Карен Шахназаров - о дефиците идей и ожидании нового Шукшина

Идея в формате

Российская газета: Карен Георгиевич, какова, по-вашему, роль кино в современном российском обществе? Мы столько слышали разговоров о том, что "Америка XX века" сделана Голливудом, что именно Голливуд утверждал американские ценности и воплощал американскую мечту. И был не только "фабрикой грез", но и фабрикой смыслов. Когда мы в 90-е годы обсуждали серьезные темы социального переустройства, то и дело ссылались на американское кино как на носителя неких общественных образцов. Наш советский кинематограф тоже был идеологизирован. А должно ли задавать какой-то идеологический формат современное российское кино?

Карен Шахназаров: Я считаю, что кино не может быть без идеологии. Человек не может существовать без идей. Российское же кино, на мой взгляд, никакой роли в формировании современного российского человека, по-моему, сегодня не играет. Играет американское, мы практически полностью ему отдали наш кинорынок. А наше кино, несмотря на рост кинопроизводства, не влияет на Россию. А в современном мире российского кино просто нет. Нет даже такого понятия. А вот советское кино до сих пор есть. И до сих пор востребовано. То мы продаем его на западное телевидение, то нас просят организовать какие-то ретроспективы. И для современной жизни страны оно имеет значение. Как вы его не ругайте идеологизированным, люди его смотрят.

РГ: Почему мы оказались в таком безыдейном пространстве? Один знакомый продюсер на вопрос "Зачем ты пошел в продюсеры?" отвечал: считаю, что идеи важнее денег.

Шахназаров: Думаю, что с одной стороны, сказалось полное разрушение киноиндустрии в 90-х годах. Сегодня она восстановлена - с нуля. Что же касается всего остального... У нас как-то попросил картины один, сориентированный на русскоговорящую аудиторию телеканал в Эстонии. Мы, естественно, дали. И хотели еще подарить картин 10. А они говорят: мы не можем взять. Оказалось, что у них как страны Евросоюза есть квота на иностранное кино, оно не должно превышать определенный процент. Ну а в Америке вы вообще не увидите не то что российской - французской картины. Все страны в той или иной степени защищают свой рынок. Россия - единственная страна, где нет никаких ограничений на показ иностранной кинопродукции.

РГ: Вы это говорили президенту, пригласив его на "Мосфильм", и Дума тогда ставила вопрос о квотировании, и вся страна обсуждала...

Шахназаров: Квотирование необходимо. Все эти разговоры о том, что вот вы нас опять хотите оставить без мирового кино - это разговоры для бедных. Понятно, что за этим стоят интересы крупных прокатных компаний. Мир квотирует кинорынки.

РГ: Но квоты не дадут идей...

Шахназаров: Согласен. Можно ввести квоты - и что толку? Все равно идей нет. Наблюдается очевидный кризис идей не только в кино, вообще в российской культуре. На самом деле не только в российской... Культура переживает серьезный мировой кризис. Но в конце концов, что нам мировой...

Если говорить всерьез, любое мощное художественное движение возникало тогда, когда в обществе появлялась мощная социальная идея. Христианство ли это, ренессанс ли, протестантство. Как ни относись к социализму, а эта идея давала очень мощный спурт возникновению художественных идей, причем и антисоциалистических, и про - не важно. Сегодня такая сильная социальная идея отсутствует, мы в состоянии поиска. Культуре нечем питаться.

РГ: Мы как-то решили платить гонорар за "идею" газетного номера, за ее разработку. Наши юристы сказали, что это невозможно. Принесли Закон об авторском праве, действительно, вознаграждение за идею не прописано.

Павленок и Саймон

РГ: Мы живем в политизированном обществе и при полном отсутствии политического кино. У нас ведь нет политических фильмов в классическом смысле этого слова. В проектах, которые запускаются на "Мосфильме", не обнаружено политическое кино?

