Поделиться
Нобелевская премия всегда была окутана некоей завесой таинственности. А что на самом деле происходит за ее кулисами? Об этом рассказывает исполнительный директор Нобелевского фонда, внук душеприказчика Нобеля Микаэль Сульман.
Российская газета: Как на протяжении века "нобелевке" удается оставаться самой престижной среди научных премий?
Микаэль Сульман: Главное условие престижа премии - ее авторитет среди самих ученых. В мире выполняется огромное число научных работ. Как выбрать самые лучшие? Нобелевскому фонду удалось отработать, может быть, наиболее удачный и вызывающий доверие ученых механизм отбора. Но окончательный критерий, конечно, - время. У нас практически нет поводов краснеть за свой выбор. Роль и вклад лауреатов в науку с годами становится только очевиднее.
РГ: И все же, как отбираются номинанты?
Сульман: Ежегодно мы высылаем по 3-4 тысячи писем в самые авторитетные институты и университеты мира с просьбой выдвигать кандидатуры. Получаем ответы примерно на 15 процентов обращений. Затем проводим экспертизу номинантов и в конце концов отбираем лауреатов. Достойных кандидатов тысячи, и за работой всех наши комитеты пристально следят.
РГ: По числу нобелевских лауреатов судят об интеллектуальном потенциале страны. Кто здесь лидирует?
Сульман: До прихода Гитлера к власти лидерами были немцы. Затем значительная часть немецких ученых, спасаясь от фашизма, эмигрировала. Русский царь, не говоря уже о Сталине, сделал, если можно так сказать, большой вклад в развитие американской науки. Многие ученые-евреи, впоследствии ставшие лауреатами премии, были выходцами из царской России.
РГ: Потенциал российской науки непропорционален числу полученных "нобелей". Россия делит восьмое-десятое места с Австрией и Данией. Когда-то Сталин пресек все контакты нобелевского комитета с советской наукой...
Сульман: Да, Сталин сыграл свою негативную роль. Но архивы Фонда выявляют одну любопытную закономерность: россияне своих соотечественников в номинанты не выдвигают. Их имена на премию, как правило, предлагают иностранцы. Например, нобелевский лауреат Илья Пригожин, живший в Брюсселе, писал: обидно, что премию не получили такие выдающиеся ученые, как Гамов, Боголюбов, Зельдович, Колмогоров. Кстати, двух последних он сам номинировал на премию. Если же российские ученые и выдвигают кого-то - то иностранцев. Я не знаю, как это объяснить.
РГ: Может, завистью к чужому успеху?
Сульман: Возможно. Ведь в академических кругах различные школы ведут борьбу за первенство. Но это не только ваша беда. У нас был видный химик Сванте Аррениус, которого в университете Упсалы не признавали. Как член Нобелевского комитета он участвовал в разработке схемы номинирования и настоял на том, что выдвигать кандидатуры могут не только ученые из Швеции и Норвегии. Сам он получил премию благодаря тому, что его кандидатуру предложили иностранцы. Кстати, Рентген, первый лауреат Нобелевской премии по физике, написал письмо в Нобелевский комитет, где просил не давать премию Альберту Эйнштейну.
Но есть и другая тенденция. Из архивов фонда, которые открываются через пятьдесят лет, к примеру, известно, что англичане всегда действовали очень согласованно. Они заранее определяли: в этом году все номинаторы будут голосовать за такого-то кандидата, что должно повлиять на решение Нобелевского комитета. Но вообще опытные эксперты всегда видят, когда номинант действительно заслуживает награды, а когда его лоббируют незаслуженно.
РГ: А много недовольных, уверенных, что их обошли премией?
Сульман: Скандалы, конечно, случаются. Пожалуй, самый шумный вызвала первая премия в области литературы. Тогда 49 шведских писателей во главе с Августом Стриндбергом, написали открытое письмо протеста Шведской академии, когда та вручила премию не Льву Толстому, а французскому поэту-лирику Сюлли-Прюдому.
Были и другие скандалы. Скажем, французы возмущались, когда в 1919 году награду присудили немецкому химику Фрицу Хаберу за синтез аммония из его элементов. Дело в том, что этот ученый разработал еще и газ, который применялся в Первой мировой войне.
