Тысячу двести сотрудников силовых структур на три тысячи жителей села стали заметны сразу, еще на подъезде к селу. Местные и областные милиционеры, спецназ УИНа, омоновцы и даже морская пехота. В селе шесть магазинов. В субботу в них раскупили даже соль. На прилавках остались только водка и пиво, которые в эту жару и при строгом надзоре начальников оказались никому не нужны. Русская деревня, вечер, а все трезвые.
В местной администрации было не протолкнуться. В кабинет главы села случайных людей не пускали, в половине первого днем начался расширенный сельский сход. Представители местных национальных диаспор, делегация Госсовета Чечни, представители калмыцкого национального движения "Родная земля", чиновники местной администрации во главе с председателем правительства области Константином Маркеловым решали, как жить дальше.
Со стороны все выглядело так, будто родственники приехали в семью мирить подравшихся супругов или разбираться в кухонных ссорах коммунальной квартиры. Причем можно было ожидать худшего, а ругани не вышло. На удивление, все собравшиеся единогласно оценили ситуацию - драма на бытовой почве, которая благодаря нескольким подонкам и неумелым действиям некоторых чиновников чуть было не переросла в межнациональный конфликт. Такую резолюцию и приняли. И ни у кого не возникло особых разногласий в оценке ситуации, ни у чеченцев, ни у русских, ни у калмыков. Все прекрасно понимали, что и как случилось в селе.
Все там ясно в Яндыках, как день. Никаких тайн и недомолвок. Село в основном русское. Кроме них живут татары, калмыки, казахи и чеченцы. С восьмого века нашей эры, когда в этих местах был хазарский каганат, тут проживало много наций и никогда не было межнациональных конфликтов. На сходе все отмечали, что всегда в округе, в том числе и в Яндыках, была высока степень толерантности к пришлым. Не было проблем и с чеченцами, которые еще в советские времена стали приезжать в эти места, в основном скотоводами на чабанские точки и специалистами на железнодорожные разъезды. В Грозном тогда действовал крупный железнодорожный институт, который ковал кадры для всего юга страны.
Проблемы начались с распадом СССР и особенно после первой чеченской кампании, когда из мятежной республики начали приезжать иные кадры. Не видевшая ничего, кроме войны, чеченская молодежь стала беспокоить даже своих соплеменников. То драку устроят, то девушек обхамят. Были даже случаи изнасилования. Короче, все то, что для чеченцев вообще не свойственно. А уж кладбища громить - дикость для национальной чеченской культуры, которая вообще не укладывается в понимание.
Кто знаком с чеченской культурой и вообще жизнью в Чечне, знает, что кладбища не разрушали даже в самый смутный 1997 год, когда в республике было фактическое безвластие. В Гудермесе даже самые отъявленные ваххабиты на русском кладбище не потревожили ни одну могилу. Многие в Чечне помнят случай еще из далекого 1975 года. В селении Галайты Ножай-Юртовского района перед раскопками древнейшего еще языческого кладбища, которые проводил в научных целях доктор исторических наук Муса Багаев, партийное руководство долго разъясняло местным жителям научную важность и необходимость этих раскопок.
А чтобы скакать пьяными по надгробиям и крестам - за это в Чечне исторически полагалось выселение. Выселение полностью соответствует кавказской традиции, это знает каждый в Чечне, и оно всегда являлось самым страшным наказанием для преступников. Причем выселяемому давалось двадцать четыре часа, и он мог идти на все четыре стороны.
Что же полагается за убийство, знает каждый - кровная месть, которая не имеет сроков давности. Может, поэтому на субботнем собрании в Яндыках представители чеченской диаспоры даже слова не сказали против требований сельчан найти и выдать милиции подростков, бесновавшихся на кладбище, и убийцу местного калмыка.
