"Десант" "РГ" высадился на Нововоронежской атомной станции

Вопреки опасениям, никто из шестнадцати участников нашего десанта к месту сбора не опоздал. И к проходной пятого блока Нововоронежской атомной мы прибыли вовремя и в полном составе.

По дороге успели познакомиться: журналисты - с читателями, читатели - друг с другом. Тут же провели беглую "ревизию" вопросов, которых были присланы в редакцию. Про Чернобыль и "Фукусиму". Про радиоактивный йод и рентгены-зиверты. Про желтеющие до срока огурцы рядом с действующими АЭС и замороженное много лет назад строительство атомной станции теплоснабжения в башкирском городке Агидель. 

А еще - про акционирование и возможную передачу в частную собственность ядерно-энергетических объектов России, включая новые атомные станции, и - про вынужденное решение японских властей национализировать вышедшую из- под контроля АЭС "Фуксима" со всеми ее многомиллиардными проблемами. 

Накануне, уже из поезда Москва - Воронеж, мы дозвонились в Рязань профессору Валерию Федяеву, приславшему злободневные вопросы. Как оказалось, Валерий Кузьмич бывал в Японии, встречался с представителями компании TEPCO и даже посещал одну из трех ее атомных станций. И теперь рассказывает об этом студентам Рязанского радиотехнического университета, в котором преподает. Более того - еще в советское время Федяев проходил военные сборы в зенитно-ракетном дивизионе, прикрывавшем Нововоронежскую АЭС. "Но посетить саму станцию не было возможности, т.к. это был очень закрытый объект", - сообщал наш давний читатель и выражал желание присоединиться к акции "РГ".

Смотреть фоторепортаж Сергея Куксина

Мы вынуждены были извиниться перед ним, а заодно и перед всеми, кто прислал вопросы после того, как вышел срок подачи персональных сведений в ту службу, которая отвечает за безопасность и пропускной режим на атомных объектах. Извинившись, мы обещали озвучить от имени всех заочных членов нашей команды самые главные вопросы.

Такая возможность представилась ближе к вечеру, когда завершился визуальный осмотр двух действующих энергоблоков, реконструируемого пятого и площадки строящейся Нововоронежской АЭС-2. К тому времени мы успели понаблюдать за плановой тренировкой персонала атомной станции - отрабатывалось взаимодействие различных служб, проверялись практические навыки пожарных расчетов, была выдвинута подвижная насосная и подготовлена к запуску передвижная дизель-генераторная станции. Иными словами, нам демонстрировали резервные устройства и дублирующие системы безопасности, которых не оказалось в критический момент на "Фукусиме" и которые, как нас уверяли, есть и готовы к работе в Нововоронеже.

Возможное невозможное

Тем, что мы увидели, и был продиктован первый вопрос директору станции Владимиру Поварову:

- Каким мог быть исход, если бы на месте трех действовавших и трех находившихся в ремонте реакторов "Фукусимы" оказались пять таких же "возрастных" энергоблоков НВАЭС - два действующих, два остановленных и один выведенный в ремонт?

Вопрос из тех - "что было б, если бы...". На них не любят отвечать специалисты. Но мы попросили нашего собеседника не уклоняться и дать свою оценку.

 - Наша станция не рассчитана на сейсмические условия, под которые проектировалась и построена "Фукусима-1". Там, как вы знаете, гораздо более высокая опасность землетрясений, причем с высокой магнитудой. У нас для городских объектов закладывалась норма 3-4, для блоков атомной станции 5 баллов. Поэтому, конечно, были бы разрушения. Но с учетом того, что элементы реакторной установки рассчитаны на 9 баллов, свою работоспособность они бы сохранили.

Другое важное обстоятельство, влияющее на исход, - конструкция самого реактора. У нас, в отличие от "Фукусимы", установки двухконтурные. Плюс к тому большие запасы воды на третьем и четвертом энергоблоках, что позволяет снять остаточное тепловыделение в активной зоне. Пять-шесть часов мы можем продержаться даже при потере всех внешних источников. В критических ситуациях, когда счет идет на минуты, это может иметь решающее значение.

Ну, а цунами, как вы понимаете, нам не угрожает. Что же касается возможного подтопления со стороны Дона, просчитывались самые разные варианты, в том числе аномальные разливы и наводнения. Каких-то чрезвычайных проблем для нашей станции это не создаст, заключил директор.

Вместе с ним на прямые вопросы читателей и журналистов отвечали начальник пятого энергоблока Игорь Витковский, старший начальник смены на третьем-четвертом Андрей Меремьянин, заместитель главного инженера Дмитрий Стацура и директор строящейся НВАЭС-2 Сергей Петров. А под занавес нашего диалога директор станции уже по собственной инициативе дал слово начальнику службы радиационной безопасности Александру Маматову. От него-то мы и узнали, что посты дозиметрического контроля Нововоронежской атомной приняли "воздушный поцелуй" от "Фукусимы" - зафиксировали радиоактивный йод-131 с аварийной АЭС в Японии.