Шахназаров: Нет. Политического кино нет. Но, понимаете, у нас много чего нет. У нас нет детского кино, например. Комедий нет. Музыкального кино.

Может быть, я старею, но я все больше думаю о плюсах старого Госкино. Тебя вызывали и говорили: будешь делать комедию. И - до свидания. Понимаете, у них был план, сидел Борис Владимирович Павленок, который говорил: так, 15 комедий... В результате мы эти комедии, вписанные им в план, до сих пор смотрим. А в Америке Голливуд тоже так работает. Только там не Павленок, а какой-нибудь мистер Саймон набрасывает планы: так, надо снять пять комедий, пять музыкальных фильмов, один блокбастер, не пропустить молодежную тему. А без этого ничего не будет - ни детского кино, ни комедий, ни музыкальных фильмов. Для режиссера снять детское кино - это только морока. Головная боль, а славы никакой. Ты все равно второсортный, на фестиваль тебя не возьмут, даже на российский. Критика напишет в лучшем случае две строчки. А снимать детское кино - это же каторга, там трюки нужны. А снимешь что-то другое - и на 15 фестивалей попадешь, и грант дадут. Меня часто спрашивают, почему музыкальных фильмов не делают. Да мы что, сумасшедшие, чтобы музыкальные фильмы снимать? Я их делал, знаю, что это такое.

РГ: И как эту ситуацию разрешать?

Шахназаров: Тут все-таки без заказа не обойтись. Такие вещи рынок не отрегулирует. Особенно наш.

РГ: Да, но в США господин Саймон - не представитель государства. Откуда же там появляется заказ?

Шахназаров: На мой взгляд, в Америке регулирует процесс и делает заказ истэблишмент. Этот мистер Саймон - он же член Республиканской партии. Уж я не говорю о системе прямых грантов, через фонды. Мы полны иллюзий, что американское кино самоокупаемо. Но в Америке делается больше тысячи фильмов (из них только 150 - в Голливуде), и огромное число из них производится на деньги всевозможных фондов. Что это за фонды, кто за ними стоит - никто никогда до конца не знает, но определенная кинополитика очевидна. Почему у нас никому в голову не приходит дать второму герою в телесериале фамилию Магомедов, например. А посмотрите, как все продумано у американцев, там полицейский либо темнокожий, либо китаец... Почему новости Си-эн-эн и Би-би-си обязательно ведут китаянка, индус, темнокожий. А у нас одна Асет Вацуева... Мистер Саймон сидит в корпорации и все это продумывает. Как у нас чиновник когда-то.

РГ: Но торговля не знает границ и национальных интересов: где деньги, там и выгодно. Так все-таки, по-вашему, бизнес может быть сориентированным в национальных интересах?

Шахназаров: Я лично сталкивался с тем, как некоторые крупные американские компании не хотели у нас работать только по той причине, что считали невозможной помощь политическому сопернику. Хотя экономически это было очень выгодно. Не буду называть эту серьезную американскую компанию, представители которой откровенно признавались: мы не будем у вас работать, потому что считаем, что таким образом будем помогать России.

РГ: Может, они правы?

Шахназаров: По-своему - да. Я только что-то сомневаюсь, чтобы российские бизнесмены исходили из таких соображений.

Сын своего отца

РГ: Ваш отец был, наверное, первым человеком в России, который освоил модную нынче и диковинную в его время профессию, он был первым нашим политологом, политическим консультантом "первого лица" - во второй половине 1980-х-начале 90-х, когда российская политика сильно модернизировалась. Российская политика была частью биографии вашей семьи, что, по-вашему, с нею произошло сегодня? Вы как-то сказали о том, что были готовы сделать политическую карьеру. Но не стали, потому что работать на "Мосфильме" это тоже своего рода политика.

Шахназаров: Нет, я в политике мог бы себя представить лишь гипотетически. Я воспитывался в семье, в которой политической информации было гораздо больше, чем в семьях большинства моих сверстников. Интерес к политике у меня всегда был. Но личный интерес идти в политику... Хотя, конечно, в какой-то степени директор "Мосфильма" - фигура политическая.

