Валерий Тодоровский закончил фильм о стилягах - тех самых, которых исключали из комсомола за широкие галстуки, узкие брюки и любовь к джазу Гленна Миллера.
Российская газета: По всей Москве - семиэтажные плакаты фильма "Стиляги". В последний раз это слово употреблялось, если не ошибаюсь, в 60-е годы. Этот ваш фильм - ретро?
Валерий Тодоровский: Это и ретро, так как действие происходит в середине 50-х, и не совсем ретро, потому что он сделан современно и обращен к современным людям. Я не ставил задачу реконструировать эпоху. Тема картины - вечная потребность человека быть свободным. Быть не таким, как все. Идти против течения.
Это вещи вневременные. А 1950-е - время яркое в том смысле, что конфликт этот был очень бурным и буйным, тему эту высветил выразительно. Были люди, жившие "как все", и были те, кто хотел быть другим. Это желание выражалось на простом и детски наивном уровне: носить другого цвета галстуки и носки, делать другую прическу, слушать другую музыку, иначе танцевать.
РГ: Но смысл этих эскапад был серьезнее.
Тодоровский: Тогда это считалось почти преступлением. Но эти ребята не были диссидентами, тут нет оппозиционных убеждений. Просто - человеческая, биологическая потребность как-то выскочить из серой толпы. Это касалось поведения, одежды, отношений с девушками - "чувихами". Но в итоге неизбежно становилось позицией. И даже оппозицией. Потому что человек, нарушающий общепринятые нормы и их отвергающий, невольно становится "врагом" системы.
РГ: Но реакция в обществе была очень острой: из них делали врагов.
Тодоровский: Их били, насильственно стригли, резали брюки-"дудочки". Могли даже посадить: они подпадали под ряд статей.
РГ: "Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь"?
Тодоровский: А кроме того, были статьи за тунеядство, за спекуляцию и фарцовку. Чтобы купить пиджак или пластинку, надо было найти иностранца, с ним договориться. Ходили по лезвию бритвы, многие пострадали. Но меня интересовало даже не это, а сами люди, идущие против течения.
РГ: Вы сказали, что изучали это время и этих людей. По каким источникам? Пьеса "Взрослая дочь молодого человека"?
Тодоровский: Конечно, я читал эту пьесу Славкина. Но есть и книга Алексея Козлова, тот же Славкин написал о стилягах книгу. Мы залезли в архивы, интересно было прочитать тогдашние заметки в журнале "Крокодил", газетные фельетоны... Но мы делали не документальный и не исторический фильм. Это фантазия, почти сказка.
РГ: Чей сценарий?
Тодоровский: Юрия Короткова, с которым мы сотрудничаем много лет. Я рассказал ему эту идею лет десять назад. Он завелся, написал отличный сценарий, который много лет лежал: делать дорогой костюмный фильм тогда было немыслимо. Кроме того, в сценарии заложено, что герои поют и танцуют, и обычно такие фильмы снимаются на уже существующую музыку. У нас ее не было. Я обошел множество людей, работающих в музыкальных жанрах, и, только встретившись с продюсером и композитором Константином Меладзе, понял, что - нашел.
РГ: Кто же написал музыку?
Тодоровский: Мы использовали уже существующую. Она слегка стилизована, но это современная музыка. В фильме поют даже рэп.
РГ: Вы впервые обратились к музыкальному кино. Любите этот жанр?
Тодоровский: Я всегда его любил. Любил американские мюзиклы 30-50-х годов, фильмы с Фредом Астером, с Джином Келли. Но в нашем кино мюзикл - редкость. Серьезный, системный подход к этому жанру был только у Григория Александрова с его "Веселыми ребятами", "Весной", "Цирком". А фильмы, где герой берет гитару и поет, - это не мюзикл. В мюзикле и сюжет, и отношения между героями решаются через музыку. Гениальный Боб Фосс в фильме "Весь этот джаз" через музыкальные номера показал смерть героя! Это сложный жанр. Помогли люди, которых удалось собрать. Надо было их найти. Найти родственные души. Мне кажется, это удалось.
