В серии "ЖЗЛ" выходит биография Сергея Довлатова

В издательстве "Молодая гвардия" готовится к выпуску книга известного петербургского писателя Валерия Попова "Довлатов". С писателем и журналистом Сергеем Довлатовым, одним из литературных брендов Ленинграда-Петербурга, Валерий Попов был знаком лично. Мы попросили его поделиться воспоминаниями об авторе "Зоны", "Заповедника", "Марша одиноких" с читателями "Российской газеты".

Российская газета : Теперь Довлатова называют "настоящим народным писателем", современным классиком, одним из самых читаемых русских писателей. А жизнь его была трагичной из-за непризнания? Кстати, и сегодня не все считают его выдающимся писателем, не являются поклонниками его юмора.

Валерий Попов : Насчет непризнания Довлатова отвечу так: ведь и к Пушкину многие относились снисходительно - не поднимает, мол, глубоких проблем, шутит, играет. Среди читателей тоже немало бездарностей, мыслящих примитивно и тяжеловесно, ушей которых "божественный глагол" никогда не коснется.

РГ : Довлатов писал: "Бог дал мне именно то, о чем я всю жизнь его просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят". Он мечтал о славе? Поэтому и уехал из Ленинграда сначала в Таллин, а затем - в Америку?

Попов : Довлатов был еще и гениальным "навигатором" своей судьбы. Бездарности сразу норовят стать великими, замахиваются на гигантские эпопеи с крупными проблемами. И получается пшик. Сергей, к счастью, на это не поддался, хотя порою был уязвлен шумихой вокруг "литературных мамонтов", в тени которых он казался как бы незначительным. Но он выдержал и сделал свое.

РГ : О Довлатове с каждым годом все больше и больше пишут. Вы уже писали о нем в своей книге "Горящий рукав". Как родилась идея книги в серии "ЖЗЛ"?

Попов : Сначала мне просто захотелось написать книгу для "ЖЗЛ". Не скрою, это произошло после успеха замечательных книг этой серии, в частности, о Горьком, об Алексее Толстом. Я понял, что сейчас этой редакцией руководят люди живые и творческие, и уже можно писать биографии не в каноническом духе, а так, как ты видишь их. Когда мне прислали список героев (на выбор), я с удивлением и радостью встретил в нем старого друга и решил, что должен рассказать про его жизнь, как ее видел и понял сам, вспомнить то замечательное время, когда в Ленинграде гении запросто ходили по улицам с целью встретить другого гения и радостно вместе опохмелиться.

РГ : Вы были знакомы с Довлатовым в 60-е годы, когда его знали единицы?

Попов : В книге я как раз пишу о широкой популярности Довлатова даже в ранние шестидесятые годы. Тогда слой молодых людей, увлеченных литературой, был весьма широк, и Довлатов благодаря своему экстравагантному существованию, на грани риска и даже за этой гранью, был уже популярен. Он гениально поступил: сначала создал свой выдающийся образ, отпечатался в сознании современников, поэтому и к рассказам его сразу был повышенный интерес. Создание неповторимого имиджа - первое дело для писателя.

Вопреки сложившимся политическим штампам те годы в Ленинграде (да и в России) были как раз наилучшими для писателя. Какие примеры: Битов, Конецкий, Искандер, Трифонов, Голявкин! Все абсолютно искренни и неподкупны, и не только успешны и знамениты, но и запросто доступны, откровенны, делились своей гениальностью в многочисленных и весьма популярных тогда питейных заведениях. Довлатов, помимо всего, еще и попал в наилучшее время. И потом не раз писал, что главное для него - ленинградская литературная школа. Но правильно, что уехал в Америку: здесь бы он долго бежал в толпе замечательных писателей, а там быстро стал "первым парнем на деревне". Хотя уехал, конечно, под давлением, как бы изгоем общества. Но писателю все на пользу.

РГ : Как вы оцениваете жизнь Довлатова в Америке - удача или гибель?

Попов : Довлатов был неуправляемым, бурным, часто во вред себе. Это ужасно для близких, но для писателя необходимо. Именно так добываются трагические сюжеты, а все другие не интересны, и Довлатов это с отчаянием понимал. И в то же время он был весьма расчетливым стратегом. Его литературная судьба - самая успешная (уступает лишь судьбе его друга Бродского). Для нормальной семейной жизни денег почти хватало, особенно в последние годы успеха, но к нормальной жизни обывателя (увы, для писателя бесплодной) Довлатов так и не пришел. Хотя были попытки - на гонорары он даже купил ранчо в Касткильских горах, чем очень гордился... Конечно, Америка, с ее жесткими требованиями, сделала Довлатова писателем, но и легла таким грузом, которого он не выдержал.

РГ : У вас есть любимое довлатовское произведение?

Попов : Книга "Чемодан". Любимый рассказ - "Офицерский ремень". Довлатовский блеск и глубокое знание жизни народа. Здесь они соединились, что случалось не всегда.

РГ : Вы знакомы с вдовой Довлатова Еленой? Она читала вашу рукопись? Беседовали с ней, консультировались? Где живут его дети, чем занимаются?

Попов : С Еленой мы знакомились постепенно. Оказавшись в Нью-Йорке вскоре после смерти Довлатова (нашу встречу с ним мы планировали, но я опоздал), я позвонил Лене с соболезнованиями. Потом она с дочерью Катей, тоже активно занимающейся довлатовскими делами, не раз приезжала в Питер и Москву - на шестидесятилетний юбилей Довлатова, на открытие его мемориальной доски. Перед началом работы над книгой я писал Лене, и она ответила, что мои статьи о Довлатове внушают ей некоторое доверие и она надеется, что книга не будет кляузной, как многие другие книги о нем. Гарантирую это. Гадости, которые пишут о писателях, да и вообще о людях, ненавижу. Обычно этим занимаются пигмеи. О других детях Довлатова, так же как и о "роковой" Асе, его первой жене, прочтете в книге.

РГ : Вы публикуете там какие-то письма?

Попов : Письма - половина довлатовского наследия. Сергей признавался, что любит писать письма даже больше, чем рассказы. И они начали удаваться ему раньше, чем рассказы. Он замечательно отразил в них свою жизнь! Как же без них? Число писем в книге даже пришлось сокращать, особенно переписку с Ефимовым. История отношений Довлатова с Ефимовым, писателем и фактически первым серьезным довлатовским издателем, весьма интересна и драматична. Была литературная ревность, потом вражда, отразившаяся и в письмах. Что Довлатов был расчетлив и порой жесток - знают многие, кто имел с ним дело. А без ссор, борьбы самолюбий у писателей не бывает. Даже Тургенев с Толстым чуть не перестрелялись.

РГ : Довлатов стремился из эмиграции на Родину в отличие от Бродского? Кем он был бы здесь, если бы вернулся? Журналистом? Гидом?

Попов : Довлатов в Россию вернулся, и еще как! Плюхнулся так, что из ванночки выплеснуло всех нас. А на бытовые действия вроде физического приезда в Ленинград у него уже не было сил. Талант выпил всю его кровь, как вампир. Еще одна необходимая черта гениальности - умение поставить в конце жизни не точку, а восклицательный знак. И поставить его на взлете, не дожив до жалкого состояния.