Да и вообще любой художник - хочет не хочет - каким-то боком входит в политику.

Я не член никакой партии. В свое время был в КПСС, вступил в последние ее годы, но с тех пор не хочу. Хотя мне предлагали, но уж нет. Однако когда делаешь картину, ты все равно политик. Ты участвуешь в политической жизни. У меня "Цареубийца" вышел в прокат в 1991 году, сразу после путча, и я помню в зале такие баталии, такие крики. Одни кричали:"Сволочи-коммунисты застрелили царя", другие - что-то прямо противоположное.

Что касается политики российской, то мне кажется, что качество политической жизни стало все-таки пониже. Это во многом зависит от количества личностей, присутствующих в политике. Как-то сегодня с личностями не очень.

РГ: А куда делась та политика, которой мы жили в конце 1980-х - начале 90-х, которую делал ваш отец? Ведь тогда политическая реальность модернизировалась на глазах. Куда этот опыт ушел?

Шахназаров: Не знаю. Это сложный вопрос. В 1980-е годы все-таки были очень мощные идеи, например, идея модернизации страны. К ней можно по-разному относиться, я, кстати, не ее апологет, и с отцом спорил, но люди-то верили в это. В модернизацию страны. В демократию. Это были не пустые слова. За этим стояло что-то выстраданное. И это было искренне. А сегодня, мне кажется, в российском обществе нет идеи. Какая у нас идея? Что мы хотим построить?

РГ: А что вы отвечаете своим сыновьям, когда они задают этот вопрос?

Шахназаров: Они, к счастью, еще не задают таких вопросов. Я не очень понимаю, как отвечать на этот вопрос. В такой стране, как Россия, идея не может не существовать... Может быть, Россия - это сама по себе идея. Страна-идея.

РГ: У вас сохранились отношения с Михаилом Горбачевым?

Шахназаров: У нас очень хорошие личные отношения. Я к нему отношусь с большой симпатией. У меня в принципе эмоциональное восприятие людей, а от него всегда исходит ощущение некоей человечности... И это не потому, что с ним была связана судьба отца.

Я думаю, что нам, современникам, вообще очень трудно понять смысл событий, которые мы переживаем. Истинный смысл того, что происходило в России на протяжении последних 20 лет, будет понятен лет через 50.

"Мосфильм" как съемочная площадка

РГ: Вы сделали карьеру от ассистента режиссера до генерального директора "Мосфильма". А возглавили киностудию в такие времена, когда там даже шорника приличного трудно было найти, утрачивались уникальные специальности. Что сегодня представляет собой "Мосфильм" как сообщество профессионалов? Перестали ли наши режиссеры ездить снимать в Прагу или на "Беларусьфильм"? Насколько выгодна съемочная площадка на "Мосфильме"?

Шахназаров: У нас сегодня больше 140 проектов в работе. Но если кто не хочет у нас снимать, это нормально. Есть и такие, кого мы не хотим. Когда к нам обращаются за правом использования марки "Мосфильма", мы обязательно смотрим, что за картина, и кому-то даем, а кому-то не даем свою марку. "Мосфильм" сегодня - это и производственная площадка, и марка. Но "Мосфильм" и в советское время был производством.

РГ: Какие фильмы запускаются творческим коллективом "Мосфильма" сегодня?

Шахназаров: Сейчас у нас в работе три сценария. Один - история Кавказской войны, первой, времен Ермолова, еще до Шамиля. Одна история о времени застоя, о нашей молодости. Ну и еще сценарий с серьезной детской темой.

РГ: Имена авторов - тайна?

Шахназаров: Режиссеров называть не буду, пока идут переговоры. А сценаристы - молодые. Сергей Рокотов, например.

РГ: Вы - продюсер этих картин?