По словам Маматова, это обнаружилось после штатной смены фильтров - такую процедуру проводят обычно в конце месяца. За время, что прошло после аварии, на фильтрах осело едва уловимое, на грани погрешности регистрирующих приборов, количество "чужих" изотопов. Никакой реальной опасности для населения, заявили нам, эти количества не представляет, а лишь подтверждают работоспособность и требуемую чувствительность используемого на станции и вокруг нее дозиметрического оборудования.

- А как вы отличаете "свой" йод-131 от "пришлого"? - задали мы наивно-каверзный вопрос.

- При штатной работе станции радиоактивного йода в разрешенных выбросах АЭС быть не должно. И у нас его нет, за этим строго следим по датчикам, которые установлены во всех критических местах.

- То есть методом исключения? У себя утечки не зафиксировали - значит, йод с "Фукусимы"? А вдруг с какой-нибудь другой российской или украинской АЭС? С Курской, Ростовской или, скажем, Хмельницкой? Родовую или, может быть, государственную принадлежность таких изотопов можно установить?

- Сложный вопрос, - начал было Александр Маматов, а продолжил Анатолий Левадный, заместитель директора по управлению персоналом. - Радиоактивный йод сначала зафиксировали в Белоруссии, уже оттуда он добрался к нам...

Но директор попросил зама оставить эту тему специалистам, заметив, что "Александр Петрович и так уже сказал лишнего". По словам Поварова, никакой неправды или сознательной утайки в прогнозах радиационной обстановки на нашем Дальнем Востоке нет и не было. Даже если следы йода и фиксируются, они на уровне погрешности приборов и не приводят к сколько-нибудь значимому изменению радиационного фона. Надо ли об этом говорить-информировать? Спорный вопрос. Разъяснять, наверное, надо. Но порой неосторожно сказанное слово приносит не пользу, а вред. Тем более в такой, как сейчас, психологически накаленной обстановке.

В подтверждение своих слов директор поднял над столом левую руку:

- Вот у меня часы с дозиметром. Произведены в Белоруссии (о них уже писала "Российская газета"). Сейчас, в этом месте, показывают 7 микрорентген в час. Другие вопросы будут?

Про поддавки и показуху

Объективности ради надо сказать, что десант "РГ" на атомную станцию не был чем-то из ряда вон выходящим. Для читателей, которые никогда на подобных объектах не бывали, это, конечно, событие. Для принимавших нас сотрудников АЭС (службы режима, Центра общественных связей, руководителей подразделений) - обычная, разве что чуть более напряженная работа.

Потому как не только читатели "Российской газеты", но и просто читатели, а также представители всех ветвей власти, включая президента и премьера, активисты экологических организаций, школьники, студенты и пенсионеры, мужчины и женщины в соответствии с законами нашей страны имеют возможность посетить атомную станцию. Например, только в 2010 году на Нововоронежской АЭС побывало свыше 1,1 тысячи человек, а в музее станции - 1850. Всего 296 экскурсий - почти каждый день, не считая выходных! На Ленинградской АЭС, к слову, приняли более 2,5 тысяч человек в составе 150 делегаций.

Главная особенность нашей акции заключалась, пожалуй, в том, что на вопросы читателей "РГ" отвечали наиболее компетентные руководители и специалисты. Причем не просто знающие тему, но и несущие личную ответственность как за сказанное, так и за реальное положение дел на том или ином участке-направлении.

А вопросы мы подбирали, что называется, не в бровь, а в глаз. И старались "дожимать" тех, кто отвечает, чтобы получить не водянистые рассуждения "в общем и целом", а предельно конкретные ответы. Сами того не ожидая, даже удостоились невольного комплимента от "сторонника свободы во всех проявлениях" Романа Хабарова. По пути из Нововоронежа Роман признался, что не ожидал такой остроты и напора от "правительственного издания".

- Честно говоря, поразило, что журналисты "Российской газеты" могут так принципиально, нахально и придирчиво задавать вопросы директору атомной станции. Для меня это было откровением, потому что я себе представлял гораздо более лояльным поведение ваших сотрудников в подобных ситуациях.

Как говорится, спасибо, что заметили. А пойти против правил - процитировать похвалу в собственный адрес - мы решились исключительно по одной причине. Как только напечатали объявление о подготовке читательского десанта на АЭС, в редакции и в нашем региональном представительстве в Воронеже стали раздаваться звонки: зачем вы это делаете? Чтобы пар стравить? Заглушить память о Чернобыле и сбить волну общественного беспокойства из-за событий на "Фукусиме"? Самый обидный звонок был из Санкт-Петербурга: "Хотите сыграть в поддавки с нашими атомщиками, которые устроят для дилетантов очередную показуху?!"

Была ли "игрой в поддавки" затея "Российской газеты" и купились ли "дилетанты" - читатели и журналисты - на слова атомщиков и показную тренировку, судить не нам.

