Но все не так просто. Уже много лет приходит в упадок другой шедевр конструктивизма - дом Наркомфина. Общественность негодует, но денег на почерневший от времени дом не находится. Так и торчит такой гнилой зуб между американским посольством и Новинским пассажем.
Та же участь наверняка ожидала бы и дом Мельникова, если бы сенатор Гордеев не вложился в него собственными деньгами. Он создал прецедент: оказалось, что конструктивизм - это жутко модно, это предмет собирательства, это стоит денег. И если вслед за домом Мельникова другие наши довольно немногочисленные конструктивистские здания найдут своих попечителей, это будет чудо.
В культуру пришло новое поколение управленцев. Закаленное в бизнесе, без материальных проблем, с менеджерским подходом и одновременно с обостренно понимаемой культуртрегерской миссией. Наверное, это хорошая новость. С Сергеем Эдуардовичем Гордеевым встретился корреспондент "Российской газеты".
Российская газета | Сергей Эдуардович, вы не расскажете о себе, кто вы, из какой семьи, когда вы увлеклись архитектурой?
Сергей Гордеев | Я из простой московской семьи, учился в обычной средней школе на Юго-Западе, увлекался фотографией, поэзией, театром. Но к архитектуре интерес появился гораздо позже. Он связан с огромной эмоциональной реакцией от готической архитектуры. Я ею очень увлекся, начал собирать библиотеку о ней, целенаправленно посетил самые знаменитые соборы. В какой-то момент в круг моих архитектурных увлечений попала классика XX века - Ле Корбюзье и Франк Ллойд Райт. От них было совсем близко до русского конструктивизма. В нашей истории по масштабу дарования и универсальности подхода с Райтом сопоставим Мельников. Так я нашел ключевую фигуру, которой и решил вплотную заняться.
РГ | А что значит "заняться"? Книги читать? Я сама их когда-то читала. Не могу сказать, что это увлекательное занятие...
Гордеев | Правда? Те, что попались мне, были очень увлекательные. К тому же книг о Мельникове всего несколько: Хан-Магомедова, Стригалева, еще американца Фредерика Стара. Конечно, я не только читал книги, но и смотрел работы, общался с наследниками. И у меня возникла идея - создать музей дома Мельникова. Я познакомился с сыном архитектора - Виктором Константиновичем. Полгода у меня ушло на то, чтобы разобраться в многочисленных тяжбах между наследниками, которые шли на протяжении 20 лет. А в декабре 2005 года по просьбе одной части наследников я приобрел половину дома и начал работать над тем, чтобы претворить идею создания дома-музея в жизнь.
РГ | Тем не менее реакция прессы была бурная. Думали, что вас интересует участок земли в центре. Как вы ко всему этому отнеслись?
Гордеев | Меня удивило, что журналисты поленились задать все вопросы лично мне. Было ощущение, что им хотелось сенсации, жареных фактов. Потом передо мной извинялись. Никакие другие варианты использования здания, кроме как создать в нем дом-музей, не рассматривались.
РГ | Что изменилось за 2006 год?
Гордеев | Виктор Константинович завещал одну четвертую часть дома государству на определенных условиях. Некоторые из них очень спорны. Например, он хотел, чтобы в доме был музей отца и сына Мельниковых. Я считаю, это не вполне корректно по отношению к архитектуре. Это должен быть музей именно дома. Мемориальный, с вещами архитектора, с картинами, в том числе и сына архитектора, но только теми, что в нем находились при жизни Константина Степановича. Музей, не перегруженный никаким другим содержанием.
В мире есть несколько аналогов. В Лондоне - Соун Хаус архитектора Джона Соуна. Там сделали музей еще в XIX веке. В Америке - поместье Талиесин, где жил Франк Ллойд Райт, дом-студия Рудольфа Шиндлера в Лос-Анджелесе.
