Чем живет и какие питает надежды фармацевтическая наука, еще сохранившаяся в России

"Горькая пилюля" - под таким заголовком в "РГ" 17 ноября была предпринята попытка разобраться: как и почему наводнили Россию импортные лекарства и в каком состоянии оказалась отечественная фармацевтика? Сегодня продолжаем разговор на злободневную тему.

...Академик Середенин колебался. Звонок из "Российской газеты" его не то чтобы озадачил, но явно не вдохновил. Ну что опять сотрясать воздух, если уже столько раз сказано, изложено на бумаге, а нужных решений нет или принимаются только для видимости?!

- Так вы согласны с утверждением, что за последние 17 лет на рынок не выведено ни одного нового оригинального фармпрепарата российского производства?

- Не повторяйте за другими эту глупость, - услышал в ответ. - И если так стоит вопрос - приезжайте, поговорим.

Кто кого содержит

Сергей Борисович Середенин уже много лет возглавляет НИИ фармакологии им. В.В. Закусова и профильный научный совет Российской академии медицинских наук. Поэтому к нему на разговор я так настойчиво стремился. Для начала мне предложили сопоставить объемы бюджетного финансирования, что получал в последние годы институт Середенина, с прямыми поступлениями в бюджет от продажи лекарственных средств, которые тут разработаны. Такой анализ, проведенный экспертами независимой компании RMBC только по восьми препаратам НИИ фармакологии (мексидол, феназепам, афобазол, пикамилон, ноопепт, этацизин, натрия оксибутират, этмозин), показал как минимум троекратное превышение доходов над расходами.

- В отличие от чиновников, которые упорно пытаются нас не замечать, - говорит академик Середенин, - мы не только окупаем бюджетные траты на наш институт, но и обеспечиваем пополнение бюджета. Ведь помимо налогов, что платят фармацевтические компании, это новые рабочие места, связанные с производством и продвижением на рынок фармпрепаратов. Да и общий вклад в развитие медицинской науки - не пустые слова...

Сейчас в НИИ фармакологии около двухсот сотрудников, в советские времена насчитывалось 450. Оптимальным, по словам директора, было бы триста - работы хватит на всех. Но очень трудно стало удерживать молодежь.

- Буквально перед вами, - с горечью признался Сергей Борисович, - приходил с просьбой об увольнении очень способный парень. Вырос у нас, мы возлагали на него надежды. Но что поделаешь? Я не могу установить ему зарплату больше 20 тысяч - у нас завлабы 25 получают. А там, куда его зовут, сразу предлагают сорок - с последующим увеличением до шестидесяти и дальше. Как себя покажет. Восемь лучших наших учеников сейчас работают в Америке - уехали еще в 90-е, когда не на что было содержать семьи. И я их не осуждаю...

Как удалось сохранить научный коллектив и сам институт на фоне общего развала российской фармацевтики? Мой собеседник не склонен к пафосным речам и безадресным упрекам. Лишь замечает мимоходом: может, просто оказался чуть моложе своих коллег-директоров. Рук не опускали даже в самые кризисные годы. В 1996-м коллеги из США безвозмездно передали им партию специально выращенных подопытных животных - цена одной крысы доходила до ста долларов.

- Масло для них и зелень, когда институту до предела урезали бюджет, покупали на рынке за свои деньги, - вновь приземляет наш разговор академик Середенин. - Возможность проводить у себя фундаментальные исследования и доклинические испытания мы сберегли. И в этом наше преимущество перед некоторыми другими институтами. Мы способны не только сформулировать перспективную идею, но и довести ее в фармакологических работах до зримого результата. Как правило, до стадии клинических испытаний и дальше. Вплоть до регистрации готового лекарственного средства. Поэтому делать вид, что нас не существует или что мы безнадежно отстали, по меньшей мере, некорректно.

