Фото автора на обложке в стиле Родченко, оглушительные рекомендации от Гюнтера Грасса и Дмитрия Быкова на заднике книги, список премий молодого еще писателя: "Русский Букер", "Национальный бестселлер". Нехитрый, но безотказный рекламный набор.
В литературной моде нынче красивые и брутальные. Не интеллигентские хлюпики 60-х и не "девятирасты", как называли поколение 90-х годов. В моде реальные литературные пацаны. Прошедшие Чечню, работавшие вышибалами, побывавшие в революционерах, но не павшие, не сломавшиеся, не скатившиеся ни в декаданс, ни в "достоевщину". Веселые, стильные, но не стиляги. Крутые, но без быковства. Пьющие водку с пивом, но не испытывающие похмелья. Стилистически точные, как выстрел, говорящие правду в лицо, но не без изящества.
Всю эту ересь я говорю, разумеется, не всерьез. Потому что если бы это было всерьез, я бы вообще о Прилепине не говорил. Но это тот образ, который сегодня возникает в связи с ним. Именно в связи с ним, потому что образ этот носится в воздухе. Этот псевдоидеал возник в результате чудовищной раскачки умов и нравов в 90-е и резкой попытки их стабилизации в начале двухтысячных. В этом перепаде общественных температур просто обязан был возникнуть образ Захара Прилепина, который обозначил бы собой связь времен и показал кузькину мать и тому, и другому времени. "Что, пацаны, хреново? Ничего, будем жить..."
Но, повторяю, все это не имело бы к литературе никакого отношения, если бы... Если бы Прилепин действительно не был так талантлив. Причем органически талантлив и вместе с тем прекрасно литературно образован. Красивых и брутальных сейчас навалом. И среди нацболов, и среди "нашистов". С внешностью у них все в порядке. С творчеством как-то плоховато.
Захар Прилепин громко прозвучал романами "Патологии" о Чечне и "Санькя" о молодых революционерах. Затем вышла книга рассказов "Грех", и вот новая книга "пацанских рассказов" - "Ботинки, полные горячей водкой". Конечно, лучше было бы наоборот: сначала рассказы, потом - романы. Прилепин засуетился, "зачастил", потому что издатели и премии ждать не любят: им подавай по книге в год, а лучше - сразу по две. Но все равно последняя книга Прилепина - это литературное событие. Именно литературное.
Прилепин - новый "кларист". "Акмеистами", а затем "кларистами" называли себя поэты начала ХХ века, группировавшиеся вокруг Гумилева, а потом Кузмина. Claris - лат. "ясный". В "кларизме" изживал себя символизм, слишком возвышенный, слишком заумный. В Прилепине изживает себя постмодерн - всеядный, но пустой и бездушный. Прилепин - это веселый ответ на нудотину концептуализма, на все эти бесчисленные рубинштейновские "карточки" и бесконечные сорокинские "кишки". Однако и традиционалистов Прилепин не порадует. Нет в нем ни милой нашим сердцам духовности, ни рыданьица по поводу затопленных деревень.
"Я жестокий. Черствый и ледяной. Я умею соврать, сделать больно, не чувствовать раскаянья. Я получаю по заслугам, получаю по каменному лицу; но там, где должен быть камень, уже глина, и она ломается, осыпается, оставляет голый ледяной остов. И только одна жилка живет на нем и бьется последней теплой кровью".
Эта последняя жилка - любовь к жене и дочке, к друзьям, которых мало, к детству, к своей деревенской бабке, к солнцу, к дождю... Это последнее настоящее, что можно любить не думая и не стесняясь.
Писать об этом красиво и нежно.
"- Дочка моя, не плачь никогда".
Это герой говорит дочке, не себе.