Уже существует музейный формат: если архитекторы строили себе дома, то во многих странах впоследствии в них создаются музеи домов этих архитекторов. Например, музей дома Франка Ллойда Райта. В нем полностью сохранена вся мемориальная обстановка, экскурсии проводятся больше с образовательной целью, поскольку для интересующейся публики, для архитекторов интересен сам формат дома-мастерской.
Архитекторы часто говорят такую фразу: "Великие здания - это означает, что были великие клиенты". Потому что в процессе строительства всегда возникает огромное количество компромиссов. Постепенно везде все ужимается. Помните, как в "Иронии судьбы...": проходит проект согласование - в результате шагают безликие здания. Поэтому для архитектора самое важное - хороший клиент. А в доме архитектора клиент и архитектор совпадают, поэтому дома архитекторов - события исключительные. Не на кого свалить что-то: это чистое выражение того, что архитектор хочет сделать.
В конце прошлого года мною был создан некоммерческий фонд содействия сохранению культурного наследия "Русский авангард". В его попечительский совет согласились войти директор Эрмитажа Михаил Пиотровский, директор фонда С. Гуггенхайма Томас Кренц, исследователь русского архитектурного авангарда академик Селим Омарович Хан-Магомедов, заместитель директора Третьяковской галереи Лидия Иовлева и заместитель директора Русского музея Евгения Петрова. Цель фонда - способствовать сохранению русского архитектурного наследия, в том числе и дома Мельникова.
Сейчас фонд занят согласованиями концепции музея с родственниками, с министерством культуры и массовых коммуникаций. Мы работаем в тесном сотрудничестве с Музеем архитектуры, с наследниками К.С.Мельникова, обращаемся на эту тему в правительство.
Фонд провел экспертизу грунта и несущих конструкций дома Мельникова. Там есть тревожные изменения, и все они связаны с соседними стройками. Совместно с ГАИ мы ограничили парковку перед домом.
РГ | А что представляет сложность помимо согласований?
Гордеев | Хрупкость здания. Если делать там музей, то надо рассчитывать способность его несущих конструкций. Например, Соун Хаус ежедневно посещают 200-300 человек. Дом Мельникова с самого начала не был приспособлен под такой поток гостей. Возможно, придется радикально укреплять конструкцию. Нужны специалисты по научной консервации модернистских зданий. В России таких нет. Скорее всего их придется приглашать из Англии или Германии, где накоплен определенный опыт в реализации подобных проектов.
Еще надо создать правильную управляющую структуру. Самый оптимальный вариант, я считаю, передать все права на дом Мельникова специальному трасту, который может быть создан и с государственным участием. Но передать все государству надо лишь когда проект полностью реализован, музей работает, его структура и программа ясны. И самое главное, что это музей современного европейского уровня. Чтобы людям было его приятно и комфортно посещать.
РГ | Что еще делает фонд помимо реставрации?
Гордеев | Собираем архивы русских архитекторов XX века. Фонд приобретает конкурсные проекты, рабочие чертежи, а также личные архивы - переписку, дневники. Сейчас в нашей коллекции работы Леонидова, Мельникова, Алексея Щусева, Ивана Жолтовского. Задача фонда - сделать это наследие доступным молодым российским архитекторам, в том числе и через Интернет, чтобы оно стало частью образовательных программ.
Мы хотим, чтобы те, кто сегодня учится, впитали этот культурный пласт и их проекты были созвучны с архитектурой 20-х годов прошлого века, - периода, когда советская архитектура была интересной и, несомненно, самой передовой в мире.
Фонд собирает советскую архитектурную периодику 1920-1930-х годов - журналы "Советская архитектура" и "Современная архитектура", "ЛЕФ", "Юголеф", "СССР на стройке", различные ежегодники. Все, что можно будет оцифровать, мы выложим в бесплатный доступ в Интернете. Возможно, что-то переиздадим. И в будущем откроем библиотеку.
