Юбилейная выставка Исаака Ильича Левитана на Крымском Валу собрала около 300 работ из 17 музеев России, двух зарубежных - Национального художественного музея республики Беларусь в Минске и Израильского музея в Иерусалиме, а также частных московских собраний.
Наряду с графикой, акварелями, пастелями, практически впервые показанными в полном объеме, здесь можно увидеть самые знаменитые "хиты" художника, в том числе отреставрированные полотна "Золотая осень", "У омута".
Левитан - наше все. С его иллюстрациями в школьных учебниках вырастали, как минимум, три поколения отечественных школьников, ломая головы и карандаши над сочинениями "по картине". "Хрестоматийный глянец" за век с лишним отполировали до такого блеска, что, кажется, любого школяра разбуди ночью и он спросонья без запинки выдаст про демократическое искусство передвижников, поэтическую красоту национального русского пейзажа, лирическое начало в полотнах Левитана. Что касается собственно живописи, то она, в сущности, интересовала методистов и словесников меньше, чем развитие речи их подопечных. Да и о какой живописи можно вести речь, если на школьных партах - репродукции?
Понятно, что перед устроителями выставки Левитана в ГТГ стояла двойная задача. Первая - поддержать национальный бренд и продемонстрировать во всем блеске вновь отреставрированные работы, предъявить давно знакомые полотна как своего рода подтверждение незыблемости основ. Пейзаж тут выступает как род национальной идеи, картина - как символ неизменности времени. Согласитесь, есть нечто очень успокоительное в том, чтобы обнаружить, что "Золотая осень" или "Март" почти такие же, как... в "Родной речи" полвека назад. Парадокс в том, что картина в этой ситуации служит отсылкой... к репродукции. Причем ощущение такое, что многие зрители готовы ее воспринимать именно в этом качестве. Когда видишь солидных випов, неторопливо и со вкусом фотографирующих на "цифру" "Над вечным покоем", "Тихую обитель", "Вечерний звон" или "Владимирку", то ощущение возникает вполне сюрреалистическое. Неужто люди опасаются забыть, как выглядит известная картина?
|
Видео: Сергей Куксин |
С другой стороны, у кураторов Третьяковки была еще одна, прямо противоположная цель - увести зрителей от общеизвестного, от стертых истин и попытаться открыть "нового" Левитана. Отсюда - показ практически всего графического наследия, даже литографий, которые молодой художник делал для журналов "Будильник", "Москва", "Россия"... В "Будильнике" же начинали Антон Чехов и его брат Николай, с которым Левитан познакомился в Московском училище живописи, ваяния, зодчества. Впрочем, основные надежды не на эти иллюстрации, сделанные заработка ради, а на портреты, которые показываются редко, акварели и пастели, действительно роскошные. Пастели для Левитана часто были способом продумывания большой картины, своего рода мостиком между этюдом и монументальным полотном. Но при этом они оказывались вполне самостоятельными произведениями.
Как ни странно, за расширением, раздвижением привычных рамок показа стоит желание приблизиться к камерному, лирическому миру художника. "В нем было что-то мягкое и, пожалуй, сентиментальное, в непошлом смысле этого слова; борцом, упорным проводителем "идей" он никогда не мог быть и этим особенно резко отличался от того художественного сообщества, с которым был связан почти всю жизнь и которое так часто и болезненно оскорбляло его чуткую чуткую натуру", - так определил Дягилев особенность дарования художника в статье "Памяти Левитана". Этот пассаж - прямая полемика с передвижниками, к младшему поколению которых привычно относят Левитана. Но одновременно (что едва ли Дягилев мог предвидеть) это и полемика с тем пониманием творчества художника, которое восторжествовало в ХХ веке. С этой точки зрения та давняя, очень личная по тону статья Сергея Павловича оказывается вновь актуальной. Не случайно именно она открывает каталог выставки, задавая точку зрения, тон, полемический настрой всему юбилейному проекту.
Впрочем, полемика вокруг творческого наследия Левитана началась практически сразу после его кончины. Уже через день после печального известия Дягилев отправляет телеграмму Остроухову, сообщая о намерении "Мира искусства" устроить посмертную выставку Левитана и заявляя, что "счеты с Обществом [передвижников] у него были кончены". Тот, напротив, подчеркивает, что Левитан "сознательно остался у передвижников. (...) Вся его деятельность прошла у передвижников. Ученик передвижника Саврасова, он до кончины оставался членом Товарищества. Право на устройство посмертной выставки Исаака Ильича безусловно поэтому за передвижниками". Тем не менее именно Дягилев организует посмертную выставку Левитана в 1901 году. "Мирискусники" выпустили не только специальный номер журнала, но и альбом с 26 гелиографиями его произведений.
Между прочим, "живительный дух поэзии" и "искание красоты" - то, что объединяет Левитана не только с "мирискусниками", но и "Мюнхенским сецессионом", с которым в 1896 году ему предложил выставляться все тот же Дягилев. Как бы то ни было, сегодня, на мой взгляд, "новостью" выглядят чудесные левитановские работы "Лунная ночь", "Сумерки" (1899), в которых проступают призрачность, зыбкость, изысканная декоративность наступающего Серебряного века. Впрочем, каким видеть "нового" Левитан, сегодня каждый для себя решает сам...
Выставка "Исаак Левитан. К 150-летию со дня рождения" открыта в ГТГ на Крымском Валу, 10 (залы 60-61), до 20 марта 2011 года. Выходной день - понедельник. В четверг - до 22.00 (касса до 21.00). Остальные дни - с 10.00 до 19.30 (касса - до 18.30).