Поделиться
Российская газета: Чем вас заинтересовало самое "смутное время" в истории России?
Ариф Алиев: Меня интересуют все эпохи - и современность, и Великая Отечественная война и даже, скажем, времена Кубинской революции; вот и сейчас затевается новый проект: "Рюрик". А с предложением сделать фильм о 1612 годе ко мне обратился режиссер Владимир Хотиненко. Ведь существует праздник - 4 ноября, который не то чтобы непонятен народу, но еще не укоренен в сознании. И чтобы он укоренился, надо снять не один фильм, написать не одну пьесу, роман и повесть. К этой исторической точке искусство обращалось крайне мало: есть пьесы Хераскова и Булгакова, два романа (один из них - "Юрий Милославский" Загоскина / Хлестакова) и фильм "Минин и Пожарский", который не понравился Сталину (да и зрителям тоже), и его почти не показывали. Вот если бы предложили делать фильм о начале Смуты или о Борисе Годунове, или о Самозванце, то на этот счет писатели постарались, Александр Сергеевич указал нам путь. Но праздник напоминает о другом: о конце Смуты, о возрождении российской государственности.
РГ: Расскажите подробнее: слова "1612 год" действительно мало говорят людям.
Алиев: Между тем эта дата праздновалась в России более ста лет. 1612 год - единственное время в истории России, когда не было ни столицы, ни регулярного войска, ни даже церковной власти - в начале 1612 года голодной смертью умер Патриарх. Я читал один иранский источник в 1611-1612 годах Россия как государство даже не упоминалась. Ее не было - круглый ноль. Представьте: нет власти, по разоренной Москве бродят интервенты, наемники, разбойники, шайки, называвшие себя казаками. И вдруг - чудесное возрождение России: народ под руководством Минина и Пожарского сам переломил эту ситуацию, и к концу 1612 года появилась столица, войско, выбрали царя (из десятка претендентов), поляки были изгнаны. Причем я бы здесь сделал оговорку: в польской историографии считается, что это были всего лишь польские авантюристы. А еще точнее - некий интернациональный сброд. В Польше тогда тоже отсутствовала сильная централизованная власть, она сама распадалась на части, и король Сигизмунд был противником нападения на Россию. Иными словами, Смутное время распространялось на огромные территории Европы.
РГ: Внедряясь в тему, какими источниками вы пользовались?
Алиев: Вы знаете, сюжет такая вещь - он на дороге не валяется, и в книжках его не прочтешь. Его должен придумать сценарист. Это моя профессия - придумывать сюжет, и только потом на него что-то наращивать.
РГ: И все же этот ваш сюжет должен улечься без зазоров в некую историческую реальность. И эта реальность должна быть показана более или менее правдиво - разве не так? Где вы черпали представления об изображенной в фильме эпохе?
Алиев: О Смутном времени историками написаны толстенные тома. Много польских источников. Все это выложено в Интернете - бери и пользуйся. Однако при внимательном прочтении выясняется, что историки путаются в ими же самими признанных фактах и датах, и непредвзятому читателю становится понятно, что огромный массив документов или уничтожен, или сфальсифицирован, или перевран в угоду той или иной исторической конъюнктуре. Дело не в этом. Кроме нескольких дат и кратких жизнеописаний сценаристу взять из массива нечего. Это уже потом вступают в дело консультанты, работает режиссер, художник, они начинают делать эскизы декораций, выбирать оружие, уточнять детали одежды, интерьеров... Но это уже не моя работа. В духовном понимании Смутного времени и его причин мне помогла книга ныне покойного митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна "Самодержавие духа", очень советую прочитать - и не только те страницы, которые касаются Смуты.
РГ: В каком жанре вы хотели разрабатывать эту тему для начала?
Алиев: Мы хотели делать нечто вроде "Князя Серебряного".
РГ: До этой премьеры вы уже смотрели картину?
Алиев: Нет. Это сейчас такая практика: не показывать сценаристу ничего - ни рабочий материал, ни готовое кино.
РГ: Из интервью режиссера ясно, что он в сценарии многое переработал.
Алиев: В таких сложных фильмах без этого нельзя. Наша система кинопроизводства держится на диктатуре режиссера. Мне-то кажется более правильной американская модель: в последний день перед съемками работа над сценарием заканчивается. Но у нас сознание анархическое...
