01.12.2008 06:00
    Поделиться

    Алексей Рыбников: Ходить на свои премьеры для меня испытание

    В концертном зале "Мир" состоялась премьера новой версии "Звезды и Смерти Хоакина Мурьеты".

    Много лет подряд первая отечественная рок-опера с аншлагами шла на сцене Театра "Ленком", а двойной диск с ее записью считался раритетом на "черном рынке". В знаменитой постановке играли еще Александр Абдулов и Николай Караченцов... Теперь, после 12-летнего перерыва, композитор и продюсер Алексей Рыбников решил восстановить "Звезду и Смерть Хоакина Мурьеты" уже с новыми исполнителями и современными рок-аранжировками. А накануне премьеры приехал на "деловой завтрак" в "РГ".

    Российская газета: Культовый спектакль "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты" стал прорывом в рок-музыке и драматургии середины 1970-х. Почему вы решили его возродить: это будет реанимация спектакля, повторение или абсолютно новая версия?

    Алексей Рыбников: Это будет новая постановка. Ставят же Чехова 150 раз, Шекспира. И с каждой новой постановкой понятно, почему она делается: чтобы произведение существовало и в таком виде. Тем более что "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты" не идет в Москве уже 12 лет. И люди обращаются ко мне с вопросом: "А почему бы ее не возродить?" Подобные мнения я читал и на форумах в Интернете. Есть даже фан-клубы "Звезды и Смерти", которые слушают старую пластинку, обсуждают ее. Подключается и молодое поколение, которое не застало старый спектакль. Я даже был удивлен накалом страстей, который возник вокруг премьеры, особенно острые споры вызвали новые исполнители главных ролей.

    "Бритоголовых" на сцену не пустили

    РГ: Время и мода сильно повлияли на новую постановку легендарной рок-оперы?

    Рыбников: Да, теперь она стала жестче и звучит действительно как рок-опера. В Театре "Ленком" все-таки играли и пели драматические актеры, пусть и такие изумительные, как Абдулов и Караченцов. Они брали в руки микрофон и, маскируя его, передавали друг другу - чтобы из зала не было видно... Теперь появилось много возможностей для того, чтобы "Звезда и Смерть" прозвучала в том варианте, в каком была задумана. Но на всех репетициях я вел борьбу и за то, чтобы рок-опера оставалась живым спектаклем. Потому что иначе музыка может задавить человеческую личность. А я не хотел, чтобы герои и их судьбы растворились в звучании мощностью 50 киловатт.

    РГ: Сейчас режиссеры нередко перестраивают сюжеты под "злобу дня". И вам предлагали?

    Рыбников: Да уж один режиссер советовал: "А давай-ка сделаем так, что Смерть будет положительной? Ведь она же "по-доброму" предупреждает Хоакина: "Зачем ты идешь, тебя ж там убьют?!" В отличие от Звезды, которая, напротив, уговаривает: "Иди, иди!" Значит, возлюбленная и есть главная злодейка?! Но я не повелся на уговоры. Да, ради оригинальности сейчас модно все переворачивать по несколько раз "с ног на голову". Но актуальность "Звезды и Смерти Хоакина Мурьеты" не в этом. Наша постановка - это притча, библейская история о разбойнике, который пошел по пути мести, крови. А в итоге зашел в тупик и погиб. Притча задает вопрос каждому зрителю: "А нужно ли идти по этому пути? Или есть что-то более важное в жизни?!" И еще наша актуальность в том, что людей никогда не перестанут трогать история любви, смерти и разлуки влюбленных.

    Поэтому ничего менять в драматургии мы не стали. Вначале хотели, но потом поняли - не нужно. Ведь у нас - современная история, перенесенная в абсолютно абстрактную среду. Хотя и здесь режиссеры донимали. Один советовал: "А давайте сделаем Хоакина Хакимом Муратовым?! Он и Тереса будут гастарбайтерами. Она - из Молдавии, он - с Северного Кавказа. И у них начнутся стычки с местными бритоголовыми..." Но я отказался. Это - как раз та "актуальность", которая может быстро испариться и уйти.

    РГ: В этом, наверное, основное отличие рок-опер от мюзиклов: первые - более иносказательны, глубоки, метафоричны. Вторые призваны развлекать и быть фоном для отдыха?

