Когда-то имя Шалвы Амонашвили знала вся страна, его методы "гуманной педагогики" были очень популярны. Своим примером он убеждал, что учитель должен даже в слабом троечнике искать искорку таланта, не бояться в преподавании отходить от официальной программы и не роптать на тяжкий хлеб. Остались ли в России новаторы-педагоги? Об этом "РГ" беседует с академиком РАО, доктором психологии Шалвой Амонашвили.
Российская газета: Шалва Александрович, что же такое настоящий учитель?
Шалва Амонашвили: Ответ, думаю, совершенно очевиден: гуманным, творческим, устремленным. Об этом говорили все классики педагогики - от Квентилиана до Сухомлинского, Ушинского, Макаренко, которые считали, что, прежде всего, в ученике надо воспитать духовность. Это намного сложней, чем научить физике и математике.
РГ: А как же быть с письмами Макаренко к брату, где он сожалел, что все делал неправильно?
Амонашвили: Неправильно - это очень условно. Сейчас, когда в нашей стране два миллиона бездомных детей, нужны такие как Макаренко, чтобы этих детей собрать и спасти. Он это делал тем способом, который нашел в условиях 30-х годов.
РГ: Но ведь он, порой, применял явно не гуманные методы: лишал ужина, наказывал...
Амонашвили: Если учитель настоящий, то он всегда будет действовать во благо детей. Хотя кому-то его методы и не понравятся, скажут, он все делает не по утвержденной программе. Вот, например, Михаил Петрович Щетинин, который работает в школе-интернате поселка Текос возле Геленджика. Сколько на него было нападок! Одну школу закрыли, из другой выгнали. А он отдал свою жизнь педагогике. Сегодня не выезжает из Текоса, ибо не видит поддержки во внешнем мире. Я был у него в прошлом году, дети там - изумительные. Их около 600 человек, классов нет, учатся все вместе, строят свои теремцы - так они называют корпуса, в которых живут. Сами готовят, стирают, прибираются, выращивают овощи и фрукты. У них прекрасное производство, ремонтные мастерские. Там сама жизнь - воспитательный процесс. Поезжайте туда на недельку, может, поймете, как может быть такое, что семиклассник становится студентом. При мне Щетинин получил письмо от мальчика: "Дядя Миша, возьмите меня! Бабушка меня не любит, родителей у меня нет. Обещаю, что буду вести себя хорошо". А обратного адреса нет. Михаил Петрович пообещал, что обязательно найдет этого ребенка.
РГ: Местная администрация его поддерживает?
Амонашвили: Нет. Смотрит косо, потому что он не подчиняется обычным планам, структуре, управлению. Возможность существовать ему дают некоторые регалии и авторитет. Такого человека просто так не тронешь.
РГ: В России 13 миллионов школьников. Где найти для всех учителей-творцов?
Амонашвили: И не надо. Невозможно найти миллион учителей и всех сделать новаторами. Я измеряю жизнь школы и учительства таким способом: если у человека есть хоть один учитель, который оставил след в его жизни, то школа оправдывает себя. Помните слова Дмитрия Сергеевича Лихачева: "Я начну жить в моральном климате памяти"? Вот ученик должен жить в моральном климате памяти о своем учителе.
Мне повезло, в моей жизни был такой учитель - Варвара Вардиашвили, преподававшая литературу и грузинский язык. Анализируя ее опыт, я пришел к выводу: те три тысячи уроков языка и литературы, которые получает ученик с первого до последнего класса, надо рассматривать, как один-единственный урок жизни. И она давала именно такие уроки.
В назидание тем учителям, которые жалуются, что им не дают работать завуч, директор, начальство из РОНО, хочу рассказать одну историю. 1947-й год. Я в восьмом классе. Учительница говорит: "Принесите 1 сентября "Витязя в тигровой шкуре". Тогда трудно было найти книги, они не издавались, но мы разыскали, принесли. Начали читать, перечитывать, размышлять - сентябрь, октябрь, ноябрь,.. апрель, май. В стране культ личности, диктатура, мы должны изучать не "Витязя", а стихи о партии, Сталине, Берии - и такие в программе были, литературу социалистического реализма. А она отложила все это. Почему? Потому что знала: это произведение - нравственный кодекс для грузина. Грузин, который будет пропитан этой поэмой, никогда не сделает ничего злого. В том, что она сделала - геройство. После ее уроков я хотел поступить на факультет журналистики.
