В Библиотеке киноискусства им. С.М. Эйзенштейна проходит фестиваль "Кинематографический Чехов"

До 26 марта в Библиотеке киноискусства им. С.М. Эйзенштейна проходит фестиваль "Кинематографический Чехов".

На этом подробном трехмесячном киномарафоне Чехов предстает практически во всех ипостасях, запечатленных кинематографом. Циклы показов руководителем программы Вячеславом Шмыровым готовились академически всеобъемлющими: "Чехов в советской киноклассике", "Чехов и мастера современной отечественной кинорежиссуры", "Чехов и великие артисты ХХ века", "Чехов и музыка", "Чехов после Чехова", "Наброски к портрету", et cetera, et cetera.

Из ближайших чеховских фестивальных событий - 19 марта друзья поэта и сценариста Геннадия Шпаликова будут вспоминать о нем и смотреть его картину "Долгая счастливая жизнь". 23 марта Сергей Соловьев представит фильмы "От нечего делать", "Предложение" и "О любви". А 26 марта после анимационного альманаха "Рассказы Чехова" Марлен Хуциев покажет материалы своего нового фильма "Невечерняя" о Чехове и Толстом.

Если верить статистике, всего по произведениям Чехова осуществлено 245 экранизаций; снято 235 художественных и 10 анимационных фильмов. Накануне показа программы журнал "Кинопроцесс" и Библиотека киноискусства проводили опрос кинокритиков: какую экранизацию Чехова вы считаете лучшей? И абсолютное большинство лучшей экранизацией Чехова за сто лет экранизаций чеховских произведений назвали фильм Никиты Михалкова "Неоконченная пьеса для механического пианино".

После вручения диплома, подтверждающего сей факт, художник и сценарист этой картины Александр Адабашьян поделился неизвестной историей создания известного фильма:

 - Мы были тогда молоды - и я, и Никита Михалков, и оператор Павел Лебешев, и вся группа. А в советское время молодость до 40 лет распространялась, и классику молодым не доверяли - тем более что нам даже сорока не исполнилось, то есть по тем понятиям мы были совсем мальчишками. Чехов нас очень интересовал, но все уже было расписано и распределено - часть пьес уже экранизировали, часть уже числилась за кем-то... Случайно на глаза Никите попалась пьеса, название которой идентифицируют как "Безотцовщина", хотя сам Чехов про нее никогда и нигде не упоминал; по словам брата, Михаила Павловича, пережившего Чехова лет на 30, если не больше, пьесу причислили к неизданным пьесам, и вот мы подали заявку на это произведение. В главной сценарной коллегии ее положили под сукно, и там бы она и пролежала, если бы не минусы и плюсы планового хозяйства советского времени. Минусы всем известны и многократно осмеяны, а плюс в данном случае заключался в том, что где-то в Средней Азии какая-то студия не выполняла план, и, таким образом, из-за нее не выполняло план "Госкино". А вы знаете, что такое плановое хозяйство: если вам выделяются деньги на производство 20 или 200 единиц чего угодно - фильмов, отверток, кукол-голышей и если вы эти деньги не осваиваете и выпускаете меньше, то на будущий год изделий вам будет заказано по финансированию уже не 200, а 180. Поэтому нужно было срочно брешь заткнуть. И тут вспомнили: а эти вот нам приносили пьесу. А пьеса ведь дешевле стоит, потому что там определенное количество действующих лиц, нет огромных массовок, всего три-четыре интерьера - это не то что огромный фильм делать.

Нас вызвали и спросили: у вас сценарий есть? У нас ничего не было, но мы сказали: "Есть". - "Приносите". - "Нам нужно немножко поработать, подработать..." - "А что это за пьеса?" - "Такая-то такая-то"... Но кто же признается, что не читал пьесу Чехова? - "Да, да, смутно помню... Сильная вещь". Потом спохватились: "Я-то помню, но плохо. А вы? Тоже плохо? Надо бы подстраховаться. Давайте мы отправим их в Институт русской литературы, пусть там дадут заключение". А тогда изданием синего полного последнего собрания сочинений Чехова занимался Зиновий Самойлович Паперный. Замечательный человек, театровед, автор, человек с потрясающим чувством юмора, что не мешало ему быть феноменально образованным. И к тому же еще был один плюс - я учился в Строгановке с разницей в один курс вместе с его сыном, опять очередное наше везение. Мы с ним связались, он сказал: приходите. Мы с Никитой пришли. Он взял нашу рукопись и пообещал, что прочитает очень быстро, но уж, извините, скажет то, что думает. Мы говорим: да мы как раз об этом мечтали.

Когда мы пришли во второй раз, он сказал, что думал. И думал он плохо. Если дословно: "Ребята, у вас получился юноша с бородой. У вас есть отрывки из его поздних пьес и художественных произведений и какие-то надерганные цитатки из ранних рассказов, да еще из записных книжек. Мой вам совет: я этого не читал, вы этого не писали. Вы это где-нибудь сожгите, чтобы никто не видел, и пепел развейте, как будто этого ничего не было, потому что это катастрофа".

Смириться с этим заключением было сложно. "Ладно, я не буду вам портить биографию, - уступил Зиновий Самойлович. - Я не буду выступать злым дядькой, но давайте так. Вас спросят: читал ли Паперный, вы скажите: читал. Это будет правдой. А если спросят, каково мое мнение, скажите: позвоните ему. Тогда уж я скажу правду. Но доносов вслед вам писать не буду и на студию звонить не буду. Хотя думаю, что было бы благом для вас, если бы я это сделал". На том мы разошлись. Потом он позвонил узнать, как дела. Мы похвалились: "Да вот уже заканчиваем сценарий, запускаемся". Он с ужасом в ответ: "Ребята, последний раз вас предупреждаю: вы на грани катастрофы. Ну ладно, если вы принципиальные, то - услуга за услугу. Я вас не заложил, а вы меня в любом случае позовите на премьеру".

Когда премьера состоялась, мы его пригласили. После фильма он подошел к нам и сказал, что он в полном восторге от картины, что ничего подобного не ожидал и что он теперь понимает, что не умеет читать сценарии. (Это был первый и последний человек, который в этом признался.) И что если будут публичные обсуждения картины, "приглашайте меня, буду вас защищать. Искупать свою вину, потому что нервы я вам попортил". И, надо сказать, нервы он нам действительно попортил, но по сравнению с тем, что он потом для нас сделал!.. В те времена еще действительно практиковались публичные обсуждения, и когда вставали люди и говорили: я посмотрел картину и обнаружил, что у вас 60 процентов отсебятины, использовано 58 произведений Антона Павловича, и как вы можете себе представить экранизацию при таком вольном отношении к автору, мы были не в состоянии ответить на подобные вопросы, и под грузом цифр эрудиции спрашивающего мы склонялись и косились в сторону Зиновия Самойловича. Он вставал, и после двадцатиминутного ответа с блестящим количеством цитат и комментариев все, как правило, заканчивалось аплодисментами в его адрес. Пристыженный оппонент умолкал, а мы говорили: какое счастье, что именно вы именно это нам объясняли...