Поделиться
21 ноября на XI съезде "Единой России" произошло знаковое событие, которое будет иметь последствия не только для самой партии, но и для всей страны: партия заявила о своем идейном выборе в пользу консерватизма.
Ранее "Единая Россия" больше говорила о "центризме", подчеркивая свою равноудаленность от радикальных флангов. Однако "центризм" не может быть исчерпывающей характеристикой для современной партии. В развитых демократиях ведущие партии также тяготеют к центру, обозначая при этом принадлежность к одной из доминирующих идеологий.
Объявляя о своем идеологическом выборе, вы принимаете идеологические рамки и обязательства, имеющие неизбежные последствия: вы становитесь, например, уязвимыми для традиционной критики в адрес данной идеологии. Ваши идеи не всегда будут поддержаны обществом, и вы рискуете оказаться в оппозиции. Однако столь же неминуемо вы обретаете свое лицо и свой электорат, как и могущественных единомышленников в стране и в мире.
Зарубежные демократические партии объединены в межпартийные союзы, самые значимые из которых - консервативные - Международный демократический союз и Европейская народная партия, а также левый Социнтерн и Либеральный интернационал. "Единая Россия" давно и успешно сотрудничает преимущественно с партиями консервативного спектра, что подтверждает вывод о неслучайности ноябрьского выбора в пользу консерватизма.
Проблема до сих пор заключалась в несколько специфических представлениях российского общества о консерватизме. Типичный отечественный взгляд на консерватизм еще недавно представлял собой смесь советских догм и современных радикально-либеральных точек зрения, с подачи которых консерватизм выглядел сугубо антимодернизационной и контрреформаторской идеологией, чуждой прогрессу и инновациям.
Не случайно сразу после съезда "Единой России" появились разного рода спекуляции - мол, в тот момент, когда президент страны заявляет масштабную программу реформ в обществе и экономике, партия власти-де вдруг говорит о своей приверженности "антиреформаторской" идеологии. За подобными нехитрыми политическими играми стоит как раз не очень добросовестная апелляция к упомянутому некорректному образу консерватизма в отечественном общественном сознании.
Но сегодня эта ставка вовсе не выглядит выигрышной, ибо она опирается на представление о политических воззрениях россиян как о чем-то неизменном и застывшем на уровне конца прошлого века. Нашей политической традиции свойственен консерватизм принципиально иного рода.
Это точно уловил патриарх германского консерватизма Г. Рормозер, который говорил: "...я считаю чудом, что, пережив такой террор, русский народ вновь вышел на сцену истории. Консервативные идеи и цели не удалось уничтожить, они были лишь оттеснены, и теперь они сразу вышли на передний план. Народ вновь обращается к своим традициям. Западные либеральные интеллектуалы с характерной для них наивностью не могут понять этих процессов, с ужасом и разочарованием взирают они на то, как народ России столь мощно вновь обращается к своим традициям. Либералам не понять, что этому вообще нет альтернативы. Народ без исторического сознания - это не народ".
С подачи прежде всего "Единой России" именно в последние годы было сделано очень многое для, я бы сказал, реабилитации консерватизма и очищения его образа в восприятии обществом от разного рода искусственных ярлыков и предрассудков. Конечно, партия занималась этими "реставрационными работами" не в одиночку - она в какой-то мере откликнулась на актуальный тренд в политике и политологии.
Но тем отраднее видеть, с каким удовлетворением восприняли многие из внепартийных консерваторов ноябрьскую заявку ЕР на консерватизм. Ибо этот выбор правящей партии подтвердил их вывод о том, что данная идеология в наибольшей степени соответствует ценностям и представлениям россиян.
Возвращение к традиции вовсе не означает отказа от модернизации, и уж тем более от демократии. Напротив: консервативная модернизация - единственно приемлемый сценарий для России, поскольку именно такой вариант дает возможность осуществлять исторические прорывы без полного отрицания прошлого, без всякого рода "до основанья, а затем...". Без "Брестского мира" и без "Беловежья", без ГУЛАГа, взрывания церквей, как и без грабительской приватизации и тотальной криминализации общества.
Эта консервативная идея отчетливо выражена в статье Д.А. Медведева "Россия, вперед!": "...хочу огорчить сторонников перманентной революции. Спешить мы не будем. Спешка и необдуманность в деле политических реформ не раз в нашей истории приводили к трагическим последствиям. Ставили Россию на грань распада. Мы не вправе рисковать общественной стабильностью и ставить под угрозу безопасность наших граждан ради каких-то абстрактных теорий. Не вправе приносить стабильную жизнь в жертву даже самым высоким целям... Реформы для людей, а не люди для реформ".
Задачи обновления и сохранения традиции не только не противоречат друг другу, но, напротив, подразумевают друг друга. Это вовсе не российское ноу-хау. Как говорил английский классик консерватизма Э. Берк: "Даже когда я изменяю, я должен сохранять. Я хотел бы сделать ремонт как можно ближе к стилю того здания, которое ремонтируется". При этом "государство, которое не располагает возможностями для своего собственного изменения, лишено и возможностей собственного сохранения".
Консерватизм не ставит вопрос о целесообразности изменений как таковых. Ему важнее, как и во имя чего будут осуществляться эти изменения. Американский политолог С. Хантингтон подчеркивает: "настоящей антитезой консерватизма... является не либерализм или социализм, а радикализм, который также лучше всего определять в терминах отношения к изменениям, которое характеризуется некритическим подходом".
