Поделиться
"Какую страну потеряли!" - чувство, живущее, видимо, где-то в тайнах моего стареющего подсознания, с неожиданной внятностью выразилось в этих незатейливых словах. Оно прорвалось в свет разума и уже не покидало меня во время всей торжественной церемонии вручения Межгосударственной премии Совета по гуманитарному сотрудничеству и Межгосударственного фонда гуманитарного сотрудничества государств-участников СНГ под названием "Звезды Содружества", которая прошла 9 апреля в Доме Пашкова празднично и трогательно.
Лауреаты первой премии "Звезды Содружества" были по преимуществу людьми немолодыми, успевшими вырасти и обрести известность еще в СССР. Имена белорусских кибернетиков - Генриха Левина, Анатолия Криштофика, Олега Чижа, таджикского астронома Пулата Бабаджанова, киргизского драматурга Султана Раева и даже ректора университета имени Баумана Игоря Федорова требовали некоторых пояснений. Но когда на сцену выходили Таир Салахов, Дживан Гаспарян, Давид Тухманов, Александра Пахмутова и Николай Добронравов, не надо было ничего объяснять. А когда начинала звучать музыка, то не надо было просить никого подпевать, все пели и так - и про Беловежскую Пущу, и про надежду, и про День Победы. В этот солнечный день
9 апреля в Доме Пашкова музыка звучала так громко и весело, что хотелось жить, как чеховским трем сестрам, после всех исторических трагедий минувшего столетия, разбросавших наших героев по городам и странам. Мы радовались этому празднику, новой весьма почетной и достаточно весомой премии, хотя все точно понимали, что отмечают, если не последних, то скорее всего предпоследних из могикан, которых создала и сделала знаменитыми большая страна, которой уже нет на географической карте. И, скорее всего, не будет в обозримом будущем.
Под длинными и вполне казенными названиями, укладывающимися в аббревиатуры СГС и МФГС, на самом деле скрывается вполне дружественное дело, затеянное сразу после того, как распался Советский Союз. Мы собирались в Минске, который стал столицей СНГ, - самые известные люди искусства бывшего советского государства и прим кнувшие к ним чиновники вроде меня, и начиная с 1993 года спорили о том, как сохранить то общее культурное пространство, которое досталось нам в наследство вовсе не от ЦК КПСС. Хотя у нас были свои иллюзии, и многим казалось, что СССР вернется совсем скоро. Мы не раз и не два писали нашим руководителям длинные письма о необходимости создать фонд поддержки межгосударственных гуманитарных связей, придумывали причудливые способы сохранения двухсторонних отношений, и никогда не получали практической помощи. Сейчас, по прошествии почти двух десятилетий с той поры, в преддверии двадцатилетия СНГ, лучше понимаешь, почему было не до нас. Постсоветские страны заново - как Россия, или вообще наново - как все остальные республики, входившие в СССР, выстраивали свою государственность. И их заботило не то, как надо объединяться, но то, как возможно бескровно разъединиться. Да и в культуре новых стран многое определяла эйфория независимости, самостоятельности, свободы не только от идеологических советских шор, но и от влияния соседей. Стремительность политического распада, конечно же, повлияла на все остальные сферы нашего недавнего совместного бытия. Но и экономика, и культура в особенности более консервативны, инерционны, чем политика. И, быть может, более приближены к реальным потребностям человека. Именно поэтому нам казалось, что лучше сохранить общее культурное пространство, нежели быть его могильщиками. Ну и, конечно, нам, друзьям еще с шестидесятых годов, а некоторым и того ранее, вдруг оказавшимся в разных странах, нужен был некий повод для встреч. Иногда ведь нужно вместе выпить и сказать друг другу слова уважения и любви. Как жить без этого? И когда за один стол садились Лавров, Ульянов, Стуруа, Айтматов, Еременко, Банионис, Артмане, Микивер, Матевосян, Ибрагимбековы, Ступка, Балоян (надеюсь, вы понимаете, как можно продолжить этот список), рождалось многоголосие такого класса, такой мощи, что ты всерьез начинал верить в волшебную силу искусства, способную преобразовать окружающий мир.
Страны, входящие в СНГ, делились на разные экономические и даже политические группы, создавали объединения и союзы. Люди культуры, и не только те, кто получил признание в Советском Союзе, вопреки всему старались сохранять связь друг с другом. Разбежавшиеся по национальным квартирам, мы вдруг почувствовали недостаток кислорода, сократившуюся питательную среду, неожиданную для самостоятельных стран провинциальную замкнутость. К началу 2000-го стало ясно, что мы размежевались так основательно, что можно думать о новом объединении.
Именно тогда Лавров, Садовничий, Поллыева, БюльБюль Оглы, Смбатян и автор этих строк решили организовать Форум творческой и научной интеллигенции стран СНГ. Нам казалось, что мы должны предпринять эту попытку, чтобы продлить то чувство необходимости друг в друге, которое жило (и живет в нас) подчас вопреки всем привходящим окружающим обстоятельствам. Скажу честно, это не комплимент, но констатация факта, без целеустремленности и энергии Джахан Поллыевой и СГС, и МФГС вряд ли могли состояться. Но главное, что все, что происходило и происходит по сей день на гуманитарном пространстве СНГ, вообще на всей постсоветской территории, происходит не столько благодаря простым бюрократическим усилиям, сколько от того, что они движимы естественными человеческими усилиями людей, которые знают, уважают и любят друг друга десятки лет. Это то богатство, которое не укладывается в формалистику уставных отношений международных организаций. Кому-то это богатство может показаться эфемерным, хрупким, не укладывающимся в систему. Но оно такое, какое есть. Наверное, когда во все эти организации придут другие, новые малознакомые люди, в них что-то изменится. И СГС, и МФГС станут похожими на ЮНЕСКО или Совет Европы. Но это уже будет после всех нас. И у них, повзрослевших уже после распада империи, уже не будет щемить сердце в моменты расставания друг с другом, как у нас, живущих уже почти двадцать лет в независимых, самостоятельных государствах.
Мне часто кажется, что с уходом людей моего поколения и тех, кто моложе меня лет на десять-пятнадцать, кому сегодня около сорока пяти, это общее культурное пространство истончится и перестанет играть ту роль, что прежде. Может быть, эта мысль продиктована самоуверенной ограниченностью опыта и возраста. Понятно, что мы никогда уже не будем жить в той общей стране-коммуналке, где интеллигенция сбивалась вместе в своем неприятии неправедной власти. И отношения наших детей и внуков будут строиться по-другому, чем у нас. Менее сентиментально, без романтических иллюзий.
А может быть, я ошибаюсь. И они - идущие нам на смену, сохранят наше, почти болезненное, тяготение к этому общему пространству культуры и любви, одно воспоминание о котором делает тебя моложе и лучше, хотя ты уже точно знаешь, что его не вернуть никогда. Можно только постараться сохранить эту ускользающую реальность человеческих чувств.