Вектор перемен

Помимо академического института на улице Балтийской в Москве есть аналогичный по названию и профилю работы НИИ фармакологии Сибирского отделения РАМН в Томске. Он значительно моложе - весной на специально приуроченной научной конференции отмечали 25-летний юбилей, и в рыночной стихии последнего десятилетия сориентировался даже быстрее, чем столичный собрат. В перечне препаратов, которые томичи считают "своими", есть и оригинальные разработки (некоторые из них каждый день на слуху), и три десятка дженериков, воспроизведенных по заказу конкретных фармацевтических компаний. В 2005 году основатель Томского НИИ фармакологии академик РАМН Евгений Гольдберг и его нынешний директор Александр Дыгай удостоены премии правительства РФ в области науки и техники. А в минувшем, 2008 году коллектив ученых института признан ведущей научной школой России и получил грант от президента страны.

Есть, разумеется, институты и в Российской академии наук, которые ведут исследования с целью создания новых лекарств и лекарственных средств. Среди наиболее известных - Институт молекулярной генетики РАН. В содружестве с биофаком МГУ, где профильной кафедрой заведовал в свое время академик РАМН Игорь Петрович Ашмарин, тут создали и вывели на рынок ноотропный препарат, который помогает адаптироваться к стрессу. А вместе с НИИ фармакологии им. В.В. Закусова запатентовали новое средство с оригинальным спектром психотропных свойств. Ключевую роль в исследованиях и разработке этих препаратов сыграл академик РАН Николай Федорович Мясоедов, за что вполне заслуженно получил премию правительства РФ.

Свои безусловные достижения есть у Института биоорганической химии им. академиков М.М. Шемякина и Ю.А. Овчинникова. А созданный в Пущинском научном центре РАН филиал этого института обладает современной базой для проведения доклинических испытаний биомедицинских препаратов как in vitro (то есть в пробирке), так in vivо (на живых организмах) в соответствии с международным стандартом GLP (надлежащая лабораторная практика). Здесь же организовано производство лабораторных животных (мыши, крысы, хомяки) категории СПФ (свободных от патогенной флоры).

У институтов Российской академии наук - и филиал в Пущине не исключение - подход к исследованиям в сравнении с НИИ медицинского и сугубо фармацевтического профилей гораздо более широкий и фундаментальный. В стратегическом смысле это оправданно, поскольку на наших глазах изменился вектор и продолжает меняться сам характер исследований в этой области.

Общий подход, по словам академика Середенина, стал "более биологическим". Идут, образно говоря, от нерешенных вопросов, стараются закрыть "дыры в фармацевтике". Во многом это обусловлено социально-демографическими тенденциями в развитых странах, где растет продолжительность жизни, а с нею меняется характер и статистика заболеваний. Много внимания, например, фокусируется сейчас вокруг болезней Альцгеймера, Паркинсона. Огромный поток исследований - что провоцирует, как развивается недуг, чем его лечить.

Генетики, биологи, физиологи ищут в организме человека своего рода мишени, при воздействии на которые можно "погасить" (лучше всего - в зародыше) болезнь, а в идеале - ее предупредить. И даже в стадии, когда болезнь запущена, такой узконаправленный подход позволяет достигать лучших результатов в борьбе с самыми сложными заболеваниями, включая различные виды онкологии и психических расстройств.

И тут на передний план вполне оправданно выходит большая наука. Те лаборатории, что созданы и успешно работают при всех крупных фармацевтических компаниях, без подпитки со стороны фундаментальной науки давным-давно бы выдохлись. На Западе это прекрасно понимают. И потому фундаментальную науку, как ту курицу, что несет золотые яйца, здесь холят и лелеют. Не на словах превозносят, как у нас, а полноценно субсидируют. Национальный Институт здоровья США (своего рода аналог нашей Академии медицинских наук) получает из бюджета 30 миллиардов долларов.

- Эти средства, - акцентирует академик Середенин, - не только идут на исследования, но и позволяют ученым, что важно, защитить патентами свои идеи, методы, подходы и найденные вещества. А дальше, уже со своими деньгами, подключаются коммерческие структуры, имеющие собственный интерес...

