Поделиться
- Александра Ильинична, известно, что авторы знаменитых романов любили колесить по земле. Что их связывало с Беларусью?
- Если говорить об издательской стороне дела, то на фоне повсеместной публикации романов "Двенадцать стульев" и "Золотой теленок" в 1930-е годы в Минске издали только "Одноэтажную Америку" в 1937 и 1938 годах. Возможно, в Беларуси хватало московских и других российских изданий. Зато впоследствии оба романа были напечатаны в Минске дважды - в 1981 и 1983 годах.
- Довелось ли Ильфу и Петрову побывать на белорусской земле?
- Оба писателя - Ильф и Петров - были уроженцами Одессы и очень любили родной город. Тем не менее пару раз удалось соприкоснуться, хотя бы бегло, с белорусской землей. В сентябре 1931 года в Белорусский военный округ на маневры Красной Армии была командирована бригада из четырех человек. В кармане каждого члена бригады лежал литер: "Требование на воинскую перевозку людей. Перевезти одного человеко-писателя". И только один литер предписывал "перевезти одного человеко-художника". "Человеко-писателями" были Илья Ильф, Евгений Петров и Борис Левин, а "человеко-художником" - карикатурист Константин Ротов... 15 сентября все они прибыли в Минск, где на вокзале "листья буфетной пальмы блестят, как зеленая кровля". Ильф придумывает фамилии для близнецов: "Белмясо" и "Белрыба". До начала тактических занятий они побывали в Пуховичах и Осиповичах.
- Какими были творческие результаты поездки в Беларусь?
- На материалах поездки Ильф и Петров написали очерк "Трудная тема", отрывки из которого были опубликованы в московском журнале "30 дней" в сопровождении карикатур Ротова и в газете "Кино". Разумеется, Ильф и Петров выходили подышать воздухом на минский вокзал осенью 1935 года, отправляясь через Европу в Соединенные Штаты. Из записной книжки Ильфа: "Выехали 19 сентября в 10.45 минут из Москвы и на другое утро около 11 оказались в Минске". Проезжали Барановичи, а также станцию Слоним - "родоначальницу всех Слонимов и Слонимских".
- Знаю, в последнее время вы занимались подготовкой к публикации переписки вашего отца Ильи Ильфа с его будущей женой - вашей мамой. Письма писателей, особенно письма такого всенародно любимого автора, как Илья Ильф, - это возможность заглянуть в закадровое пространство жизни. К тому же, кажется, о Евгении Петрове, с подачи его старшего брата Валентина Катаева, известно немного больше, чем о его соавторе.
- Кроме общего творчества, у Ильи Ильфа и Евгения Петрова было много общего: оба из Одессы, оба работали под псевдонимами, оба были женаты единожды. Прелестный образ Валечки Грюнзайд, будущей жены Петрова, возник под пером его брата, Валентина Катаева, в книге "Алмазный мой венец". Любовь Ильфа не описана никем. Все началось в Одессе. Отец его был бухгалтером. Она тоже родилась в Одессе в семье пекаря из полтавских казаков. Их разделяли семь лет и одна неделя. Окончив ремесленное училище, он работал в чертежном бюро, на телефонной станции, на авиационном заводе и на фабрике ручных гранат. Она училась в частной гимназии Александровой. В годы Гражданской войны он служил в красных партизанских частях. Она только-только окончила гимназию. Он стал бухгалтером в легендарном Опродкомгубе - Одесской продовольственной комиссии по снабжению Красной Армии. Она поступает в художественное училище. Его родовая фамилия - Файнзильберг - была трудно выговариваемой, и он берет псевдоним - Илья Ильф (три первых буквы имени и первая - фамилии). А ее просто зовут Маруся Тарасенко.
- Как пересеклись их пути?