Одна из задач отечественного консерватизма - преодоление специфически российского раскола общества на демократов и патриотов. У нас не должно быть патриотов - не демократов, и демократов - не патриотов. В утверждении российского консерватизма я вижу серьезный шанс к тому, чтобы и другие идеи начали обретать тот облик, который они имеют в классических демократиях. Отечественные коммунисты и социалисты смогут отойти от несвойственных левым идей державности, патриархальности и т.п., чем они вводят в заблуждение как избирателя, так и своих зарубежных со братьев.
И для российского либерализма возникают новые возможности найти себя и содействовать необратимому укреплению основ демократии в России. Эту идею подтверждает упоминавшийся Г. Рормозер: "Осуществление прав и свобод, которыми человечество обязано либерализму, возможно в России только при возрождении консервативных традиций, т.е. в сочетании обоих направлений. На Западе либерализм утверждался в борьбе против консерватизма. В России же будущее либерализма связано, как раз наоборот, с необходимостью просвещенного консерватизма".
Некорректны упреки в адрес консерватизма как партийной идеологии в том, что за ним-де скрывается намерение законсервировать именно текущую реальность со всеми ее известными проблемами как удобную для нынешних элит. Это также недобросовестная подмена понятий. Базовые документы партии и выступления лидеров говорят о настоятельной необходимости перемен. Консерватизм "консервирует" не ценности самой партии и элит, а ценности народа. Эти базовые константы имеют гораздо большую историю, чем партия или нынешние элиты. Восстановление целостности и преемственности русской истории - одна из задач консерва тизма.
Консерватизм выполняет также важную функцию обеспечения стабильности общества и государства, в том числе и прежде всего - в трудные и переходные периоды. Именно это справедливо поставил в заслугу партии ее председатель В.В. Путин в своем докладе на съезде: "Единая Россия" помогла "собрать государство" в начале 2000-х годов, покончить с анархией, восстановить общее правовое пространство страны. Здесь еще много надо сделать - это правда. Но многое уже сделано, очень многое".
Обвинения в адрес консерватизма в его якобы антиреформаторской направленности не подтверждаются мировой практикой. Ибо назвать, например, Тэтчер или Рейгана контрреформаторами и тормозом для модернизации собственных стран можно лишь в шутку. И все же появляются те, кто, исходя из неглубокого восприятия консерватизма, так сказать, на слух, без учета мировой практики, всерьез пеняет на консервативный выбор "Единой России" как на желание противостоять реформам.
В этой связи не могу не вспомнить имена двух выдающихся политиков-консерваторов, которые осуществили в собственных странах реальный прорыв и фактически спасли их: Конрада Аденауэра и Шарля де Голля.
Можно представить ситуацию в послевоенной Германии: в 1946 г. объем промышленного производства составлял 33% от довоенного уровня, в войне погибло около 7 млн человек и еще около 12 млн человек было выселено, до половины всего жилья разрушено и повреждено, также как и 20% промышленных строений и оборудования, 40% транспортных сооружений. И на этом фоне решительные действия политиков - К. Аденауэра и Л. Эрхарда - приводят к тому, что потом назовут германским "экономическим чудом".
Они дали стране полные прилавки, стабильные заработки, растущее производство, твердую валюту. А главное, вернули пребывавшей в депрессии немецкой нации надежду и веру в свои силы, апеллируя к ее лучшим качествам: трудолюбию, терпению, целеустремленности. Активная либерализация рынка происходила под бдительным контролем государства, побуждавшего бизнес к социальной ответственности и инвестициям в расширение производства. Еще в начале 1950-х гг. в стране насчитывалось около 2 млн безработных, а во второй половине этого же десятилетия уже пришлось привлекать рабочую силу из-за рубежа".
Генерал де Голль возрождал свою страну под лозунгами "Порядок, закон, справедливость" во внутренней политике и "Величие Франции" - во внешней. Де Голль говорил: "Либерализм, который мы знали в прошлом, немыслим и невыносим в настоящем состоянии мира и особенно в нынешнем состоянии общества. Коммунизм - это подавляющее решение, ужасное для народа, решение, которое перевернет все... Нужно что-то другое. Что-то простое, достойное и практическое: ассоциация. Эта старая французская идея".
В этом, кстати, одна из примечательных особенностей консерватизма: он всегда национален, в отличие от либерализма или коммунистической идеи. Консерватизм един, но традиция у каждой страны своя. Что не мешает консерваторам разных стран понимать друг друга.
Однако приверженность к консерватизму вовсе не означает выбора изоляционистского пути - еще один необоснованный упрек в адрес консерватизма. Я не случайно упомянул Аденауэра и де Голля: именно эти два консерватора и патриота стали, по сути, отцами европейского интеграционного проекта в его нынешнем виде. Будущие лидеры их партий - Г. Коль, Ж. Ширак, А. Меркель - стали активными продолжателями и реализаторами идеи объединения Европы. При этом консерваторы видели в качестве своей цели не "европейскую нацию", а "Европу наций", сохранение многообразия и своего исторического лица каждым народом. Полагаю, это весьма близко и нашему пониманию интеграционных процессов.
Нельзя не вспомнить и знаменитую речь де Голля 23 ноября 1959 года "О Европе от Атлантики до Урала". В политическом объединении Европы он видел некую альтернативу "англосаксонской" НАТО. Предложение Д.А. Медведева о новой архитектуре европейской безопасности есть в какой-то мере возвращение к незаслуженно забытой идее великого французского консерватора.
Консерватизм - это прежде всего дань уважения к национальной традиции. Для России, с ее разорванной связью времен, это более чем актуально. Но традиция - это не глава в учебнике истории и не набор закостенелых догм, а живой процесс, который продолжается и сегодня. Важно понять его, найти его движущие силы, которые будут работать на движение нации в ее собственное, уникальное для каждого народа будущее. У России такое будущее есть!