Еще есть издательская программа. Она заключается в издании книг по истории архитектуры советского авангарда. Из запланированных книг три уже выпущены, в том числе и переиздана монография С.О.Хан-Магомедова о Мельникове. Фонд также принимает участие в проекте Федерального агентства по культуре и кинематографии по подготовке Русского павильона в Венеции к очередной биеннале современного искусства.
РГ | Вы многие свои проекты планируете в Сети. Это такой модный сейчас феномен "Интернет-2", когда все в свободном доступе бесплатно. Какую-то выгоду вы собираетесь из своей деятельности извлекать?
Гордеев | Нет. Я рассматриваю это с точки зрения государственной выгоды. Опыт 1990-х показал, что правильная реализация культурных проектов может быть очень выгодным государственным делом. Все началось с музея Гуггенхайма в столице басков городе Бильбао. Мятежная испанская провинция, провинциальный город - ничто не могло привлечь туристов и инвесторов. На строительство музея потратили около 100 миллионов долларов. Он окупился за три года благодаря налоговым поступлениям. Бильбао стал туристической Меккой, ежегодно его посещают миллион человек, 90 процентов специально приезжают для этого из-за границы. Так что, если правильно искусством управлять, можно улучшить имидж страны и повысить ее инвестиционную привлекательность.
В январе 2007-го я был на презентации музейного комплекса в Абу-Даби. На острове Саадият (острове Счастья) построят четыре музея, концертный зал, который проектирует Заха Хадид, и павильоны для бьеннале современного искусства. Здания музеев проектируют звезды архитектуры: Жан Нувель, Тадео Андо, Фрэнк Гери. Бюджет проекта - 1,5 миллиарда долларов. "Оператором" Музея классического искусства выступит Лувр, уже подписано 20-летнее соглашение. Лувр будет представлять в Абу-Даби семь французских музеев.
РГ | В России найти полтора миллиарда на музей нереально. Где же выход?
Гордеев | Наш фонд на днях переезжает в ДК "Буревестник" на 3-й Рыбинской улице в Сокольниках. ДК построил в 1930 году Константин Мельников. Не так давно в нем проводилась реконструкция, но не совсем корректная по отношению к первоначальному проекту. Но здание в хорошем состоянии, и, я думаю, мы постепенно приблизим его к первоначальному мельниковскому проекту, постараемся создать там атмосферу, задуманную Мельниковым.
Мы хотим сделать "Буревестник" местом для профессионального сообщества и людей, интересующихся русским архитектурным авангардом. Там будут галерейное пространство, лекторий, библиотека, кафе. Это будет место, куда заинтересованная публика могла бы приезжать и общаться. Возможно, мы откроем там постоянную выставочную площадку совместно с МУАР или музеем Гуггенхайма, или венским музеем прикладного искусства МАК.
РГ | Посвящая столько времени русскому авангарду, вы наверняка уже "породнились" с его героями, с теми, кто тогда их и творил. Кто из легендарных архитекторов вам более близок в человеческом плане?
Гордеев | Константин Мельников. И не потому, что мы сейчас делаем его музей. Все, что Мельников в жизни сделал, было его личным мнением, его высказыванием, у него собственный взгляд на все. Например, он говорил, что Палладио - плохая архитектура, хотя в сталинскую эпоху перед Палладио все преклонялись. Очень хочу, чтобы те, кто придет через некоторое время на экскурсию в дом-музей Мельникова, почувствовали обаяние гениального архитектора, всю силу его индивидуальности.
РГ | У вас есть миссия?
Гордеев | Было бы очень хорошо, если бы мы с моими коллегами из Совета Федерации и фонда "Русский авангард" смогли поспособствовать развитию современной российской архитектуры, чтобы через 10 - 20 лет наши архитекторы вышли на международный уровень и конкурировали с западными мастерами на равных. Чтобы они могли строить по приглашению в зарубежных странах.
Беседовала Ольга Бондаренко