Шахназаров: В принципе, да. Но это не имеет отношения к тому, что я директор "Мосфильма". Я тут, как и все, должен идти в Роскультуру, минкультуры, получать гранты, собирать средства. И могу сделать кино на "Мосфильме", а могу на "Ленфильме".

РГ: Какая сегодня средняя зарплата на "Мосфильме"?

Шахназаров: Примерно 22-25 тысяч. И работает у нас 800 человек.

РГ: Режиссеры в штатном расписании есть?

Шахназаров: Есть. В структуре "Мосфильма" есть как инженерный состав, без которого студия завтра остановится, так и "сектор творческих кадров". Эти люди не получают у нас зарплату, но состоят в штате, а зарплата у них появляется только на проектах, картинах, которые снимают. Так было, кстати, и в советское время. Кино тогда было единственной отраслью, где существовала безработица. Я как режиссер снимал картину, получал зарплату, постановочные, потом 6 месяцев - 66 процентов, а по окончании, если не начинал новое кино, уже ничего не получал. И так могло быть годами. Например, Андрею Арсеньевичу Тарковскому, который снимал картину раз в пять лет, трудно было. Но были режиссеры, которые снимали одну за одной.

Я, кстати, как режиссер тоже состою в секторе творческих кадров. И только когда начинается проект, получаю зарплату. Как и художники, постановщики, ассистенты по актерам.

У нас единственная студия, которая сохранила этот сектор. Другие избавились, это, в общем, чистая обуза с точки зрения экономики.

РГ: Как и студенты-вгиковцы, которые раньше проходили практику на "Мосфильме"?

Шахназаров: Да нет, они и сейчас проходят, но об этом они должны договариваться с продюсером, а не с "Мосфильмом". А продюсеру они часто не нужны. Он снимает на свои деньги, каждая минута на счету, а тут кто-то под ногами. На самом деле во ВГИКе должны быть люди, крайне заинтересованные в практике студентов, как, в свое время фанатично преданная делу, ныне покойная Надежда Павловна Саперова, которая всегда ухитрялась договориться о практике.

Но мы на "Мосфильме" можем похвалиться своей системой образования, у нас - курсы. В отличие от ВГИКа мы учим на них бесплатно. По объявлениям в Интернете к нам приходят и учатся - на художников по костюмам, осветителей, механиков, звукорежиссеров, монтажеров, художников-постановщиков. Даем довольно неплохое и бесплатное образование. Если бы мы этого не делали, не знаю, как бы наша индустрия работала.

Возможность рывка

РГ: Что может взять российское кино - в эмоциональном, художественном, идеологическом плане?

Шахназаров (смеется): Взять кассу или приз?

Я думаю, российское кино, если оно вернется к традициям русской культуры, вернет себе былую значимость. Как советское кино - оно ведь в лучших своих проявлениях следовало традициям русской культуры - внимание к человеку, гуманизм, реализм, образность. Стремление к образности особо отличает русское кино, допустим, от американского. Вклад нашего кино в мировой кинематограф - как раз создание образного кино. Начиная с Эйзенштейна и Довженко и заканчивая Тарковским. В России всегда плохо рассказывали story, в этом сильны американцы. А у нас всегда было стремление к художественному образу. Не случайны такие картины, как "Земля" Довженко, не случайно монтаж был у нас изобретен, это же путь к образному кино: когда сочетание кадров тебе говорит нечто третье.

А на пути копирования у нас не будет успеха. Блокбастеры мы лучше американцев все равно не сделаем.

РГ: А мы разве уже не прошли путь копирования?

Шахназаров: Я считаю, что мы продолжаем копировать. Хотя в некоторых фильмах есть какое-то дыхание современности, и что-то свое, национальное угадывается, чувствуется.

РГ: Фильмы про войну, которые у нас так популярны, - "Свои", "Звезда", "В августе 44-го", "Кукушка", это же во многом возвращение к традиционному кино, к лучшим образцам советского кино.