    Рыбников: Ну, так и рок-опер за всю историю музыки было написано очень немного. Jesus Christ - Superstar, Tommy, Hair, еще несколько. Чаще - по ошибке - рок-операми называли мюзиклы, например "Орфея и Эвридику". А с Джозефом Папом, который работал над Hair ("Волосы"), мы дружили. Он даже хотел ставить "Юнону и Авось" (вторая рок-опера Рыбникова. - Прим. А.А.), гостил у меня дома и подарил диск со своим первым произведением - Love Rock Musical. Американцы, кстати, спокойно относятся к определениям. Им плевать, это мы здесь спорим. Чистота жанра там никого не волнует, у них все называется "шоу". Год назад я видел запись: в двух городах Техаса коренные американцы поставили "Звезду и Смерть Хоакина Мурьеты", играли ее под старую фонограмму с английскими субтитрами. Русских в зале вообще не было - все техасцы, причем парни из глубинки. Когда на сцене появлялись рейнджеры, они смеялись, а после сцены насилия над Тересой - плакали... Сопереживание было 100-процентное. Это вот и есть актуальность.

    Где композитору жить хорошо?

    РГ: Наверное, вы и авторские с американцев хорошие получили? Или все-таки в России, где принята поправка в Гражданский кодекс и теперь Российское авторское общество имеет право собирать для композитора отчисления за музыку, звучащую в магазинах, кафе, предприятиях общепита, рекламе и т.д., композиторам теперь живется богаче? А вы же еще и автор музыки ко многим фильмам, которые успешно идут в кинопрокате: "Андерсен. Жизнь без любви", "Волкодав из рода Серых псов", "1612", другим?

    Рыбников: С техасцами было так: приехал балетмейстер, попросил. И мы отдали ему права буквально за тысячу долларов. Дело было не в деньгах - приятно же, что в техасской глубинке ставят русскую рок-оперу?!. Ну а как идут дела у нас - простой пример. Пишут, что некоторые из фильмов с моей музыкой собирают в прокате больше 20 миллионов долларов, в общем какие-то немыслимые цифры. И официально мне положен процент за использование музыки в кинофильмах, это же тоже "публичное исполнение". И Российское авторское общество обязано собирать мои авторские проценты. Если их посчитать, то можно понять, что я легко могу стать богатым человеком. Но пока этого не случилось, к сожалению. Да, есть выигранные суды в Петропавловске-Камчатском, в Хабаровске. Но, как правило, наши суды реагируют на композиторов так: "И что там хочет этот автор? И сколько он надеется получить?! Да он вообще обнаглел!!! За "моральный ущерб" пусть получит три рубля!.." И все.

    РГ: Какой выход вы, профессионал шоу-бизнеса, видите из этой ситуации?

    Рыбников: Когда это была государственная организация - Всесоюзное агентство авторских прав, то все проценты собирались четко. Следили строго. Ведь если человек или организация не платят, то, значит, они воруют у государства! Подобное считалось государственным преступлением. И не дай бог, если, например, из какого-нибудь ресторана роялти не пришлют?!. Сейчас же место государственной заняла общественная организация. И как общественную организацию ее почти никто не боится, как я думаю.

    РГ: Но при этом Российское авторское общество представляет интересы шести миллионов зарубежных исполнителей. А российских авторов за границей не обижают?

    Рыбников: Если композитор живет в России, то он для иностранцев как бы не существует вовсе. Он - как Тень отца Гамлета. Если бы я поселился в Лондоне и у меня появился адвокат - другое дело. А так очень многое зависит от политических настроений Запада. Если Россия "хорошая", то это одно. А если становится "плохой", то и российские авторы автоматически становятся плохими. Хотя там сейчас много наших живут. Они ностальгически покупают диски: "Тот самый Мюнхгаузен", "Буратино", "Красную шапочку".

    Театр начинается с подвала

    РГ: Как это нет? У вас же премьера 27 ноября - четыре дня будете представлять "Звезду и Смерть Хоакина Мурьеты" в московском "Мире"?! Кстати, как вы предпочитаете смотреть: из зала или из-за кулис, подбадривая исполнителей?

    Рыбников: Ходить на свои премьеры для меня испытание. Получать удовольствие от музыки, которую уже написал, я не люблю и не умею. Сижу в зале и невольно слежу за реакцией зрителей. Переживаю. Ощущение - будто публично читают мои любовные письма. Поэтому, наверно, схожу только на один спектакль.

    РГ: На главные роли вы пригласили выпускников "Фабрики звезд" Дмитрия Колдуна и Светлану Светикову, чьи имена гламурно ассоциируются с попсой. Неужели не нашлось ярких персонажей в рок-музыке?

    Рыбников: Я считаю, что у Колдуна замечательный рок-вокал. А его попсовые вещи я, честно говоря, вообще не слышал. Да и "Евровидение" и "Фабрику звезд" не смотрел. Первый раз я увидел Диму в студии - он пришел совершенно по другому делу, к тому же не ко мне. Но я сразу подумал, что таким и может быть новый Хоакин. Поющих-то много, но вот чтобы человек подходил и по фактуре?! Я дал Диме материал и он спел так, что меня на 100 процентов устроило. У Колдуна есть красота голоса и рок-напор. Пару дней назад он заявил, что больше не будет исполнять попсу и пишет рок-песни. Дима - человек талантливый, все схватывает на лету, работать с ним легко. Да и Света Светикова с радостью вырывается из оков имиджа, который ей навязали на телевидении. Оба говорят: счастливы тем, что попали в мой театр. Потому что верят: судьба их теперь изменится в лучшую сторону.

