В понедельник на "Деловой завтрак" в редакцию "Российской газеты" приходил посол США в России Джон Байерли. За час с небольшим мы обсудили и сложные "газовые" отношения между Россией и Украиной, и российско-американскую "перезагрузку". Выяснили, что нравится Байерли в загадочной славянской душе, и узнали подробности участия его отца во Второй мировой войне на броне советского танка.
"На мой взгляд, беседа была очень интересной. В том числе и для меня", - заметил, прощаясь с журналистами "Российской газеты", Байерли. А начали мы с переговоров по новому договору СНВ, помощи США режиму Саакашвили и иранской ядерной программы. Посол говорил на отменном русском языке.
Российская газета: Удастся ли в декабре подписать новый договор по СНВ? Ведь времени почти не осталось.
Джон Байерли: Да, времени действительно осталось очень мало. Но много уже сделано. Наши делегации ведут интенсивные переговоры, которые продолжаются уже больше двух месяцев. Были и паузы, но тем не менее встреч прошло очень много.
На прошлой неделе во время встречи в Сингапуре президенты США и России еще раз подтвердили свое желание подписать новый договор до конца этого года. Я уверен, что мы сможем добиться поставленной цели и успеем к сроку. Сейчас мы перешли к окончательной фазе переговорного процесса.
РГ: За последние несколько месяцев появилось немало сообщений о том, что США продолжают снабжать вооружением режим Саакашвили. Так ли это на самом деле? И если так, то зачем Вашингтон перевооружает Тбилиси?
Байерли: Мы не поставляем оружие Грузии и не планируем поставки оружия в Грузию. Я думаю, что по этому вопросу существует непонимание. Действительно, мы обучаем грузинских солдат для участия в боевых операциях против экстремистских сил в Афганистане. Это специфическая миссия. Грузинские военные будут вносить свой вклад в Афганистане, как и представители вооруженных сил из других стран, к примеру из Канады, Британии или Франции. А разговоры о том, что Америка поставляет оружие в Грузию, не соответствуют действительности. Мы этого не делаем и не планируем делать.
РГ: С другой стороны, известны заявления о том, что Америка сделает все для того, чтобы Грузия смогла защититься. Что США вкладывают в понятие "защититься"?
Байерли: Мы понимаем - это очень чувствительная тема. Ведь прошло меньше полутора лет с тех пор, как в Грузии имела место конфликтная ситуация. Что же касается Грузии и России, а также провинций Абхазии и Южной Осетии, то мы работаем в очень тесном контакте с нашими российскими и европейскими партнерами для того, чтобы обеспечить более спокойную ситуацию в этом регионе.
Нам бы хотелось видеть там больше международных наблюдателей. Сейчас они находятся только к югу от Абхазии и Южной Осетии. Мы бы хотели все-таки добиться того, чтобы международные наблюдатели вернулись в Абхазию и Южную Осетию.
На эту тему мы ведем плодотворную дискуссию в Женеве, где за одним столом сидят представители Грузии, Абхазии, Южной Осетии, России, США и ЕС. Это единственное место, где все стороны конфликта могут обсудить любые спорные вопросы. Мы очень рады, что у всех сторон есть желание продолжить эту дискуссию.
РГ: По понятным причинам у Грузии и Соединенных Штатов в последнее время сложились более доверительные отношения, нежели у Грузии и России. Есть ли у вас ощущение, что и Соединенные Штаты, и Россия не допустят повторения рецидива?
Байерли: Я думаю, что все мы заинтересованы в том, чтобы эта конфликтная ситуация не повторилась. Мы это ясно чувствуем во время встреч с российскими коллегами, в беседах с нашими грузинскими друзьями тоже.
РГ: Высказывалось предположение о том, что, принимая решение о замораживании строительства третьего позиционного района ПРО в Польше и Чехии, президент США Барак Обама рассчитывал на ответный шаг со стороны России. Будто бы Москва в ответ должна занять более проамериканскую позицию на переговорах с Тегераном. Эксперты попали в "десятку"?
Байерли: Я хочу лишь подтвердить, что решение о новой программе ПРО в Европе было принято только на основе изменившейся оценки характера угрозы со стороны Ирана. Мы продолжаем считать, что иранские ракеты представляют и будут представлять реальную угрозу. При этом мы знали, что Россия была недовольна старой схемой нейтрализации этой угрозы.
Тем не менее наше решение отказаться от строительства третьего позиционного района было продиктовано не вашим несогласием, а реальной угрозой, которая исходит от Ирана.
Что же касается нашего желания убедить Иран отказаться от своих ядерных амбиций, то теперь мы очень активно работаем с Россией в рамках шестистороннего процесса. И я думаю, что то предложение, которое мы недавно сделали иранцам, касающееся переработки их низкообогащенного урана в третьей стране, по-моему, наглядно демонстрирует - Америка и Россия могут очень творчески и конструктивно работать вместе.
Теперь все мы ожидаем, какой будет ответная реакция от Ирана. Первые сигналы являются мало обещающими. Но я думаю, что стратегическая цель у нас с Россией одна - ни вы, ни мы не заинтересованы в том, чтобы у Ирана была своя военная ядерная программа. При этом иранцы имеют право на мирную ядерную программу. Я думаю, что сейчас с точки зрения тактики мы с Россией, что касается иранских ядерных исследований, близки как никогда.
Полный текст беседы читайте в одном из ближайших номеров "Российской газеты"