Действительно, компании из списка "Большой фармы" способны выделять ежегодно до 500 миллионов долларов на исследования и разработки. Механизмы и каналы такого финансирования могут быть различны, но все они, что называется, заточены на результат. У нас такого мостика между фундаментальной наукой и даже самым продвинутым инновационным бизнесом нет. И нет прежде всего потому, что объемы бюджетного финансирования науки не позволяют продвинуть оригинальные находки тех же фармакологов до стадии, когда ими может заинтересоваться инновационный бизнес.

Чтобы не быть голословным и не приводить цифр по памяти, Сергей Борисович в моем присутствии связался с финансовой службой РАМН и получил самые точные данные о том, на какой бюджет может рассчитывать в этом году наша медицинская наука в целом и его медико-биологическое отделение в частности.

- Пять и одна десятая миллиарда рублей - на фундаментальные исследования, из них около 700 миллионов - на девять институтов медико-биологического профиля, - повесив трубку, резюмировал академик. - Вот и сравнивайте: 30 миллиардов долларов в США и 5 миллиардов рублей у нас.

Беда еще и в том, что даже это откровенно скудное - "слезы капали" - финансирование распылено по всему полю - орошает общие всходы, но не дает шансов заколоситься и созреть раньше, чем у конкурентов, перспективным разработкам. На это, собственно, и упирают в "Стратегии развития фармацевтической промышленности РФ на период до 2020 года" аналитики из Центра высоких технологий "ХимРар". Им не откажешь в знании тенденций и закономерностей этого специфического рынка. Но и российскую специфику со шлейфом нерешенных проблем, не говоря уже о живых людях, что тут работали и продолжают работать, со счетов не сбросишь.

Одна из причин зияющего ныне провала между российской фундаментальной наукой и современным фармпроизводством - брошенные на произвол в начале 90-х, а затем погрязшие в коммерческой аренде или сомнительным образом приватизированные отраслевые НИИ и научные центры. Как правило, их прибирали к рукам без шума и пыли, своевременно заручившись для этого поддержкой и покровительством нужных людей. Но бывало и по-другому - конфликт интересов высекал такие искры, что скандал разгорался в газетах, на телеэкране, перекидывался в Интернет.

Коса на камень

Поздним вечером 20 декабря 2006 года с участием бойцов частного охранного предприятия была произведена смена руководства, а по сути - захват с последующим банкротством и акционированием старейшего в нашей стране научно-фармацевтического центра - ВНИХФИ-ЦХЛС, что в каких-то трех километрах от Кремля (на пересечении улиц Зубовская, Льва Толстого и Россолимо). А его бессменный на протяжении тридцати лет руководитель, академик РАМН, лауреат Государственной премии РФ Роберт Глушков был отстранен от должности - с формулировкой "по решению собственника", которым выступало тогда Моском имущество. Федеральные чиновники, в чьем ведении находилось это ФГУП, заняли молчаливо-выжидательную позицию.

Конфликт вокруг этого научно-производственного центра стал очень показательным и для фармотрасли, и для того времени, хотя и по сей день трактуется неоднозначно. Достоверно можно утверждать одно: имущественный комплекс Всероссийского научно-исследовательского химико-фармацевтического института, а с конца 90-х - Центра по химии лекарственных средств (общая площадь зданий 13 145 квадратных метров) до конца 2006 года находился в федеральной собственности, а сейчас принадлежит ОАО "ВНИХФИ-ЦХЛС". Нынешняя структура и дальнейшая трансформация его акционерного капитала остается тайной за семью печатями.

Как удалось выяснить "РГ", еще за два года до случившегося передела собственности на базе этого центра планировали создать Федеральную инновационную химико-фармацевтическую компанию. По замыслу ей придавались функции более широкие, чем у НПО советского образца: не только проектирование, разработка, доклинические испытания и выпуск лекарств, но и их дистрибуция, то есть доведение до конечного потребителя.

На первом этапе такая компания должна была объединить девять отраслевых научных центров и два-три самых крупных по тем временам химико-фармацевтических предприятия. Назывались и кандидаты на вхождение в "мощный исследовательский блок". Это Всероссийский научный центр по безопасности биологически активных веществ, Государственный научный центр по антибиотикам, ВНИИ "Синтезбелок", НИИ "Биотехника", ГНИИ витаминов. Однако уже тогда высказывались опасения, что такая интеграция "на условиях хозяина", а им видели, конечно, академика Глушкова, лишала других директоров структурной независимости и большей части властных полномочий.

