Валерий Кичин: "Обитаемый остров" застрял между интеллектуальной метафорой и конвейерным боевиком
"Обитаемый остров" Федора Бондарчука, похоже, последний российский блокбастер этого десятилетия: денег на такие зрелища в обозримом будущем явно не будет. Хорошо это или плохо?
Опасностей с этим "Островом" было много. Во-первых, в основе - культовый роман Стругацких, где каждая фраза со временем стала только актуальнее: смотришь даже такой адаптированный вариант и дивишься прозорливости писателей. Во-вторых, интеллектуальная фантастика, в отличие от "фэнтези", - жанр, рассчитанный не столько на студийные спецэффекты, сколько на зрительское соучастие, на способность публики дофантазировать и додумать. Тоталитарная планета Саракш с ее дикой, недоразвитой цивилизацией, куда попадает студент Максим Каммерер, в аскетичных описаниях романа видится значительно интереснее и убедительнее, чем в нарисованных художниками мрачно шикарных футуристических офортах, которые к тому же никак не хотят сливаться с живым действием и выглядят мультипликационной рирпроекцией. Я понимаю, что футуристика должна была оправдать большой бюджет и обеспечить картине зрелищность, но это пошло в ущерб смыслу.
А главная закавыка - в-третьих. Роман написан в другую политическую эпоху, и его утопическая часть впрямую связана с коммунистической химерой. Максим - типичный для фантастики той поры образец "человека будущего": безупречного нравственно и физически, коллективистского, удивительным образом слившего в один флакон личное с общественным и поначалу неспособного понять, что кто-то на белом свете может исповедовать не дружбу, а ненависть, не открытость, а хмурую подозрительность, не правду, а ложь. Эта его юношеская наивность и бесстрашие заядлого компьютерного геймера (Стругацкие предвидели даже появление этой разновидности человекообразных), которые сегодня кажутся едва ли не идиотизмом, - для писателей были способом "остранения" тоталитарных реалий. Это тот идиот, который задает наивные вопросы и ищет на них прямые ответы. И наши глаза открывались на окружающую советскую действительность синхронно с тем, как начинал что-то соображать про Саракш этот Максим.
Именно эта сторона романа представляла главную трудность: в жизни все общественные векторы поменялись с точностью до наоборот. Над коммунистической химерой теперь хихикают, хотя лучше бы ее хорошенько обдумать, вытащив из плевел овес. И кто такой Максим - уже неведомо. Самая точная аналогия: он - E.T. из фильма Спилберга. Некое инопланетное создание, взывающее к добру, но на всякий случай наделенное силой непонятных размеров.
И Федор Бондарчук такое создание отыскал. Дебютант Василий Степанов действительно слегка не от мира сего. На общем плане он кажется движущейся скульптурой. В интимных сценах с Юлией Снигирь за девушку страшновато: нельзя любить динамическую статую. В сценах боевых он не более человек, чем Терминатор у Шварценеггера. Временами кажется чрезмерно громоздким - впрочем, несоразмерность входит в понятие "чужой". Получится ли из дебютанта актер - по первой серии сказать нельзя. Фактурой он не обделен, это точно. С артистическим обаянием и необходимой для такого дела харизмой несколько хуже.
Одолеть эту третью трудность фильму не удалось. Его позитивная программа стала более расплывчатой, чем в книге 60-х с ее романтической верой в то, что человек все-таки может звучать гордо, если, конечно, его освободить от лживой идеологии. Максим во плоти, как ни странно, стал менее живым, чем в строчках книги. Зато отрицание удалось на славу: идея распавшейся тоталитарной империи, где каждый отлетевший осколок теперь люто ненавидит вчерашний "центр", бьет точно в цель. Как и тезис про враждебное окружение, постоянно засылающее своих казачков-диверсантов. Как и емкая фразочка "Лучше без штанов, чем без танков!". С особенным злорадством воспринимаешь образ башен, откуда населению вещают бред сумасшедшего и государственный патриотизм, причем от этих излучений мучительно болит голова у тамошних диссидентов-"выродков".
Это все неубиваемые детали романа: без них вообще ничего не будет. Их наличие в фильме неизбежно, и я даже допускаю, что создатели фильма втайне разделяют эти "люблю" и "ненавижу" - подобно герою Федора Бондарчука, государственному прокурору Саракша, который сам жестоко страдает от патриотических излучений, но остается цепным псом режима. Во всяком случае "выродкам" в фильме приданы вполне реалистичные черты диссидентствующих интеллигентов, здесь даже сброшен флер "инопланетности" - все, как у нас на Земле.
Впрочем, авторы относятся к вольнолюбивым идеям не как к идеям, а как к обстоятельствам образа действия данного боевика: бросили режиму вызов, между делом башню взорвали и рванули на следующий уровень аркадной игры. Это придает фильму некую многослойность: попкорновые мальчики в зале прожуют его, гордясь тем, что у нас появился свой Шварценеггер, но кто-то, глядишь, потянется и роман прочитать в ожидании второй серии - интересно же, что там дальше.
Бондарчук-младший как режиссер показал свои стратегические возможности уже в "9 роте": там были впечатляющие комбинированные съемки и все признаки высокобюджетного боевика, наделенного сверх бюджета двойным, мерцающим смыслом. Одним зрителям казалось, что это гимн доблестной Российской армии, другим - что это про жизни, брошенные режимом в топку бессмысленной войны. Примерно такова же смысловая структура "Обитаемого острова": каждый зритель зацепится за что-то свое, перетерпев все остальное. Но чисто конструкторская задача многократно усложнилась: режиссеру нужно было создать несуществующие, но узнаваемые миры во всех деталях. И там, где ему не мешают художники, это удалось в высокой степени. Городская толпа, по которой пробирается наивный землянин, сделает честь фильмам про Индиану Джонса: со своими хлебопеками, стоматологами, проститутками и театрами марионеток она и колоритна, и экзотична, и разработана до мельчайших деталей, которые и появятся-то на миг, но врежутся в память. А вот общие планы тоталитарной столицы, явно навеянные американо-французской классикой жанра, существуют, как уже сказано, отдельно от действующих лиц. Боюсь, художники тут перемудрили в выборе живописного стиля: для кино он слишком импрессионистичен, кричаще условен как раз там, где нам нужно поверить в безусловность происходящего (концепт-дизайнер Кирилл Мурзин). Больше говорит об атмосфере тоталитаризма звук: это фильм грохочущий, лязгающий, свистящий и скребущий по нервам. Дать новый полет фантазии могла бы музыка, и авторы фильма не случайно обратились сначала к одному из самых выдающихся композиторов Голливуда Хансу Зиммеру. Но в итоге музыку написал Юрий Потеенко, который явно упустил возможность стать соавтором построенного в картине фантастического мира.
Застряв на полпути между интеллектуальной метафорой, какой была книга Стругацких, и конвейерным космическим боевиком, фильм оставляет ощущение большой и по-своему самоотверженной, но недодуманной работы. Уже спустя пару дней после просмотра остается в памяти образ чего-то грохочущего и безусловно нечеловеческого. А смысл романа, который по ходу сеанса выныривал время от времени из общего лязга, в конечном итоге утонул в спецэффектах.
Если бы кризис случился пару лет назад, возможно, все было бы наоборот.