РГ: Что помешало?
Амонашвили: Места для медалистов в университете были уже заполнены. Друг посоветовал пойти на востоковедческий факультет и меня зачислили в группу истории Ирана. А потом вмешалась судьба. Мой отец погиб на войне, надо было помогать матери и сестре. Я пошел в райком комсомола и попросил дат мне какую-нибудь работу. Нашлось место пионервожатого в школе. Директор меня не взял, сказал, что я слишком молод и сам еще похож на ученика. Вернулся обиженный в райком, а там "обрадовали" - только что освободилось еще одно место пионервожатого и вручили направление. В ту самую школу, которую я окончил год назад. Особенно задевали меня судьбы тех ребят, чьи отцы погибли на войне: кому-то трудно было учиться, кто-то занимался мелким воровством, обнаружились курящие. Шел 1951 год. Я не искал тогда никаких педагогических приемов, действовал, как подсказывало сердце и видел, что мои старания не проходили зря. Мне расхотелось быть журналистом, дипломатом ил востоковедом, я понял, что хочу быть учителем.
РГ: Сегодня место для творчества у педагогов осталось?
Амонашвили: Знаю нескольких учителей, которые, видя, что программа по предмету никуда не годится - учат детей по своим программам и методикам. Один из таких новаторов - Евгений Николаевич Ильин из Санкт-Петербурга. Ему как-то сделали замечание: "Как вы смеете менять программу?" Он ответил: "А почему нет?! Я сам по себе тоже интересный!" Ильин, действительно, интересный человек, автор методических пособий для учителей литературы. Он предлагает изучать этот предмет через детали произведения, так сказать, дедуктивным методом, и это очень нравится ученикам.
РГ: А тесты ЕГЭ при такой методике ученик сдаст успешно?
Амонашвили: Не сомневаюсь. Но уверен и в том, что ЕГЭ будет смягчаться, появится какая-то альтернатива. Сколько реформ было затеяно в годы СССР! Где они? Где соросовские программы и учебники, которые тогда рекламировали? Их выбросили. Но учителя же мучились с ними, как сейчас, например, с учебниками истории. Самое печальное, что никто и никогда перед учителями не извиняется.
РГ: Учителя унижает не только власть, но и ученики. Есть случаи, когда ученики оскорбляют педагога, поднимают на него руку. Что делать?
Амонашвили: В каждой ситуации - свой рецепт. Но часто в таких случаях причина не только в распущенном ученике, но и в учителе, который не понимает детей, не готов прощать и не умеет гасить конфликт. После развала СССР ничего в педагогической подготовке не изменилось - в вузах те же учебники Силя. Преподаватели не рассказывают своим студентам, что учитель - это образ жизни. Давно пора готовить учителей по Ушинскому, Сухомлинскому, Пирогову, Макаренко. Их теориями пользуются на западе, а в России вы не найдете ни одной школы, построенной на их принципах. Зато есть школы по Вальдорфу. Ушинский долго жил на западе, познакомился с образованием. Он считал, что школа - хранитель духа нации, народности. Если немецкая школа не обслуживает немцев, то она никуда не годится. И русская школа должна стать ревнивым хранителем русской культуры, духовности, религии. Тогда и нравы будут у нас другими.
РГ: Что, на ваш взгляд, наша школа в последние годы потеряла и приобрела?
Амонашвили: Я не ностальгирую по прошлой жизни. Смотрю вперед и думаю, что завтра будет лучше, чем вчера. Но советская школа имела некие преимущества перед нынешней. Несмотря на идеологический диктат, тогда в школе допускалось творчество и возникло новаторство. Сейчас новаторство вроде присутствует, но тихо-мирно, в пределах того, что рекомендует министерство. Но учитель-творец обязан выходить из устоявшихся рамок, только тогда он и может стать новатором.
РГ: Вы были сторонником того, чтобы начинать обучение в школе с 6 лет. По-прежнему так думаете?
Амонашвили: Да. 6-летний возраст - самый податливый для школьного образования.