Весь спор разгорелся вокруг требований выселения четырнадцати чеченских семей. "Вы понимаете, что ваши отдельные соплеменники практически всех коренных жителей настроили против чеченцев вообще? Образу чеченца в округе нанесен очень большой урон", - говорили на сходе. Чеченцы, присутствовавшие в зале, соглашались, но с выселением были не согласны. "Нас и так везде притесняют", - отвечали они. "Да никто вас здесь не притесняет. У меня к тебе нет неприязни и к твоим родственникам. У нас не межнациональный конфликт, а попытка заставить кое-кого жить по общепринятым правилам, а не устанавливать свои порядки", - говорил глава русской общины здоровенный Вадим не менее здоровенному чеченцу, главе сельской чеченской диаспоры.
Кто-то из женщин-калмычек, сказал: "Вы посмотрите, у нас в общежитии живет Люда Енина. Родилась и жила в Чечне, а когда ее выгнали, как русскую, поселилась здесь, в селе. Живет на тысячу рублей в месяц с десятилетней дочкой и парализованной матерью. Казалось бы, вот, кто должен чеченцев не любить, и то такого нет".
В конце концов на сходе порешили создать инициативную группу и общенациональные дружины, которые в вечернее время будут патрулировать улицы села, как когда-то при СССР были ДНД.
К Людмиле Ениной мы пошли сразу после окончания схода. Дома встретила ее мать. Хотя домом это назвать трудно. Страшная, обшарпанная ветхая общага коридорного типа. Дверь в комнату Ениных не на замке, открыта. Мать, инвалид первой группы, лежит уже несколько лет. Сама Людмила, некогда техник по самолетам, работает дворником в детском саду. Подавала документы на компенсацию, но ничего не получила. Так и живет в клетушке на тысячу рублей в месяц даже без статуса вынужденного переселенца. Но Людмила теперь боится, что ее и отсюда выгонят - в пятницу, за день до сельского схода возле общаги на новеньких машинах носились молодые отморозки и кричали: "Скоро из Чечни придут боевики и мы все равно спалим село, всех выгоним".
Усталый милиционер с полковничьими погонами, начальник милиции общественной безопасности Астраханской области Борис Лиджигоряев подтверждает: "Было. Ездили вчера горячие головы. Сейчас все в ИВС сидят. 11 человек мы вчера задержали". Борис Очирович, сам выходец из этих мест, три дня кряду провел в селе. В одиночку вставал на пути многосотенной толпы. На вопрос почему не смели, отвечает: "Видимо, помнят меня тут, авторитет остался. Тут бояться надо не калмыков, русских или чеченцев. Воду мутят пришлые".
В прошлом году так же, как сейчас Яндыки, лихорадило соседнее село Зензели. В ноябре 2004 года из Чечни к местному жителю Адаму Магомадову приехал в гости дядя из Чечни Мовсар. Не успел Магомадов-дядя насладиться красотами астраханской степи, как поссорился с местными жителями. При этом просто достал автомат и застрелил двоих - казаха и калмыка. Его искали двое суток даже с вертолетами. Нашли под вечер на берегу речки у костра. Один из милиционеров только раскрыл рот, чтобы крикнуть "руки вверх", как сразу в рот и получил пулю. Второй милиционер скончался от трех ранений в позвоночник. Магомадов-дядя бросился было вброд в реку, но на том берегу его уже ждали. Милиционер, который расстрелял его, до сих пор вспоминает, как трясся, когда нажимал на курок. Астрахань - ведь не Чечня, впервые по человеку целился. А Магомадов, уже корчась на берегу, весь в крови, с перекошенным от злобы лицом кричал оперу: "Бей в голову".
Потом выяснилось, что дядя был активным боевиком из банды Доки Умарова. В Астрахани он должен был взорвать нефтепровод. Теперь в правоохранительных органах опасаются, что и нынешний случай в Яндыках не случайность, а кто-то из пришлых скрытых ваххабитов науськал местную чеченскую молодежь взорвать не нефтепровод, а межнациональные отношения. Но пока - это оперативная информация. А в селе пока - тихо.