В программе фестиваля, обратившегося в год своего 90-летия к трагической теме столкновения богов и людей, появился главный оперный миф - "Орфей и Эвридика". Это уже десятый "Орфей" Глюка, поставленный на зальцбургской сцене.
Премьеру подготовили мэтры немецкой сцены режиссер Дитер Дорн и художник Юрген Розе. Музыкальное руководство взял на себя Риккардо Мути - "дорогой Риккардо", как его называют в Зальцбурге, готовящийся отметить в следующем сезоне сороковую годовщину сотрудничества с фестивалем. Очевидно, что не представить "Орфея" в программе, обращенной к оперным мифологическим сюжетам, было бы нонсенсом: Орфей считается не только величайшим музыкантом в греческой мифологии, но и "отцом" европейской оперы. Именно Орфею и истории его любви к Эвридике была посвящена первая оперная партитура, написанная Якопо Пери около 1600 года. С тех пор орфическая тема, хранящая в себе саму тайну искусства, не прекращает воплощаться в самых разных партитурах - от Монтеверди до рок-композиторов.
Легендарной считается партитура Глюка, который не только создал музыкальный шедевр, наполнив музыку "Орфея" гипнотическими по красоте ариями и хорами, но и продвинул своим творением искусство оперной сцены вперед, приблизив героев мифа к обычным людям, в груди которых бьется сердце, горят желания, страдает душа. Для этого, правда, Глюку пришлось перевернуть древнегреческий миф с ног на голову, приписав к "Орфею" счастливый финал. В результате меланхолическая история Орфея, спустившегося с дозволения околдованных его музыкой богов в подземный мир за умершей Эвридикой, но нарушившего запрет богов - не оглядываться в пути на свою прекрасную супругу - и в результате потерявшего ее навсегда, получила у Глюка радостную развязку, где амур вновь вернул Орфею его возлюбленную.
Рациональное основание такой трактовке мифа можно найти, только исходя из потребностей вкусов публики, которые во времена Глюка были как раз другие - менее субъективные и ориентирующиеся в многозначных смыслах античных мифов. Сегодня массовые вкусы однозначно ближе к мелодраме, но даже в этом случае постановщикам "Орфея" пришлось помудрить, чтобы откорректировать столь аномальное для мифа "счастье на блюдечке", которым Глюк увенчал своего "Орфея". При этом, надо заметить, что для Дитера Дорна и Юргена Розе весь основной текст партитуры - сам миф, оказался чем-то вроде простодушной сказки, которую они красочно иллюстрировали и разбавили незатейливым сценическим движением. Театральные картинки, выполненные в манере "наива", сменялись в спектакле, как слайды: вот Орфей и Эвридика на торжестве в окружении нарядных гостей (у Глюка - пастухов и пастушек), вот Эвридику хоронят, гости несут белые могильные камни и алые цветы, вот Орфей стенает на могиле, а из глубины сцены выезжает платформа с застывшими олимпийскими богами-старцами, посылающими к безутешному любовнику амура, вот Орфей спускается по лестнице в преисподнюю, где в блеклом терракотовом свете клубится месиво человечьих тел.
Все эти статичные сцены сопровождаются такой же гладкой и ясной музыкой в исполнении Венских филармоников и Риккардо Мути. Маэстро без усилий выводит оркестр и певцов на первую линию спектакля - что логично для сюжета, героем которого является музыкант. Причем от самой увертюры до финала Мути удается удержать какой-то нетипичный для него созерцательно-отрешенный тон. Учитывая же, что больше половины оперы - это арии-ламентации - печальные страдания Орфея, поддержанные торжественными хорами, настроение в зале реально достигает элизиумного. И вот в этот момент Дорн и хореограф Рамзес Сигл начинают рушить благостность глюковской красоты. Орфей в отточенном исполнении меццо-сопрано Элизабет Кульман и Эвридика - выразительное сопрано Женя Кюхмайер вступают в страстную разборку, напоминающую банальную семейную ссору. Мифологический финал этой истории известен. Глюк оставляет Эвридику жить: финальный балет у него - триумф подлинной любви.
Авторы же зальцбургского спектакля считают, что миф ничему не учит человечество. Люди всегда наступают на одни и те же грабли. Именно поэтому Орфей и Эвридика наблюдают в финале спектакля не "балет" гармоничной любви, а жуткие потасовки мужчин и женщин, которые так и не смогли за прошедшие тысячелетия найти общий язык. И это, к слову, тот уровень значений, на котором античный миф абсолютно понятен современному зрителю.