РГ: Творческое...
Алиев: Творческое - это в Америке: там делают кино, которое весь мир смотрит. А мы все время ищем какой-то свой путь: актер что-то предложил, оператор, художник... И возникает какая-то новая сцена, а старая, в которой был весь смысл, из фильма вылетает просто потому, что он не резиновый. Я считаю это неправильным, хотя отношусь к этому спокойно и с пониманием. Но когда-нибудь мы дорастем и до того, что будем работать, как в Америке.
РГ: Можно ли понимать все это так, что на премьере к вам полностью относились слова песни "Весь израненный, он жалобно стонал"?
Алиев: Нет. Если кто хочет узнать полную авторскую версию - пусть читает роман, он напечатан одновременно с фильмом. А картина мне понравилась. Я считаю ее грандиозным событием в нашем кино. Впервые за очень небольшие деньги сделан фильм на таком постановочном уровне. Впервые так впечатляюще снят штурм крепости - это надо видеть на большом экране! Крови очень много - была такая установка: в Смутное время люди умирали в больших количествах. И кровь без фальши и пошлости. Так что за короткий срок получен качественный, достаточно эмоциональный продукт. Это первый шаг...
РГ: ...К тому, чтобы сделать настоящий блокбастер или настоящий исторический фильм?
Алиев: У нас вечно придумывают слова, которые только затуманивают смысл.
РГ: Блокбастер - это постановочный размах, шлягерный сюжет и расчет на очень массовую аудиторию. Вполне точное определение. Так что собой представляет фильм - историческое полотно, эпос, любовная история?
Алиев: У нас нет, к сожалению, мифов о Смутном времени. Американское кино постоянно работает на мифологии. И вся история Штатов - это правильно и на долгие годы вперед структурированные мифы. Индейцы, колонисты, борьба за независимость, Вторая мировая война - цепь понятных каждому, даже неграмотному, мифов. Со Смутным временем и возрождением России для русского человека никаких мифов не связано. Никаких опознавательных знаков, кроме памятника Минину и Пожарскому. Поэтому фильм как первопроходец вынужден тратить много экранного времени на то, чтобы просто ввести зрителя в суть событий. И первые минут двадцать - это попытка хоть что-то рассказать о том времени. О царевиче Владиславе, например, и образованные люди ничего не знают. Что в 1611 году присягали пустому трону! Сын короля Сигизмунда царевич Владислав побоялся приехать в Россию. Ему предлагают: "Владей нами!" - а он не приехал! Все это приходится рассказывать, описывать - вводить в курс.
РГ: Кто же стал главным героем картины?
Алиев: В Смутное время нет готовых героев (и не спорьте: реальный князь Пожарский тоже не годится на главную роль в фильме) - потому оно и смутное. Поэтому герой придуман: просто юноша-холоп.
РГ: Сейчас принято делать телевизионные варианты кинофильмов.
Алиев: Сериал будет. Снято много сцен и даже эпизодов, которые туда войдут.
РГ: Давайте подытожим: какова все-таки тема фильма?
Алиев: А какова тема "Трех сестер" Чехова?
РГ: "В Москву, в Москву..."
Алиев: Да: "В Москву, в Москву..." - вырваться из замкнутого круга. Тему "1612" я для себя сформулировал так: во времена самозванства колесо фортуны вертится быстрее - сегодня царь, завтра червь. Сценарий и роман я структурировал, представляя вращение колеса: холоп, бурлак, рында (оруженосец), кабальеро (испанский дворянин), царь и снова холоп - все это состояния нашего героя, простого русского парня Андрея.
РГ: Фильм можно считать государственным заказом?
Алиев: Наверное, это заказ продюсеру. Если вы побываете в Луксоре и проникнитесь древнеегипетской архитектурой и кое-что прочитаете, то удивитесь тому, в каких строгих рамках творили архитекторы. Все пропорции устанавливались заказчиками. Храмы появились в рамках заказа. При этом они рациональны, гармоничны, эмоциональны. Так что рамки художнику - помогают. Если их нет - получается в лучшем случае Уорхол или "Черный квадрат". Для зрительского кино это смерть.