Камерный оркестр Musica Viva открыл свой московский сезон

На детективной интриге завязаны практически все программы оркестра, бьющие в цель объективного взгляда на культуру и  восстанавливающие в звуковых "правах"  подлинный музыкальный ландшафт композиторских эпох –  от Телемана или Евстигнея Фомина до Шнитке и Саллинена. Слагаемыми стабильного успеха оказываются исследовательский азарт Рудина, методично прокапывающего слои музыкальных архивов, его же способность непредвзято интерпретировать даже отшлифованные временем сочинения в ранге "шедевров" и абсолютное качество оркестра воплощать дирижерские идеи.

Неслучайно для исполнения нестандартных творческих задач – будь то аутентичные эксперименты с классикой или современные европейские оперно-концертные проекты – дирижеры разных поколений – от сэра Роджера Норрингтона до Теодора Курентзиса, останавливают свой выбор на оркестре Musica Viva, давно уже ставшего российским брендом качества и профессионализма. О том, что представит в этом сезоне Musica Viva столичной публике на сценах Большого зала консерватории, Дома музыки и в залах Третьяковской  галереи читателям "Российской газеты" рассказал художественный руководитель и главный дирижер оркестра Александр Рудин:
 
Российская газета/ На открытии сезона Musica Viva в Большом зале консерватории вы представили очередную раритетную новинку: симфонию Антона Эберля, посвященную русскому императору Александру I. Чем объясняется ваша приверженность просветительским идеям?

Александр Рудин/ Я далек от мысли думать, что знаю все, поэтому считаю, что эта часть нашего творчества  просвещает, прежде всего, нас самих: и меня,  и артистов оркестра,  и тех, кто ходит на наши выступления. Мы представили Симфонию Эберля – композитора забытого, но  в свое время широко известного, конкурировавшего по своей популярности с Бетховеном. Одна из его симфоний считалась даже более достойной и имела больший успех, чем знаменитая Третья бетховенская,  которая тоже звучала в нашем концерте. Как известно, эта симфония задумывалась с  посвящением Наполеону. Мы назвали программу "Герои эпохи Бетховена", потому что для музыкантов, это действительно эпоха не Наполеона или Александра I, а Людвига ван Бетховена. Вместе с тем, нужно понимать, что Бетховен, хотя и был громадой, гигантом, возвышающимся над другими композиторами, но все-таки он не был одинокой горой в пустыне. Существовал некий культурный пейзаж  с массой замечательно красивых возвышений и холмов. Вот этот пейзаж мы и восстанавливаем.

РГ/ А насколько внемузыкальный контекст воздействует на музыку и существенно ли отличается история посвящений XVIII-XIX века от коньюнктурной музыки XX века? Скажем, "Здравица" Прокофьева или "Песнь о лесах" Шостаковича, адресованные Сталину, - это то, что Шнитке называл "ложным трагедизмом" или "притворством".

Рудин/ Обстановка и исторический контекст могут меняться, но  во все времена композиторы посвящали свои сочинения тем, кто способствовал им безбедно и безопасно существовать. Коньюнктурное же отношение к жизни может принимать формы очень изощренные. Те же деятели поп-арта не посвящали свои сочинения Брежневу, но они использовали коньюнктурный стиль, который был очень популярным. Коньюнктурно можно использовать и собственные достижения в жизни, и собственное недовольство карьерой.

РГ/С какими интересами связано появление программы  "В турецком стиле", которая будет представлена на сцене Дома музыки?

Рудин/ Эта инициатива исходила не от меня, а от приглашенного дирижера Ховарда Гриффитса. Он человек очень широких интересов и уже исполнял несколько лет назад в Москве с БСО симфонию классика турецкой музыки ХХ века Аднана Сайгуна, очень известного композитора, получившего образование в Европе. Мы сыграем настоящую редкость - никогда не звучавший у нас Камерный концерт для струнных Сайгуна и  Симфонию Гайдна №100, имеющую  заглавие "Военная". В этом произведении, кроме обычного набора инструментов, присутствует турецкий бэнд: большой барабан, треугольник и тарелки, которые ассоциировались во времена Гайдна с турецкой музыкой. В XVIII веке Османская империя  была очень агрессивной, турки дошли тогда до Вены. И у всех было острое ощущение опасности, потому что Константинополь оказался "под боком". Известно также, что при дворе султана в большом почете были европейские артисты, музыканты, художники, писатели, которые специально поехали на Восток. Влияние было обоюдное, и введением в некоторые партитуры "турецких" ударных инструментов мы обязаны турецким военным ансамблям, наводившим в свое время страх  и ужас на европейцев.

РГ/ В одной из программ у вас есть не менее экзотичное сочинение финского композитора Аулиса Саллинена "Ночные танцы ДонЖуанКихота" для виолончели с  оркестром. Этот музыкальный гибрид знаменитых испанских донов - Кихота и Жуана – продукт модной игры культурными цитатами?

Рудин/ Это гротескно-театральная картина Испании. Саллинену удалось скрестить танцевальную музыку с причудливыми звуковыми ночными пейзажами, напоминающими модерново-апокалиптические полотна испанского Пикассо.  И хотя я обычно не играю вещи из разряда  "танго", но здесь все  написано недешево, академично и остроумно. Дирижировать будет испанец Сесар Альварес, учившийся в Московской консерватории и много лет проработавший в России главным дирижером Томского симфонического оркестра. Сейчас вообще много иностранных дирижеров работает в России. Например, Линь Тао, который работал в Саратовском оркестре и в Кемерово, Нойхольд Гюнтер - в Мариинском театре и Екатеринбурге, Томас Зандерлинг в Москве. Сейчас открыты границы, поэтому стал возможен естественный обмен. И некоторые музыканты любят ездить в Россию надолго, причем, очевидно, не за гонорары. Им интересна творческая часть работы, интересны наши оркестры с достаточно богатыми традициями и исполнительской культурой. Наши же организаторы рассчитывают  таким образом привлечь публику: иностранный дирижер –  это и  определенная экзотика, и свежий взгляд, и возможность развивать европейские контакты. Можно сказать, что  времена просветительской эпохи, когда при Екатерине II в России работало много музыкантов-иностранцев, возвращаются.