Однако истинная причина смещения была не в этом. По словам самого Роберта Георгиевича, к нему - и не раз! - подъезжали с уговорами отдать одно из зданий, принадлежавших центру. Он не согласился. И вот уже два с лишним года не оставляет попыток доказать в суде, что его увольнение было противозаконным.

К этому времени истек срок патентной защиты на самый известный ныне препарат, разработанный во ВНИХФИ под руководством академика Глушкова. Его так назойливо рекламирует сейчас Первый канал, пугая россиян ОРВИ и гриппом, что и называть не буду. А в период с 2001 го по 2007-й, когда действовал патент, институт получал в виде роялти только от продаж этого иммуномодулятора до 10-12 миллионов рублей ежегодно, поделилась с "РГ" Светлана Яковлева, которая работала с Глушковым и была уволена вослед начальнику.

- Что значила эта сумма для коллектива? - Светлана Викторовна как будто даже удивилась моему вопросу. - Да это в несколько раз больше того, что мы получали по бюджетной линии.

За проходной, где когда-то работала, Яковлева не была уже давно. Но от бывших сослуживцев знает, что на тех площадях, где собирались разместить новое производство по выпуску мазей, сейчас парикмахерская - рекламная вывеска еще издали бросается в глаза. По информации самого Глушкова, в аренду сданы первый и второй этажи основного здания, во дворе организована автостоянка, а отдельно стоящий корпус по улице Россолимо целиком во власти арендаторов.

Пообщаться напрямую с нынешним гендиректором центра бдительные секретари не дозволили, сославшись якобы на то, что "мы сейчас в стадии переезда". Связаться по телефону удалось только с его замом по науке Виктором Чистяковым. Он, что вполне объяснимо, не захотел вдаваться в разъяснения по поводу аренды и всего, что связано с акционированием. А в отношении науки заверил, что не все так грустно, как пытаются представить со стороны.

- Вся прежняя архитектура центра сохранена, - убеждал меня Виктор Владимирович. - От поисковых исследований, химического синтеза до стадии клинических испытаний и регистрации готовых лекарственных форм.

Не так давно, по словам Чистякова, к ним вернулись профессор Владимир Граник и его группа. В свое время они ушли в Институт антибиотиков, но сейчас "там все благополучно закрылось, и теперь полноценный отдел лекарственной химии есть у нас", - не без удовольствия заключил мой собеседник.

Табачок - врозь?

Конкуренция в фармакологии, как и в любой научной сфере, имеющей прямой выход на высокотехнологичное производство, была, есть и будет всегда. И это, безусловно, мощный стимул для развития. Но одно дело - здоровая конкуренция на фоне стабильного и достаточного финансирования науки и совсем иное - ведомственная и профессиональная разобщенность ученых в условиях тотального дефицита средств на новые разработки.

Сравнения такого рода неизбежно возникают, стоит лишь повнимательнее присмотреться к деятельности двух академических сообществ. В Российской академии медицинских наук создано 57 научных советов по комплексным проблемам медицины. Есть советы по медицинскому приборостроению и биотехнологиям, отдельно - межведомственный совет по микробиологии, а также свои научные советы по вирусологии, антибиотикам и вакцинологии. 39-й по счету - совет по фармакологии. Возглавляет его, как уже сказано, академик Середенин. Мы долго и откровенно беседовали с ним, но от некоторых публичных оценок Сергей Борисович, по понятным для меня причинам, сегодня воздер живается.

Было время, конец 1990-х - начало 2000-х, когда он, по собственному признанию, активно выступал в СМИ: давал интервью, сам писал в газеты и журналы. Надеялся достучаться. Сейчас иллюзии развеялись. Из его приемной принесли целый ворох газетных вырезок и ксерокопий с публикациями своего шефа. А на мой вопрос, как же все-таки собрать в кулак возможности российской фармацевтической и смежных с нею наук, достал из шкафа многостраничный документ в бордовом переплете.