    РГ: Раз уж заговорили про ваш театр, то признайтесь: когда наконец состоится большая премьера "Мистерии оглашенных"? Ведь увидеть ее в вашем подвальчике посчастливилось немногим.

    Рыбников: "Мистерию" мы хотим поставить на будущий год. Это часть большого цикла, состоящего из разных произведений: симфоний, опер. Некоторые из частей уже дописаны, как, скажем, Пятая симфония "Воскрешение мертвых" или Шестая симфония, которой дирижировал Валерий Гергиев в июне этого года. Еще надо сочинить два хоровых концерта. Но я это сделаю обязательно, если, конечно, буду жив, в уме и здравой памяти. Поскольку это - дело моей жизни.

    Еще в начале 1990-х, когда не было возможности поставить "Мистерию оглашенных" на сцене, я взял в аренду подвал. И сразу волшебным образом начали появляться спонсоры, деньги. Мы смогли отремонтировать помещение, купили аппаратуру, наняли труппу. А потом пришел человек, который заявил: "То, что вы делаете, должны увидеть много людей". И вложил большие средства, после чего мы поехали гастролировать в Америку. А там нам тоже сразу начали помогать... Были и другие чудеса, после чего я понял: "Мистерия оглашенных" сама себе пробивает дорогу.

    РГ: Но при этом у вашего театра по-прежнему нет собственной концертной площадки, и залы для постановок приходится недешево арендовать ...

    Рыбников: Строительство театра для Алексея Рыбникова значится в утвержденном плане Москвы на 2009-2010 годы. Но пока процесс не запущен. И все наше "помещение театра" - это тот самый подвальчик, где есть репетиционное помещение, студия звукозаписи, да еще примостились бухгалтерия с дирекцией.

    РГ: А ваши ученики?

    Рыбников: У меня нет учеников. Я преподавал в консерватории до 1975 года. А потом я ушел, потому что мой педагог Арам Ильич Хачатурян объяснил, что преподавание сушит. Напугал тем, что я могу засохнуть в этом состоянии собственного апломба и величия. Мой педагог говорил мне, что я должен "бросать вызов". "Нужно быть дерзким! - сказал он. - Иначе это будет пагубно". И хорошо, что я его послушался.

    РГ: Сын Дмитрий является вашим учеником или, наоборот, тоже "бросает вызов"?

    Рыбников: Я его ни к чему насильно не приучал. Но он постоянно находился рядом, много чего видел, слышал и всему учился сам. А сейчас он вырос, и мы с ним коллеги. Дмитрий помогает мне как продюсер. Я верю его вкусу, его "ушам", потому что, когда что-то делаешь сам, обязательно нужно мнение специалиста со стороны. Потому что сразу понять, что родилось в данный момент, практически невозможно. Должно пройти время для того, чтобы все оценить. Может быть, и поэтому нам снова захотелось вернуть на сцену "Звезду и Смерть Хоакина Мурьеты".

    РГ: Гоголь писал "Мертвые души" в Италии. А где любите сочинять вы?

    Рыбников: Как ни странно, я очень мало пишу в России. Люблю писать на экваториальных островах: Сейшелах, Мальдивах... Я беру с собой ноутбук, у меня практически студия всегда со мной. Там полная отрешенность от всей цивилизации. Включается совсем другое восприятие мира. Начинаешь как-то раскрепощенно обо всем думать. Шестая симфония вся практически пришла в Перу, когда над пустыней Наска летели. Живу на земле, вроде в цивилизации... А тут вдруг увидел совершенно другую цивилизацию, которая была до нас.

    РГ: Участвуете ли вы в спорах о том, что такое культура и массовая культура? Ведь считается, что культура - это хорошо и важно. А массовая культура - это не очень хорошо и не очень важно. Для вас существует эта грань? И является ли массовая культура действительно антиподом культуры?

    Рыбников: Это всегда было - высокое и низкое. И бедные старушки, которые ходят на концерт в Большой зал консерватории, могут быть аристократами музыки. То есть ценителями, которые значительно лучше разбираются в творчестве, нежели иные музыковеды...

    Но существует и этот самый культурный "плебс", который "съест" все. Купит, не особо разбираясь, только за модность и гламурность. Но у меня есть ощущение, что если продюсеры, композиторы и поэты вдруг начнут ориентироваться не на то, чтобы "лишь бы съели", то и "плебс" немедленно начнет духовно подниматься. И постепенно станет аристократом.

    Поделиться