомате.
Как об стенку. А я мысленно присвистнул: ого, кредитная карточка у школьницы, так вот куда ушли деньги партии! И решил, что мне пора встревать. Я заговорил о Магде. Знает ли мадам, что эта девочка терроризирует всю школу? И если знает, то почему не обращается в полицию?
Директриса мигом преобразилась и с гордостью произнесла:
- С Магдой я сама разберусь, а полиция в мой колледж не войдет никогда!
Володя незаметно толкнул меня локтем: дескать, не по делу выступаешь. Я переменил тему. Знает ли мадам, кто сидит перед ней? Кандидатура на пост корреспондента "Правды" в Париже всегда утверждалась на секретариате ЦК КПСС. ЦК компартии оказало товарищу Володе доверие, а мадам подозревает его дочь... Между прочим, у "Правды" до сих пор тесные взаимоотношения с вашей "Юманите".
Тут впервые на лице мадам промелькнула тревога. Я как корреспондент американского империализма был ей совершенно неопасен. Да напиши я хоть в "Нью-Йорк таймс" - для французской директрисы это выигрышные очки. А вот критика слева, несколько строк в коммунистической "Юманите", могли ей стоить поста. И мадам начала сдавать позиции.
Покинув лицей, мы усталые, но довольные зашли в ближайшее кафе. "Сволочная тетка, - сказал Володя. - Хоть она и обещала, но ждать от нее можно любой пакости. На всякий случай по старой гэбэшной привычке, - он указал на торчащий из кармана колпак авторучки, - я записал нашу беседу на магнитофончик. Мало ли что..."
"А ведь в принципе их неплохо обучали", - подумал я.
Через несколько лет полиция вошла и в этот колледж, и во все колледжи и лицеи Франции. Вошла, потому что учителя сами устраивали забастовки и требовали вмешательства полиции. Ведь вся французская пресса забила тревогу: в школах процветает рэкет, учеников поджидают на выходе, грабят и избивают. Избивают даже учителей за плохие отметки. Кто избивает, кто грабит? Об этом газеты не писали, Думаю, даже в полиции не осмелились бы вести такую статистику. Политнекорректно.
Глава четвертая: "горячие" пригороды
Внешне эти районы производят даже приятное впечатление. Большие многоэтажные дома с балконами (не чета "хрущобам"); во дворах - детские площадки; хорошо заасфальтированные мостовые, которым позавидовали бы многие московские улицы; торговый центр, поблизости обязательно станция метро или пригородной электрички, курсируют автобусы... Правда, стены домов испещрены граффити, на дверях подъездов и лифтов - хулиганские надписи, некоторые почтовые ящики сломаны, а в торговом центре работает только супермаркет - витрины всех остальных маленьких лавочек, булочных, кафе, газетных киосков наглухо задраены железными шторами. Так выглядят французские предместья, которые называют "горячими". Они есть на окраине каждого крупного города.
Полиция старается сюда не заглядывать, коммерсанты отсюда бегут (им надоело, что их регулярно грабят), учителя жалуются, что дорогое оборудование в классных кабинетах подвергается вандализму, ну а когда перед праздниками начинается обычная "иллюминация", то есть поджигают автомобили (горят машины не заезжих миллионеров, а местных жителей), то пожарных, прибывших тушить, встречает град камней.
Кто же здесь бесчинствует? Татаро-монгольские полчища? Разбойники из темных лесов? Нет. Это местная молодежь - на 95% дети иммигрантов из арабских стран и Черной Африки так своеобразно благодарят Францию за ее гостеприимство.
Неужели законопослушная Франция закрывает на это глаза? Что вы! Поджоги машин и торговых лавок, уличные баталии между бандами подростков и полицией - излюбленный сюжет французского телевидения.
Продолжение следует.
Анатолий Гладилин
ПИСАТЕЛЬ