Поделиться
Накануне нового сезона сборной России ее тренеры Вячеслав Быков и Игорь Захаркин встретились с корреспондентами "РГ"
Повод для встречи был весьма оптимистичен. С нескольким запозданием мы одарили дуэт двумя статуэтками "Серебряных ланей".
Им - как лучшим тренерам, а их сборной, как сильнейшей команде за победу еще в чемпионате мира-2009. Перед Олимпиадой в Ванкувере эту премию, определяемую Федерацией спортивных журналистов России по результатам голосования спортивных репортеров, вручать было страшновато: вдруг сглазим. После того самого поражения от канадцев в одной четвертой, потребовалась пауза. И хотя прошло и время, и наступил новый сезон, разговор не мог не начаться с тех самых злосчастных - 3: 7 в Ванкувере.
Российская газета: Вячеслав Аркадьевич, Игорь Владимирович, рана Ванкувера-2010 до сих пор жива. Что тогда все-таки произошло? Ведь если вспомнить "золотой" для нас чемпионат мира в Квебеке 2008 года, то там сборной России удалось переломить ситуацию в матче с канадцами. Почему мы не сумели сделать тоже самое на Олимпиаде?
Игорь Захаркин: В Квебеке за нами был первый шаг, в Ванкувере канадцы сделали шаг следующий. Он делается уже вкупе с большими эмоциями, направлен только на победу любой ценой. В принципе мы уже сами продемонстрировали его на чемпионате мира в Квебеке, когда, проигрывая, мы сумели достать канадцев, и в Берне тоже, когда Радулов забил тот победный гол, и мы сумели погасить канадские порывы, довести игру до конца.
Но в Ванкувере было нечто иное: перед нами предстала команда, которая вышла умирать. Прямо с первой смены ребята почувствовали эти удары в плечо, это самопожертвование, эту игру на грани понимания нормального хоккея. В этом и заключается урок - в отношении соперника к решающему матчу. И мы еще раз поняли, что слова о противостоянии российского и канадского хоккея, это не просто слова. Вся Канада жила именно результатом хоккейного поединка против сборной России. Я считаю, что именно в этом и трагедия: мы не смогли внушить, не сумели настроить команду.
РГ: А нельзя было после первого как-то повлиять на ситуацию?
Вячеслав Быков: Мы пробовали. Старались что-то предпринять. Но достучаться в такие моменты до ребят, когда они на своей шкуре ощущают происходящее, ощущают этот стадион, этих болельщиков, когда тебя бурят и бурят... Какие бы решения ты ни принимал, какие бы советы ни втолковывал, голова их не воспринимает.
РГ: Получается, проиграли еще в раздевалке?
Быков: Я бы сказал по-другому. У нас изначально не было готовности к этому самопожертвованию, умиранию ради победы. И да, потом перестроиться уже было нереально. Вот вам один пример. Четко обрисовываешь, говоришь, повторяешь нашему игроку, знаковой фигуре в НХЛ: играй без поперечных пасов. Он все понимает, выходит и все равно делает поперечную передачу, идет перехват и... Стоит признать, что доминанта канадцев была на недостижимо высоченном уровне. Не знаю, возможно ли еще когда-нибудь, в какой-то момент увидеть какую-то команду на таком подъеме.
РГ: Хорошо, давайте "переедем" в Сочи. Значит ли все вами откровенно сказанное и признанное, что и мы через четыре года тоже должны выходить на лед, как на войну?
Захаркин: Безусловно! Я же вам говорю: это один из самых серьезных уроков Ванкувера. Если кто-то полагает, что тот матч стал забываться, то он ошибается. Забудет ли Овечкин - лучший на тот период бомбардир - канадских защитников, против которых он играл и переигрывал в официальных матчах НХЛ? Или вы думаете, подведет память Ковальчука, Малкина, Дацюка... Эти ребята знают, против кого они выходят играть в нормальном хоккейном матче. А здесь они столкнулись с нечто таким, о чем вам рассказывал сейчас Слава. Когда логические поступки или автоматические действия хоккеистов на льду подчиняются сокрушительному волевому посылу соперника. И команда наша просто пошла на заклание. Плюс к этому я все же еще раз повторю слово "роковой". Ну не бывает так, чтобы почти любой чужой бросок завершался голом. И кому - Набокову! Мы же понимаем, что Набоков - вратарь высокого класса, один из лучших голкиперов мира. И все равно это правда: бросок - гол.
Быков: Любому специалисту нужно это учитывать. Хоккейный мир тоже, как и мы, сделал анализ, чтобы уловить эту тенденцию. Тот матч для нас - болезненный апогей. Даже не болезненный, нет. Это то, что можно сравнить с катастрофой. Ведь все до сих пор помнят Лейк-Плэсид-1980, тот проигрыш американцам. Вот и ванкуверская Олимпиада, к огромному сожалению, превратилась в незабываемую.
РГ: Президент Международной федерации хоккея (ИИХФ) Рене Фазель заявил, что ИИХФ готова пойти навстречу НХЛ и сузить европейскую площадку на сочинской Олимпиаде.
Быков: Нам, конечно, лучше играть на своих, широких полянах. Хотя, думаю, компромиссный вариант - коробка усредненного размера, станет решением.
РГ: Если мы говорим о компромиссах, думали вы о том, что НХЛ может не пойти на него и не отпустить своих игроков в Сочи?
Быков: Естественно, мы должны быть готовы.
РГ: Такой вариант тоже не исключаете?
Захаркин: Конечно. Одна из основных задач - подготовить команду, которая могла бы бороться за самые высокие места без ребят из НХЛ. И у нас достаточно высокий уровень хоккея в России, чтобы с этим справиться.
РГ: Последний вопрос. Вячеслав Аркадьевич, не так давно вы заявили, что уже через несколько лет с тренерской деятельностью собираетесь заканчивать. Почему? Игорь Владимирович, а вы?
Быков: Не совсем так. Я имел в виду, что ближайшие четыре года заниматься этой работой буду точно. Что после? Пока и сам не знаю. Понимаете, тренерство отнимает очень много сил. Порой тебя просто выхолащивает. Скажу вам больше: откровенно говоря, быть хоккеистом гораздо легче, нежели быть наставником. Потому пока не готов ответить на ваш вопрос в долгосрочной перспективе.
РГ: Но сегодня вы эту пикантность чувствуете?
Быков: Сегодня - однозначно да. Мне нравится то, чем я занимаюсь. Кроме того, по-моему, у нас с Игорем отличный дует. Я действительно получаю удовольствие от своей работы.
Захаркин: Со своей стороны могу только добавить, что и мне очень приятно работать с таким профессионалом как Слава. В то же время прямо отвечая на ваш вопрос, скажу, что я четырьмя годами не ограничусь точно.