- Страсть к литературе увлекает Ильфа в "Коллектив поэтов" - объединение молодых одесских литераторов, куда входили Валентин Катаев, Юрий Олеша, Семен Кирсанов. Верховодил Эдуард Багрицкий. Там, по воспоминаниям Катаева, Ильф читал "нечто среднее между белыми стихами, ритмической прозой, пейзажной импрессионистической словесной живописью и небольшими философскими отступлениями". Марусю любовь к живописи увлекает в "Коллектив художниц". Маруся - хрупкое, мечтательное существо с золотыми косами и классическим профилем, поглощенное изящными искусствами. Может быть, не сразу началась кристаллизация чувства, превратившегося в "сумасшедшую любовь". Только по беглым упоминаниям в переписке можно представить, как это случилось: в октябре 1922 года Ильф впервые дотронулся до ее руки и понял, что любит. Они встречались в ее комнате при художественной студии. Он ей позировал. Ночью они сидели на подоконнике и смотрели в окно. Он читал ей стихи - свои и чужие. От него она узнала о Мандельштаме. Он начал писать ей еще в Одессе. В то время было принято писать письма, писали много и часто.
Ильф - Марусе: Мне нет спасения от шумящего твоего дыхания. Все одно. Вечером в воротах шумит замок, я вхожу. Утром со звоном летит гидроплан, я просыпаюсь. Это ты и это любовь к тебе. Вначале тайная и неразличимая, теперь она стоит поперек моего дня. Нет пощады, в снах, что мне видны, она шумит твоим дыханием. Мне нечего писать, как об этом. Это был ветреный апрель, в соседнем квартале кричали, потом выстрелили, и все побежали, я вздрогнул и вспомнил тебя. Звезды несло ветром, я вспомнил о тебе и засмеялся.
- В своих письмах Ильф был тем же остроумцем, что и в "Двенадцати стульях", или в них проявились какие-то другие черты его характера, души?
- В письмах Ильф совсем другой. Это и понятно: к "Двенадцати стульям" они с Петровым приступили осенью 1927 года, а переписка начинается в январе 1923-го, когда будущие соавторы еще не были знакомы. Любовь - вот главное, о чем пишет Ильф. Из его писем первого или второго года переписки очень трудно узнать, например, хоть что-нибудь о "гудковской" работе. Один раз упоминается Катаев, другой - Юрий Олеша в юмористических ситуациях.
- Известно, что в Москве Ильф был по горло занят газетной работой. Когда же он успевал писать письма?
- Работал он днем, а писал ночью. В московской газете железнодорожников "Гудок" мой будущий отец правит рабкоровские письма, выполняет разнообразные редакционные задания. В столице жилищный кризис. Он ютится сначала у Валентина Катаева в Мыльниковом переулке на Чистых прудах, потом в "Общежитии имени монаха Бертольда Шварца", которое через несколько лет будет описано в романе "Двенадцать стульев" - там поселятся Остап Бендер с Кисой Воробьяниновым. Ильф пишет в Одессу почти ежедневно (вернее - еженощно: другого времени нет), посылает телеграммы, с нетерпением ждет ответов. Его письма полны любви, тоски и одиночества. Следы романтизма революционных лет окончательно исчезают из его писем, сменяясь удивительной простотой.
Ильф - Марусе: Милая моя девочка, разве Вы не знаете, что вся огромная Москва и вся ее тысяча площадей и башен - меньше Вас. Все это и все остальное - меньше вас. Я выражаюсь неверно, по отношению к Вам, как я ни выражаюсь, мне все кажется неверным. Лучше - это приехать, придти к Вам, ничего не говорить, а долго поцеловать в губы, Ваши милые, прохладные и теплые губы...
- Неужели это писал сатирик, один из авторов "Двенадцати стульев", раздерганных на цитаты, заученных наизусть Россией?
- Переписка Ильфа с любимым существом не подходит под общепринятые определения. Все привыкли думать об Ильфе как о сатирике, "родившемся с мечом в руке". Письма рождают образ нежного, ранимого, даже робкого человека. Он так трепещет за свою любовь, так не уверен в ответном чувстве, что поневоле возникает тревога: чем же закончится их роман? Как ни странно, все кончается хорошо. Они женятся, живут счастливо, но недолго (и умирают не в один день). Его письма - любовь в чистом виде. Вам покажется странным, что я не знала об этих письмах. Да, я видела аккуратно перевязанные ленточками одесские письма мамы. На почтовых штемпелях стояли даты: 1923, 1924. Но, поверьте, мне было неловко их читать. О ранних письмах отца я не имела представления. Мама никогда не говорила мне о них. Они принадлежали ей и только ей. Никто не читал их, кроме нее. Если бы ей предложили публикацию, она бы ужаснулась. Я нашла его письма совсем недавно, почти через четверть века после ее кончины, случайно...