05.08.2009 02:00
    Поделиться

    Михаил Швыдкой: От прошлого невозможно освободиться. Но осмыслить и оценить его можно и нужно

    Как правило, Николай II, Ленин и Сталин собираются вместе после длинного рабочего дня, чтобы обсудить, что называется, текущий момент, сравнить количество примкнувших к ним единомышленников, которые успели запечатлеть себя с ними в парном или коллективном фото, оценить действия милиции Центрального округа и посудачить насчет разного рода конкурентов, выходящих на промысел кто с обезьянками, а кто и с тиграми. Иногда к ним присоединяется Карл Маркс, но у основателя единственно научного мировоззрения дела идут хуже, чем у его пламенных последователей, разве что глобальный кризис пришел на помощь.

    Все они вполне уважаемые люди, которые начинали свои творческие биографии с конкурсов двойников, но потом благодаря победе исторической толерантности поняли, что с любительством пора кончать. В современном российском обществе есть спрос на самых разных героев прошлого: от Александра Невского, которого знают преимущественно по фильму Сергея Эйзенштейна, до Юрия Андропова, которого живописуют то тайным либертином, то сторонником "жесткого курса".

    Три наших товарища вместе с примкнувшим к ним Карлом Марксом чувствуют это по собственным заработкам. Правда, они точно знают, что Николаю II лучше не появляться у бывшего Музея имени В.И. Ленина, а пламенным революционерам не стоит спешить к могилам Антона Деникина или Ивана Ильина в Донском монастыре. Примиряющие места - это Старый Арбат, где лучше стоять порознь, или окрестности Исторического музея, где можно кучковаться вместе, вроде как в одном учебнике истории. В своей игре, которая стала бизнесом, они уже обо всем договорились. В реальной истории и реальной политике это куда как труднее, да и нужно ли?

    Ведь сегодня, к примеру, для того чтобы внятно ответить на многие вопросы, связанные с историей Второй мировой войны, нам следует прежде всего разобраться в том, что мы защищаем - Российскую империю, СССР или новую страну, родившуюся в 1991 году. Разумеется, история целостна, хотя в ней есть свои взлеты и падения. От прошлого невозможно освободиться не только эволюционным, но революционным путем. Но осмыслить и оценить его можно и нужно.

    Ведь всякий раз, когда провозглашают лозунги о возрождении России, каждый, естественно, думает о чем-то своем, что по тем или иным причинам до конца не формулирует. Равно, когда восклицают о недопустимости переписывания истории, важно вспомнить о том, кто и когда ее написал и сколько раз ее уже переписывали начиная с того времени, как научились писать. Это как в театре, когда публика отвергает каждую новаторскую постановку той или иной пьесы Чехова, уверяя всех, что она искажает подлинного Чехова, а на самом деле, что естественно, зрители опираются на опыт предшествующих интерпретаций, а не на текст классика.

    И в отношении истории, как правило, ориентируются на сумму наличного знания, которое стало общеупотребительным, вошло в учебники, если угодно, стало общим местом. Но одна из проблем нашей сегодняшней интеллектуальной жизни состоит в том, что эти общие места не только множественны, но и у каждой социальной группы, безусловно, свои. И каждая социальная группа бьется за то, чтобы доказать свою непреложную, исключающую другие правоту. Но давайте представим себе историю Октябрьского переворота (использую первоначальное определение Ленина), написанную с позиций наших трех товарищей. Естественно, что оценки этого действительного исторического события у Николая II, Ленина и Сталина будут весьма различными. И в целом, и в деталях (эти последние будут весьма непохожи у Ленина и Сталина, который, как известно, в пору активной послеоктябрьской жизни Ленина играл на первый взгляд весьма скромную, чисто партийную роль).

    Сравните мемуары наших выдающихся военачальников эпохи Великой Отечественной войны, написанные в разные послевоенные времена, проанализируйте, как они оценивают роль и заслуги Сталина в поистине исторической Победе, - и вы убедитесь, как много разночтений, связанных и с субъективностью взгляда, и с теми новыми историческими фактами, которые стали известны после войны, и, наконец, с наличием или отсутствием политических рисков. Историю войны в 40-е, 50-е, 60-е, 70-е годы писали по-разному. Не скрою, сам проявлял исторический релятивизм. Когда начинали готовиться к празднованию 60-летия Великой Победы, то в почившем в бозе агентстве по культуре и кинематографии запустили не один, а целых три документальных сериала.

    Один из них консультировал генерал Варенников, который требовал неукоснительного пиетета к гению Сталина. Другой возлагал лавры победы на головы военачальников и прежде всего Жукова. И, наконец, третий, и с моей точки зрения наиболее исторически достоверный, был посвящен героизму советского народа и советского солдата (от маршала до рядового), который ценой невиданных усилий и потерь, в трагедии обретя пассионарную силу, разгромил фашизм. (Из памяти никуда не уходят телевизионные "Солдатские мемуары" Константина Симонова и его дневники военных лет, опубликованные в подцензурные советские времена и ожегшие той рабочей военной правдой, которую так не любят иные военные начальники, даже ставшие писателями; и горькая мысль Виктора Астафьева из его писем, что, победив в войне, Сталин сжег Россию.)

    Попробуйте сегодня написать объективную историю рубежа 80-90-х годов ушедшего века, времени самораспада, самоликвидации СССР, - она будет окрашена в неизбежную современную политическую рефлексию (употреблю этот термин вместо других более резких). Даже слова "самораспад", "самоликвидация" - суть историческая трактовка, как бы и не предполагающая "заговора империализма", который, по-моему, так до конца и не понял, с кем ему легче иметь дело: с одним и предсказуемым СССР или со множеством далеко не всегда предсказуемых новых государств.

    Я сознательно "подбрасываю", как любил говорить М.С. Горбачев, только для того, чтобы еще раз обратить внимание на действительную сложность исторического познания, находящегося не столько в плену чисто политической конъюнктуры (хотя уверен, что сегодня найдется немало людей, готовых написать об "ужасных 90-х и прекрасных 2000-х", не задумываясь об их глубинной взаимосвязи), сколько в зависимости от общего состояния духовной жизни народа. От того, как рождается и формируется целеполагание его развития, как объемлет оно множественность социальных и идеологических мотиваций и интересов, неизбежную - и необходимую - для одного народа, одной нации, одного государства. Для историков, как, впрочем, и для людей других профессий, важно понимание того, в каком обществе, в какой социальной системе они живут, к чему это общество и социальная система устремлены. Сегодня этого понимания нет, несмотря на обилие разного рода партийных программ, из которых можно, пожалуй, сделать лишь один вывод: их авторы учили диалектику не по Гегелю.

    Словом, важно понять, чему и зачем наследуем, вовсе не отказываясь от того прошлого, откуда все мы родом. И тогда будет куда как легче выйти из заведомо невыгодной роли обиженных и обороняющихся - в дискуссиях по истории, да и не только в них.