РГ: Вокруг завещания Нобеля было много споров. Почему?
Сульман: Завещание не было юридически заверено. Более того, Нобель забыл упомянуть главную фигуру - имя наследника, который и должен был распоряжаться деньгами. Это дало повод некоторым членам семьи Нобелей затеять спор. Король Швеции Оскар II пригласил к себе племянника Альфреда Нобеля Эммануэля и посоветовал ему подумать о своих интересах и унаследовать деньги дяди. "Наверное, бредовую мысль пожертвовать все деньги на премии внушила Альфреду женщина", - добавил король. На что Эммануэля довольно дерзко ответил: он полностью подчиняется воле дяди.
РГ: Правда, что душеприказчиком Нобеля был ваш дед?
Сульман: Да. Душеприказчикам удалось урегулировать многие спорные вопросы. А наследника пришлось "изобрести". Им стал Нобелевский фонд, устав которого и подписал король Оскар II.
РГ: Кстати, в печати были сообщения, что вы якобы получаете деньги из США, поэтому среди лауреатов так много американцев...
Сульман: Это, мягко говоря, недоразумение. На премии и на процесс выдвижения кандидатов расходуются только деньги Альфреда Нобеля. Другое дело, что для снижения рисков мы вкладываем свой капитал в разных странах: в США, в Европе, в развивающихся странах. Раньше инвестировали только в государственные облигации. Но когда средства фонда стали таять на глазах, был изменен устав, и теперь мы можем вкладывать капиталы во все виды ценных бумаг. Ответственность за риски несет правление фонда и я как его исполнительный директор.
РГ: Известно, что средства фонда выросли за годы вашей работы со 180 миллионов до 430 миллионов долларов. Благодаря чему?
Сульман: Еще в 1946 году фонд был освобожден от налогов на доходы, а с 1958 года мы свободны в управлении капиталом. Сейчас в фонде три миллиарда шведских крон. К слову, в нашей администрации работают всего десять человек.
РГ: Премию по одной номинации могут получить не более трех ученых. Не будет ли увеличиваться их число? Ведь во времена Нобеля науку двигали отдельные личности, а сегодня работают огромные коллективы ученых.
Сульман: Академии в Стокгольме все-таки предпочитают награждать именно индивидуальности. Даже когда над идеей работает коллектив в сто человек, начиналось-то все с конкретной личности.
РГ: Премия по экономике - нововведение более поздних времен. Не появятся ли новые номинации?
Сульман: Мы не собираемся дальше расширять количество номинаций. Было много разговоров, почему Нобель не учредил премию по математике. Даже ходил анекдот, будто Нобель был влюблен в одну даму, но его счастливым соперником стал математик Миттаг-Леффлер. Однако в архивах об этом нет ни слова. Скорее, математика просто не входила в сферу интересов Нобеля. Он завещал деньги на премии в близких ему областях.
РГ: А кто решает, кому сидеть рядом с королем?
Сульман: Все расписано Нобелем. Банкетный стол в ратуше накрывают на полторы тысячи персон. Двести мест по традиции отводят студентам. Дама-писательница сидит с королем. Или это почетное место занимает жена старшего лауреата по физике. Атмосфера очень демократичная, что-то среднее между королевским приемом, студенческой вечеринкой и семейным торжеством.
РГ: Как складываются отношения Фонда с российскими учеными и властями?
Сульман: У меня бывает много представителей из России. И я сам регулярно бываю у вас в стране, где когда-то учился. Мой отец долгие годы был послом Швеции в Советском Союзе. С официальными властями ни одной страны мы не поддерживаем отношений. Только с учеными. Иногда нас приглашают на церемонии награждения другими премиями, но мы не можем участвовать, так как очень дорожим самостоятельностью. Поверьте, мы действительно относимся ко всем одинаково. Так завещал нам Альфред Нобель.
Кстати
Издательский дом "Нобелевские лекции на русском языке" завершает работу над уникальной нобелевской энциклопедией, которая будет состоять из пятидесяти томов научных и общественных трудов лауреатов премии с 1901 по 2004 годы.