Поделиться
Российская газета: Месье Дрюон, во Франции немало писателей с российскими корнями, добившихся признания. Это и вы, и недавно ушедший Анри Труайя. А в году, по-моему, в 1995-м самый престижный литературный приз - Гонкуровскую премию - получил за свой написанный на французском роман эмигрант последней волны - забыл его фамилию.
Морис Дрюон: Макин, его зовут Андрей Макин.
Этика и литературные негры
РГ: Как вы думаете, почему такое происходит в вашей стране, совсем не бедной на таланты? Это что, взаимопроникновение двух литератур или, быть может, необычайный дар сугубо российского происхождения, который проявляется где-то на уровне генной системы и неважно в какой стране?
Дрюон: Я бы сказал, что между нашими двумя литературами существует явная, пусть некоторым образом и мистическая, связь, а возможно, даже и взаимопроникновение. Скажу, что, по крайней мере, связь между двумя культурами совершенно очевидна. Они живут уже долгие века в постоянном согласии. Эти школы отличаются любопытством, поиском доказательств, тщательностью, выписанностью персонажей. И все это отличает русских, эмигрировавших во Францию и в XIX, и в XX веках. Видно, это действительно в крови. По крайней мере, это доказывается и на примере Макина, относящегося к четвертой или, может, уж не знаю какой по счету - пятой? - волне эмиграции. Но здесь, мне кажется, проявляется и определенный феномен взаимообогащения, культурного обмена.
РГ: Хотел бы обратиться к современной русской литературе, в которой иногда происходят необычные вещи. У нас появились писатели, порой неплохие, поражающие фантастической по сравнению с вами, а может, даже и с Дюма, плодовитостью.
Дрюон: Ну-ка, ну-ка.
РГ: Бывает, что одна писательница издает по десять-двенадцать произведений в год.
Дрюон: Нет!
РГ: Да! Но, как правило, это книги, близкие к детективным. По силам ли одной, пусть и талантливой даме выдать на-гора такую рекордную продукцию? Скорость прямо-таки пулеметная.
Дрюон: А почему нет? Мы упоминали о Дюма, писавшем со всей немыслимой скоростью. Сейчас бы сказали "на пятой передаче". Но у него были и помощники.
РГ: У нас их именуют литературными неграми.
Дрюон: И у нас тоже. Думаю, и те самые современные ваши писатели прибегают к их помощи. Они ничего не изобрели.
РГ: А как смотреть на это с точки зрения этики?
Дрюон: Я бы говорил здесь не только об этике, скорее о качестве. И если в результате получается великолепная работа, то им мое "браво!". А если выходит плохо, то и говорить не о чем.
РГ: Месье Дрюон, отвлечемся от большой литературы. За то время, что мы говорим с вами, вы не выпускаете сигареты. А на подушечке, лежащей на диване, на который любезно усадила меня ваша жена, надпись: "Если я не смогу курить на том свете, то мне нечего делать даже в раю".
Дрюон: И я полностью с этим согласен.
Что не смогли изменить цари?
РГ: Вы в свои годы находитесь в прекрасной форме, несмотря на такую любовь к сигарете. Есть ли здесь какой-то секрет, какой-то рецепт, который позволяет дер-жаться вот так бодро? В нашей стране средняя продолжительность жизни представителя нашего с вами пола - 58, теперь 59 лет.
Дрюон: Секретов нет. Просто делайте то, что нравится. Но давайте лучше о России. Все-таки в последние годы у вас явно полегчало. Но не для тех многих, кто живет в сельской местности. И здесь мне видится несколько причин, осложняющих крестьянское существование. Во-первых, в России всегда было нелегко делать что-то доброе и хорошее для крестьян. Я прошу, чтобы никто не обижался за эти мои несколько критичные суждения, но, как мне кажется, в России крестьянство всегда отличалось определенной ленцой.
РГ: Вы так думаете?
Дрюон: Именно так. Климат исключительно суровый. Где еще в Европе отыщешь такие длинные холодные зимы? А летом жуткая жара. Как это не может оказывать влияние на людей? Иногда все усилия уходят на то, чтобы заработать денег на литр водки, выпить ее и после этого забыться во сне... Я не хочу быть судьей или тем более осуждать кого-либо. Но это старинные атавизмы, которые еще изживаются и постепенно уйдут. К тому же России всегда требовался мощный авторитет власти. Вам скажут и подскажут. Разве три века правления династии Романовых могли пройти бесследно? Именем монарха, вождя, в деревне правили представители власти. А потом последовали еще и 70 лет коммунистического режима. Но ни цари, ни коммунисты упорную крестьянскую психологию не изменили. Трудолюбивее они не стали.
РГ: В одной из ваших статей я прочитал, что вы считаете, что Россия нуждается в сильном лидере.
Дрюон: Русский темперамент таков, что ему требуется могучая власть, иную он не признает и не уважает.
РГ: Вы полагаете, что это особая отличительная черта моих соотечественников?
Дрюон: Да такое почти во всех странах, только в разной степени. У вас - в значительной: есть кто-то, кто решит все и за всех. И люди получают от этого некое удовлетворение.
РГ: А когда вы несколько раз встречались с нашим президентом, вы эти темы затрагивали?
Дрюон: Мы говорили о политике, о литературе и, конечно, о лошадях.
РГ: О лошадях?
Дрюон: И очень много. Мы оба их очень любим.