- Это последний из пяти или шести экземпляров программы научных исследований, которая была нами подготовлена по итогам совместной сессии Российской академии наук и нашей, медицинской академии. Если помните, она проходила в декабре 2003 года и была посвящена как раз этим проблемам.

- Вы подготовили совместную программу - и что?

- Почти два года над ней работали. И в 2005-м, когда все согласовали, передали на утверждение президенту РАН Юрию Осипову. Президент нашей академии Михаил Давыдов в начале 2006 го программу утвердил. Вот его подпись. Решения коллег из большой академии не получили до сих пор. А на словах там дали понять, что "на таблетки" денег нет...

Действительно, откуда им взяться? По признанию академика Геннадия Месяца, вице-президента РАН и директора Физического института им. Лебедева, 37 процентов всего бюджета академии приходится на Отделение физических наук. На восемь других отделений, в том числе на Отделение биологических наук, - что осталось.

И еще к вопросу о приоритетах, концентрации внимания и средств в академической среде. При президиуме РАН созданы и генерируют активность 15 научных и семь межведомственных научных советов по различным проблемам. Есть еще 16 советов и комиссий функционального характера и девять самостоятельных комитетов. Помимо этого, Российская академия наук "поддерживает тесные связи" с 26 научными обществами и семью ассоциациями, да есть еще семь других ассоциаций, с которыми РАН просто "взаимодействует". Среди этого многообразия - 78 структур! - и намека нет хоть на какую-то совместную площадку с Российской академией медицинских наук для обсуждения общих задач и координации усилий на фармацевтическом направлении.

Слишком узкая, в понимании "большой академии", полоса для ее стратегического кругозора? Или площадкой такой надо считать президиум РАН, куда входят несколько академиков РАМН? Но и там не могут припомнить, когда последний раз вникали глубоко в проблемы российской фармацевтической отрасли и питающих ее наук.

А если так, зачем удивляться и негодовать, что в некоторых наших НИИ мэнээсы и завлабы фасуют из мешков в аптечные упаковки привезенные из Турции пилюли?

Факт

Из первых 36 проектов, получивших финансовую поддер жку со стороны "Роснано", всего лишь два связаны с разработкой новых лекарственных препаратов и средств медицинской диагностики. В одном из них задействован НИИ эпидемиологии и микробиологии им. Н.Ф. Гамалеи РАМН, в другом - Центр теоретических проблем физико-химической фармакологии РАН. В первом случае (создание двух нановакцин против гриппа человека и гриппа птиц и трех новых терапевтических биопрепаратов) бюджет проекта - 1547 миллионов рублей, в том числе из средств "Роснано" - 1300 миллионов. Разместить инновационное производство намереваются в Московской и Ярославской областях. Второй проект нацелен на создание перспективных средств диагностики при заболеваниях крови (нарушения свертываемости), а также определения риска тромбозов и тромбоэмболии. Общий бюджет - 1079 миллионов рублей.

Фармликбез

In vivo (лат. - буквально "в (на) живом") - проведение экспериментов на (или внутри) живой ткани при живом организме. Тестирование новых лекарств на животных и клинические испытания на людях являются формами исследования in vivo.

In vitro (лат. "в стекле") - технология выполнения экспериментов, когда опыты проводятся в пробирке или в более общем смысле вне живого организма - на определенных фрагментах живой или уже мертвой ткани. Современные приемы in vitro в фармакологии обеспечивают необходимую достоверность результатов и позволяют сохранить жизни миллионов подопытных животных.

In silico - сравнительно новый термин, обозначающий компьютерное моделирование (симуляцию) эксперимента, чаще всего биологического. Обозначение прижилось по аналогии с давно известными in vivo и in vitro, хотя лишь приближено по написанию к латинскому in silicio, что означало бы "в кремнии".

Образовавшийся провал между наукой и российской фарминдустрией полагают возможным на этом этапе засыпать двумя миллиардами долларов, причем три четверти этих средств запрашивается из государственных источников. А венчурные фонды и сама промышленность могут подключиться лишь "на этапе коммерциализации ранее разработанной интеллектуальной собственности".