Шахназаров: Традиция должна развиваться. Я не к тому, что давайте вернемся и будем все делать, как Эйзенштейн или Герасимов, царство им небесное, выдающиеся были мастера. Я за возврат к своему взгляду на вещи. Это можно делать современно, и наверняка родятся какие-то новые формы. Тарковский, на мой взгляд, был немыслим без Довженко и Эйзенштейна, но он все равно был очень своеобразен. Как и Параджанов.

РГ: Многие режиссеры открыто говорят: нет проблем с деньгами, потому что киностудии становятся прачечными по отмыву денег.

Шахназаров: Киностудии нет. Продюсерские группы, возможно, да.

Действительно, сегодня нет такой проблемы: где взять денег на фильм.

В стране очень много денег, и кино на определенном подъеме. Готовы инвестировать в кино даже компании, лидеры которых мало что понимают в нашем деле. Студии начинают строить...

РГ: Кино прибыльно.

Шахназаров: При на 90 процентов пиратском рынке есть, однако, проблемы.

РГ: Чем закончилась ваша операция на Брайтон-Бич по борьбе с пиратством?

Шахназаров: Промежуточный итог пока в нашу пользу, но, чтобы дело дошло до выплат, нужно еще года два. Но это важная для нас победа, в США два миллиона DVD-приемников для русскоязычных зрителей, а во всей России - один миллион.

РГ: Вы не раз говорили о попрании авторского права в кино. А как, по-вашему, с этим можно справиться?

Шахназаров: Я - сторонник жестких методов. На фоне общей расслабленности люблю повторять: посадите человек 10-15, и все прекратится. Останутся 10 процентов - мировая доля - самых рисковых ребят, но массового пиратства не будет. А то сегодня человек, выпускающий пиратскую продукцию, практически ничем не рискует. А наказание в таких случаях действует. А пока я подозреваю, что нелегальную продукцию выпускают многие легальные компании. Часть тиража остается контрафактной.

Искушение зрителя

РГ: Режиссер снимает фильм, в котором ему важен каждый кадр, выстраивает композицию, а потом фильм попадает на пиратский рынок, где все это не важно, что там Шахназаров выстраивал. Может, сегодняшний российский зритель таков, что ему это в самом деле не важно, он изменился, мутировал, трансформировался из любителя в обывателя?

Шахназаров: С одной стороны, вкусы размываются, зритель приучается к некачественному потреблению. И этому способствует, конечно, сериальный поток с низким профессиональным качеством продукции, вплоть до несмыкания губ при озвучивании. Но есть и другая категория зрителей, получивших в новое время доступ к классике и ставших весьма искушенными. Эти люди относятся к кино даже, может быть, и более требовательно, чем раньше. И больше знают.

А кроме того, если людям показывать нормальное кино, они очень быстро научаются отличать его. У моих детей нет никакого киношного воспитания, я их ни к чему не приучаю, они у меня обычные, смотрят американское кино, любят его. И вот смотрим мы телевизор, натыкаемся на "Сталкер" Тарковского, я минут пять посмотрел, хотел переключить, а они мне: "А можно мы посмотрим?" Я ушел, минут через 40 захожу, думаю, что они давно на другом канале - нет, сидят - смотрят Тарковского. А потом мне старший сын на вопрос "Что тебе понравилось?" сказал интересную фразу: "Это не похоже на все, что я вижу". И еще кассету у меня попросили.

РГ: Несмотря на наличие довольно искушенной прослойки, возможно, наше общество и не знает элементарных вещей о кино. Может, завести службу по типу 911 - российского авторского общества? Чтобы, набрав адрес в Интернете, узнать, на сколько фильмов "Мосфильм" держит авторские права. И почему за них, например, не борется Киностудия имени Горького?

Шахназаров: Да они продали свою коллекцию. И "Ленфильм" продал. Единственная коллекция фильмов, оставшихся в стране, - это коллекция "Мосфильма".