РГ: Вы много ездите по стране, встречаетесь с учителями. Кто вас приглашает?
Амонашвили: Не только по России. Бываю в Украине, Казахстане, Литве, Латвии. Приглашают министры, общественные организации, университеты. Каждый год я провожу 10-15 семинаров. В январе в Москве будут международные педагогические чтения, где вы увидите педагогическую элиту. Их будет около 600 человек. Это не те учителя, которых награждают грамотами, они и не рвутся к наградам, но умеют нести детям одухотворенные знания. Это не пустые слова. Центр гуманной педагогики выпустил книги "Математика языком сердца", "Физика языком сердца". Вот, возьмите, к примеру, теплоту. Она расширяет вещество, холод - сужает. А теплота сердца ведь тоже может расширить его, сделать человека великодушным, и, наоборот, холодное сердце никому не может ничего подарить. Есть магнит и обаяние человека. От учителей, которые разговаривают с учениками на таком языке, дети в восторге.
РГ: Почитают нашу беседу педагоги из глубинки и скажут: легко рассуждать о духовности, сидя в Москве. А вы встаньте на наше место: у половины класса нет отцов, у другой - родители-пьяницы. Зарплата учителя 6-7 тысяч, за эти деньги в школе надо с утра до вечера. Тут не до новаторства. Что ответите?
Амонашвили: Кто тебя тянул стать учителем? Кусок хлеба всегда можно найти. А свято место пусто не бывает. Придет тот, кому надо здесь быть. Кто обещал учителю, что на этой работе можно разбогатеть? Если учитель осознает предназначение своей профессии, он - как миссионер жертвует собой. Другого выхода нет. И таких учителей в России много. Вспоминаю один случай: проводил семинар для сельских учителей. В зале собралось 700 человек. Слушали меня с утра до вечера. На второй день я спохватился, говорю им: "Вы утром занятия проведите, а вечером приходите на семинар!" "А мы сейчас бастуем!" - отвечают. Им зарплату полгода не платят, надо бы у губернаторского дворца стоять, а они на семинар по гуманной педагогике пришли. Если бы я проводил семинар, допустим, в Германии, пришли бы учителя? Нет. Нашему правительству надо беречь эту целеустремленность российских учителей. Ведь сила страны прежде всего в людях - преданных Родине, верующих, возвышенных.
РГ: Как по-вашему, дети сейчас изменились?
Амонашвили: Очень. Они ставят такие вопросы, которые не свойственны детям 60, 70, 80-х годов. Конечно, есть влияние окружающей среды. Но что сказать, когда дети, которых медики признали необучаемыми, почти что умственно-отсталыми, демонстрируют знания? У меня вышла книга "Души говорят" о тяжелых детях-аутистах. Педагоги и психологи с помощью разных приемов сумели найти к ним подход и вызвать к разговору. Так вот, дети рассказывают о Ветхом завете, логически мыслят!
Я и сам видел необыкновенных детей. Но вначале - экскурс в историю. Идет урок математики, учитель дает задание: чему равняется сумма чисел от 1 до 100? Все думают, а один встал и говорит: "5050!" Учитель пожал ему руку: "Карл Фридрих Гаус, вы будете великим математиком!". Как-то раз на уроке в Сургуте, я задал эту задачку. Класс решить не смог. На переменке меня догоняет самый маленький мальчик: "Можно мне назвать эту цифру?" "А ну-ка шепни!" " 5050!" "А откуда ты взял эту цифру, как ты это высчитал?" "Не знаю!" Есть такие дети. Их, может, не так уж и мало, но мы ведь не наблюдаем за ними. Таким детям нужны особые учителя. И если в классе нет ни одного одаренного, то педагогу лучше верить, что все дети такие. Эта вера приподнимет учителя и сделает выше детей. И даже если я ошибаюсь в этой вере, то это будет лучшей ошибкой в педагогике, чем голая истина.
РГ: Среди ваших детей, внуков есть одаренные?
Амонашвили: Внук финансист, сейчас учится в Америке, у него все рассчитано до 42 лет. Сын - талантливый писатель, юморист, ценитель искусства. Он создал в Грузии школу искусств для детей.