Эти вполне субъективные заметки могут быть интересны людям, связанным с кинотворчеством, а также тем, кому небезразлично, просуществует ли наше кино до 2020 года. "РГ" предлагает продолжить разговор о неотложных проблемах российского кинематографа и, в частности, о роли критики в возвращении ему былой популярности.
В Московском Доме кино премьера отечественного фильма. Зал переполнен, сидят на ступеньках, не попавших на просмотр приглашают в соседний зал - там сеанс начнется с опозданием на 20 минут, но места пока есть.
Коллеги радуются успеху товарищей. Или завидуют. Или радуются провалу заклятых друзей. Критики чирикают в блокнотах - завтра они напишут о новой картине в газетах, обозначат, куда картина толкает родное кино и что она способна дать зрителям.
Так было. В коридорах Дома кино было шумно, шли дискуссии, "круглые столы". Нынче коллективная жизнь в кино прекратилась. Каждый выгребает в одиночку. Наши фильмы не смотрят. Если смотрят - то "Яйца судьбы", которые лучше не смотреть. Наши фильмы не возвращают затраченных денег и не приносят удовлетворения авторам. Отечественные критики заняты выстраиванием рейтингов заграничного кино. Нашего кино как бы нет.
Вместе с тем солидная пачка промо-дисков свидетельствует: кино снимается. Люди вкладывают труд, талант, надежды. Иногда много людей, большой труд, незаурядные таланты. Все напрасно. Вместе с тем едва ли не на каждом сайте нового фильма вопросы: где посмотреть, когда выйдет? Ответ чаще всего один: никогда.
Прокат стал неуправляем, как взбесившийся автомобиль: впереди ров, а он туда несется. Наше кино пало жертвой былой изоляции: когда на страну обрушился водопад голливудских фильмов, он был сладок, как все запретное. Мы не заметили, как эти диковинки, потребленные в лошадиных дозах, изменили само течение времени в кинозале: для публики темпы ускорились, Чехов стал медленным, Толстой - громоздким, Тарковский плывет словно в разреженном пространстве. Мы стали терять публику. Но подстраиваться под блокбастерные ритмы - значит терять возможность в кино думать. Снимать, как прежде, - значит потерять впавшую в детство публику. В нормальных условиях все это - повод для коллективных поисков выхода. Но коллективной жизни больше нет, думать сообща кино разучилось.
Еще раньше мы потеряли критику. Когда-то наша критика считала своей задачей анализ процессов в нашем кино. Но импортный селевой поток смел эту ее сознательность. Публика учила имена новых кумиров - Спилберга с Лукасом и Кэмероном, критика сосредоточилась на кумирах своих - фон Триере или Цай Минляне. Кино распалось на две половины: кино для публики и кино для критиков. Прежде эти половины были двумя крыльями одной птицы, теперь они перестали замечать друг друга. Еще хуже, что нашему кино ни в одной из половин не нашлось места. Причина та же: кино еще не умерло, но ушло в зону невидимости. Наши критики перестали ощущать себя обязанными смотреть наше кино. При этом они хотят присуждать свои премии. Но нельзя присуждать премии, не смотря кино.
Взгляните, какие топ-десятки выстраивают наши критики. В них с трудом отыщешь российский фильм. Почему? Никто не видел большинство картин года.
Вот фильм "Иванов" по Чехову - кинодебют театрального режиссера Вадима Дубровицкого. "Здесь есть пласт аллюзий, который в театре создать трудно, а в кино - возможно. Мы нашли способ, как это сделать. Зритель будет удивлен", - говорил режиссер два года назад, надеясь, что фильм дойдет до зрителя. Фильм не дошел, удивлять некого. Но его обязаны были посмотреть критики - хотя бы из уважения к работе прекрасных актеров Серебрякова, Ильина, Ступки... И привлечь внимание зрителей к нему, а не к лентам Нолана или Поланского - те и так пробьются. Кто, если не критики, могут заинтересовать зрителя нашим кино? Создать вокруг фильма атмосферу культурного события? Чтобы проворонить его публика сочла невозможным? Снова ввести наше кино в моду? Американская критика занята американским кино, французская - французским, польская внимательна в первую очередь к кино родному, польскому. И только российская критика не имеет ни времени, ни охоты заниматься своим кино систематично и целенаправленно. Поэтому "Иванова" мало кто видел, потенциальные зрители о его существовании не знают, он не фигурировал в номинантах на премии. Как и "Багровый цвет снегопада". Как и "Рябиновый вальс". Как и "Пропавший без вести". Как добрых 90 процентов отечественной кинопродукции. Критики исправно ходят только на своих фаворитов. И за них голосуют - за то немногое, что видели. Отсюда нулевой авторитет критических премий: "Белый слон" страдает близорукостью.
Возникла дурная закономерность: кино для критиков проваливается у публики. Критики это объясняют просто: публика - дура. Хиты проката критиками игнорируются. "Титаник" высмеян. Прорыв Кэмерона к новым возможностям кино в "Аватаре" мало кем замечен. Публика выстраивает свои рейтинги, критики - свои. Результат: выпестован нежизнеспособный гомункулус. На птичьем языке он называется артхаус, на языке Стругацких - кадавр. Кадавр прожорлив, его надо кормить. Но заработать на кормежку он не способен: критики за просмотр денег не платят, а публика ни на Цай Минляна, ни на фон Триера, ни даже на Балабанова не ходит. Зато на экраны десятками выстреливаются комедии кошмарного вкуса: "Самый лучший фильм", "Гитлер капут!" и другие "Любови-моркови". В 2010-м только шесть отечественных картин окупились в прокате, и возглавляют "великолепную шестерку" "Яйца судьбы". Формально - удовлетворяют спрос. На самом деле - его формируют. Работают на понижение. Моду диктуют поколения, чей вкус только формируется под влиянием ТВ и аналогичного по уровню кино. Легко просчитать, что это - нарастающая лавина, способная похоронить все культурные достижения России за два века. Вскормленные на "Яйцах судьбы" девушки станут матерями и будут формировать культурные потребности новых поколений.
В прежнем киносообществе забили бы тревогу. Если минздрав считает нужным предупреждать курильщиков о том, что курение убивает, то люди культуры обязаны хотя бы извещать зрителей о вреде такого смотрива для мозговых извилин. Но - молчание. Критика сняла с себя обязанность формировать в публике вкус к хорошему искусству. Торжествует парикмахерский девиз: "Клиент всегда прав". Теперь, когда финансируются только "экономически успешные проекты", девиз возведен в ранг государственной политики. Поэтому новая система распределения денег в кино не вызывает оптимизма.
Так и живем: каждый выгребает в меру своих способностей грести. Дрейфуя по воле волн, кино России хиреет. Как кинематограф оно для мира исчезло. Немногие режиссеры, которым удалось сделать себе международное имя, ищут финансирование за рубежом, иные уже уехали. Новым Тарковским не пробиться.
Почему я все время возвращаюсь к критике? Потому что мозговым центром кино всегда была его теория. С возрождения критики и надо бы начать процесс возвращения нашему кино статуса актуального искусства. Но для этого придется отключиться от неусыпных забот о южнокорейском, американском или датском кино и заняться более скучными для нее материями. На что, признаться, у меня мало надежды.