РГ: Сколько она насчитывает фильмов?

Шахназаров: Больше 2,5 тысячи названий.

РГ: Родственники с вами не судились за права?

Шахназаров: Мы действуем согласно российскому законодательству. И мы - единственная студия, которая с 1991 года выплачивает вознаграждение авторам, не имея на то никаких юридических оснований. За прокат картин мы выплачиваем сценаристу, композитору и режиссеру. Мы не должны этого делать, более того, подписывая бумаги, я нарушаю закон, поскольку четкого регулирования взаимоотношения авторов у нас нет.

Кино в цифре

РГ: Какое количество из 2,5 тысячи фильмов вашей коллекции отцифровано и есть на дисках?

Шахназаров: Порядка 180-200.

РГ: А есть какие-то специальные маркетинговые исследования на тему, какие из старых фильмов нужно возрождать? В Венеции в этом году будет проходить ретроспектива советских мюзиклов - заказ на их отцифровку поступил из-за рубежа, есть ли у нас такие заказы? Что нужно еще записать на диски, чтобы память о прежней жизни, фильмах, авторах сохранилась?

Шахназаров: Это вопрос сложный, потому что дело дорогостоящее. У нас есть компания "Крупный план", у нее - своя программа перевода на цифровые носители. Но всерьез этим, конечно, должно заниматься государство по причине дороговизны этого дела. "Мосфильм" ведь не бюджетная организация, мы начиная с 1991 года ничего от государства не получаем и все делаем только на свои средства. И мы, конечно, переводим фильмы на цифру медленно.

Все 2,5 тысячи картин нам трудно перевести. Да и коммерческий интерес есть к 300-400 из них, а может быть, и меньше. Мы переводим на цифру около 80 картин в год. Это, может, и немало, но такими темпами далеко не уйдешь. Какие-то картины - типа "Война и мир" - мы просто спасли. Не было исходников, мы потратили 80 тысяч у.е. на ее восстановление. А в "Освобождении" на двух сериях не было фонограммы.

Хотя, строго говоря, это не наше дело, наше дело - производить кино.

РГ: Где вы сами больше смотрите кино - в кинотеатре или на DVD?

Шахназаров: На DVD, конечно. Нет времени на кинотеатры, а так проще.

Место для Шукшина

РГ: Вы говорили о богатстве киноколлекции "Мосфильма", а вам не жалко Музея кино, лишившегося помещения и статуса?

Шахназаров: Мы для Музея кино сделали все, что смогли, приютив его у себя на "Мосфильме". Выделили очень хорошее помещение, сделали ремонт за свой счет, затраты на который нам никто так и не возместил. Мы только не можем обеспечить их хорошими зрительными залами, поскольку они у нас внутри студии.

РГ: Правда ли, что вы сохранили всю свою социальную структуру и у вас бесплатная поликлиника, свой детский сад?

Шахназаров: Да, поликлиника бесплатная для всех, кто работает. И для тех, кто зашел. Честно говоря, когда я стал директором, были у меня в голове чрезмерно радикальные идеи - закрыть "социалку". Но теперь считаю, правильно сделал, что не закрыл.

РГ: Вы - единственная неприватизированная киностудия...

Шахназаров: Да, мы - госпредприятие, но живем на свои, а не на государственные деньги. Я не знаю юридических тонкостей, но, когда я стал директором, я хотел сделать место, где хорошо было бы снимать кино, поскольку я сам режиссер. И у меня идеология на самом деле простая. Я всю жизнь проработал на "Мосфильме", и всегда там была какая-то "лажа", извините. Всегда что-то не то: то камера, то пленка, то звук не сделаешь. И я как режиссер сам себе сказал: надо сделать так, чтобы было все как надо. Вот и все.

А если в стране есть технологическая база - кино будет. Сегодня нет идей - завтра будут. Сегодня нет Шукшиных - завтра придут, если есть место, где Шукшину можно работать.