Поделиться
Его серии "Сельские базары" (1969-1987), "Ветеринарные клиники" (1977-1994), "Умирающие деревья" (1984-2001) критики назвали "азбукой гуманизма".
Его работы находятся в Музее фотографии в Шяуляе, Музее современного искусства в Сан-Франциско, Музее Нью-Мехико, Музее изящных искусств в Санта-Фе, Национальной библиотеке Парижа, Международном центре фотографии в Нью-Йорке, Музее современного искусства в Стокгольме, Музее мировой фотографии в Каталонии... В параллельной программе 3-й Московской биеннале его выставку представляет Фотогалерея им. братьев Люмьер.
Российская газета: О литовской школе фотографии заговорили после легендарной выставки 9 литовских фотографов в 1969 году в Москве. Для российской публики ваши работы были образцом европейской фотографии. А что было важнее для самих литовцев - движение в сторону Европы или к национальным корням?
Александрас Мацияускас: Видите ли, мы сами часть Европы. Поэтому тут для нас не было разрыва. Наше поколение фотографов - Антанас Суткус, Ромуальдас Ракаускас, Альгимантас Кунчюс и многие другие - стремилось снимать обычаи, людей, типажи прежде всего потому, что мы хотели сохранить свою историю. Другое дело, что само это стремление характерно больше для небольших народов. Я часто спрашивал ваших фотожурналистов: почему вы не снимаете традиции людей? А, говорят, нам за то никто не платит. Примерно так же отвечали немецкие фотографы. Многие большие народы думают, что жизнь будет стоять на месте. Но это иллюзия.
РГ: Ваши серии, с крупными планами, снятыми широкоугольным объективом, этнографическими трудно назвать...
Мацияускас: Когда вы хотите рассмотреть вещь поближе, то вы берете увеличительное стекло, не так ли? Я брал широкоугольник, потому что мне нужно было максимально приблизиться к человеку. Я хотел как хирург - открыть, увидеть, что внутри человека творится. Узнать его. Мне главное не чтобы было красиво, а чтобы было интересно. Я поэтому в советское время не мог книгу своих фотографий издать. Мне говорили: у тебя люди какие-то... нетипичные. И советовали: лучше бы ты искажал своим широкоугольником не людей, а животных. Я послушал. И сделал серию очень большую "Ветеринарные клиники".
РГ: После этого вопросов не возникало?
Мацияускас: Возникают не столько вопросы, сколько неожиданные интерпретации. С "Ветеринарными клиниками" интересная история приключилась. У меня там идея была, что все живое остается в мире через муку. А в "Нью-Йорк таймс" после выставки появилась неожиданно политическая статья. О том, что фотограф хочет показать, как мучают Литву. А я искал прежде всего новые формы.
РГ: Западные исследователи связывают ваши фотографии с влиянием русского конструктивизма, в частности Родченко. Они правы?
Мацияускас: Родченко я очень люблю. Но я увидел его снимки позже. Вообще у нас показывали многих авторов, которых даже в России не выставляли. Скажем, в фотогалерее в Каунасе мы первыми в 1979 году показывали фотографии Бориса Кудоярова, который снимал блокадный Ленин град. Сразу после войны его едва не расстреляли за эту серию. О выставке в Москве или Ленинграде и речи не могло идти.
Но если говорить о влиянии на мою работу, то, наверное, прежде всего речь нужно вести о западных фотографах. Мне нравились авторы, которые интересно работали с формой и брали трагические темы. Например, Вернер Бишоп, снимавший голод в Индии. Очень интересен для меня был Андре Кертеш, венгр, работавший в Париже. Он временами напоминает Родченко. Или англичанин Билли Брандт. У него есть чистый репортаж. Он тоже любил крупные планы. Снимал безработных в шахтерских городках Уэльса во время экономического кризиса. Очень сильные трагические работы. В 1980-м в Брюсселе работы Брандта, Джакомелли и мои были объединены в одной экспозиции.
РГ: В советское время вы видели альбомы западных фотографов?
Мацияускас: Да. Если у кого-то из журналистов был интересный альбом, мы ехали смотреть. Даже в другой город. Мы искали интересные фотографии. Ездили в Москву на выставки. На выставку чешской фотографии в Манеже в 1972 году я четыре часа стоял в очереди. Приезжал на выставки "Интерпрессфото". Там, конечно, идеологии было много. Но всегда можно было найти что-то интересное для себя. В Москве мы видели и работы Картье-Брессона.
Конечно, мы больше на Запад смотрели. С другой стороны, в серии "Сельские базары" много отзвуков русской литературы. Русскую классику мы знали и уважали.
РГ: Как возникла серия "Сельские базары"? Снимки же не для газеты делались?
Мацияускас: В свободное время. В воскресенье я с друзьями, у которых были машины, ездил по Литве, искал интересные типажи. Идея была, как я говорил, сохранить для потомков людей, настроение, время. Случайно я однажды приехал на сельский базар. У нас они большие были. Смотрю: все, что мне надо, - в одном месте. Типажи. Бытовые сценки. Настроение разное. Не нужно километры наматывать. На сельском базаре надо было мгновенно решать: или на дерево лезть, чтобы делать снимок сверху, или падать на землю - для съемки с нижнего ракурса. Опоздал - не будет снимка. Репортер должен уметь быстро думать.
РГ: Ваши "Ветеринарные клиники" - очень трагическая серия...
Мацияускас: Мне об этом многие говорят. Когда я получил национальную премию Литвы и на эти деньги издал книгу, куда вошла эта серия, то некоторые книжные магазины в Каунасе не принимали ее. Говорили: кто будет покупать такую жестокую книгу? Мне кажется, там нет ничего жестокого. Там реальная жизнь. Многие считают, что можно вылечить человека или животное, погладив его по голове. Но это неправда. Жизнь - это преодоление боли.