РГ: Музыкальный фильм требует актеров особого типа - пластичных, поющих... Где вы их взяли?
Тодоровский: Было бы странно, если бы молодой парень запел голосом Паваротти. И я предпочитал не вокал, а актерское пение - это для кино естественнее. Актеры должны петь сами. Хорошо и эмоционально. Я искал актеров музыкальных и уже на кастинге просил их спеть. Команда в основном молодая, снимались те же ребята, что в "Тисках". Но поют и Сергей Гармаш, и Алексей Горбунов, пляшет Олег Янковский. А возраст главных героев - лет по 19-20. И вся эта молодежь, по-моему, делала музыкальные номера с большим кайфом. Забойная хулиганская молодежь.
РГ: И получилась забойная хулиганская картина?
Тодоровский: Надеюсь.
РГ: Комедийная?
Тодоровский: Не могу сказать, что это чистая комедия. Но смешного много: рассказывать про стиляг с серьезным видом - невозможно. Они были хулиганы: дурачились и 24 часа в сутки искали приключений. На свою голову.
РГ: Музыкальный фильм для вас - эпизод или это надолго?
Тодоровский: Конечно, я заразился этим жанром. И если бы удалось придумать новую хорошую историю, я был бы готов этот эксперимент повторить: дико интересно! Но это очень дорогой жанр. Снять массовый танец много труднее, чем взрыв вертолета в фильме-экшн. Там берется старый вертолет, начиняется взрывчаткой, каскадер командует: "Всем лежать!", ставят три камеры и снимают. В мюзикле мы можем снять пятьдесят дублей, но, если хоть один человек из ста сделает неточный жест рукой, все пойдет в корзину.
РГ: Где вы сняли Москву 1950-х?
Тодоровский: Вопрос, я бы сказал, трагический. Сегодня нет в Москве улочки, тупичка, переулочка, где можно было бы снять 1955 год. Реклама, стеклопакеты, спутниковые антенны, двери с кодом, провода... Мы собирали нашу Москву по кусочкам, снятым в Минске, Москве и Питере. А потом трудились компьютерщики - вычищали приметы современности и дорисовывали приметы 1950-х. Это работа изнурительная, отнявшая много времени, сил и денег.
РГ: Фильм рассчитан на массовую аудиторию, каким тиражом он выходит?
Тодоровский: Максимально широкий прокат: около тысячи копий сразу во многих городах. Это первый мой фильм, рассчитанный на массовое зрительское внимание, и я очень волнуюсь.
РГ: Вы очень вовремя сняли эту дорогую картину: чуть раньше не было денег, чуть позже - тоже не будет. Вы уже почувствовали тиски кризиса как продюсер?
Тодоровский: Кризис уже почувствовали на себе все люди кино. Очень многие проекты пришлось остановить. Мне повезло: у меня не оказалось проектов, производство которых было бы в разгаре, и надо было бы сказать людям: "До свидания!". Но фильмы и сериалы, которые планировались, приостановлены: нужно оглядеться и понять, на что будет дальше жить киноиндустрия. Но у меня нет паники или ощущения катастрофы. Кризис - это всегда тяжело, многие потеряют работу, в том числе и в кино. Это надо пережить. С другой стороны, вся жизнь российского кинематографа в последние 4-5 лет была абсурдна и неестественна, это был мыльный пузырь. Это касается и неадекватной стоимости производства, и количества производимых фильмов, которые не в состоянии были выпустить кинотеатры, и обезумевших артистов с их требованиями баснословных гонораров. Всем было ясно, что когда-то это должно кончиться. Должен был наступить момент пересмотра и людей, и качества их продукции. И того, какое, для кого и зачем делать кино. Так что кризис - это разрезание гнойника, который рано или поздно должен был лопнуть. Я готов прожить непростые времена, но с надеждой, что придет какое-то новое осмысление нашей профессии. Иногда нужно остановиться и подумать, куда идти дальше. В этом смысле кризис стратегически позитивен.
Читайте в РГ: Интервью с продюсером фильма "Стиляги" Леонидом Ярмольником
Сайт фильма "Стиляги"