Мы лишь позволили себе в конце, когда намеченная программа была исчерпана, расспросить своих спутников о впечатлениях, открытиях и разочарованиях дня. И эти мнения в сжатом виде приводим в газете. С надеждой, что они не обидят никого, кто принимал нас и отвечал на вопросы. А напротив - помогут взглянуть на свою работу со стороны и, может быть, что-то подправить, изменить к лучшему. Ведь не зря же Анатолий Сергеевич Левадный, замдиректора АЭС по управлению персоналом, сказал на прощанье: "Такие контакты полезны не только журналистам. Прямое общение, включая самые острые вопросы, как воздух, нужно и нам".

Александр ПЫЛЕВ, максималист:

 - Поразили две вещи. Одна неприятная, другая нормальная. С учетом всего, что произошло и происходит на "Фукусиме", и того, какой резонанс это вызвало в мире, хотелось бы другого типа тренировок и учений на АЭС. Не таких, когда на станции заранее обо всем знают, готовятся, планы расписывают за неделю, а чтобы по-настоящему, с максимальным приближением к реальности - ведь аварии и ЧП всегда случаются неожиданно. Допустим, дежурная смена работает в обычном режиме, и вдруг в 11.15, грубо говоря, поступает вводная - случилось то-то и то-то. А прибывшие тут же инспекторы пусть оценивают, как будет действовать персонал, как быстро развернутся соответствующие службы.

И пусть окажется, что экскаваторщик или дежурный электрик сегодня выпил и по сигналу тревоги не явился. Или болт какой-нибудь особый использовали не по назначению, и в критический момент его не оказалось, чтобы задействовать резервную систему. Там сорвалось, тут не состыковалось, потому что после ремонта не проверили на совместимость. Вот тогда все и проявится. Только так, на мой взгляд, может быть проверено реальное умение действовать в экстремальной ситуации, работоспособность противоаварийных средств и дублирующих систем безопасности.

А приятно поразила уверенность сотрудников станции в том, что у них никогда не произойдет ничего подобного "Фукусиме". Моральный аспект, мне кажется, тоже имеет значение - особенно в нынешних обстоятельствах. Ребята уверены, что не будет у них ни наводнения, ни землетрясения. Но это знание базируется на данных только нынешней науки, что на самом деле, конечно, не может быть стопроцентной гарантией. Тем не менее, это важно, когда люди уверены в том, что работают безопасно и в безопасных условиях. Это позволяет им сконцентрировать внимание на своих обязанностях и не отвлекаться на посторонние раздражители.

Сергей ПОЛУНКИН, свой парень:

 - Приятно было увидеть, что такое, казалось бы, засекреченное и строго охраняемое предприятие, как атомная электростанция, на самом деле оказалось открытым для СМИ. И все, что могли показать, нам показали. Было видно, что на станции хотят и могут выстраивать эффективную коммуникацию. Я студент, и моя будущая специальность - как раз связи с общественностью. Мне очень понравилось, что и атомщики на действующей АЭС, и строители новой станции свободно общаются, умеют понятно отвечать на вопросы. В этом плане я за них спокоен. Их дела и будущие проекты, уверен, получат достойное освещение.

Каких-то других открытий я для себя не сделал, но и разочарований нет. Увидел примерно то, что ожидал: масштабное производство, специальные технологии и предельно строгие меры безопасности.

Андрей КОВАЛЕНКО, орлиный глаз: 

- Коммуникация на уровне - с этим я согласен. И связи с прессой тут умеют выстраивать. Даже автобус нам подали самый лучший. Словом, прием хороший, и люди добрые. Но если по существу, а не форме, защита станции меня не очень впечатлила. Я, конечно, ожидал, что к нам не будут придираться, но то, что меня не стали обыскивать, как-то разочаровало.

Сотрудники режима не смотрели, что я выложил из карманов. А ведь они, по идее, должны досматривать все, что проносится на станцию. Если бы у меня, паче чаяния, были черные мысли, я бы, наверное, смог что-то нехорошее сделать. Ведь мы даже заходили в реакторный зал. Впрочем, не буду вдаваться в подробности, а только повторю, что лазейки, на мой взгляд, все-таки остаются.

Роман ХАБАРОВ, человек-вопрос:

- Мое впечатление от станции можно описать фразой "Нью-Йорк - город контрастов". С одной стороны - нам демонстрировали открытость. И тут же - серые заборы, которые непонятно почему нельзя фотографировать. Видимые даже новичку щели в системе безопасности и несгибаемый формализм иных сотрудников режима. Не совпадает цифра в номере фотоаппарата или объектива к нему с тем, что указано в заявке, - за охраняемый периметр не пускают. При этом никто даже не посмотрел, что выложил из карманов, а потом, пройдя сканирующую камеру, распихал обратно шедший впереди человек. Формальная инструкция, видимо, не прописывает, как поступать в отношении такой "мелочи".

Лично я готов поверить, что персонал на наших АЭС, в сравнении с японскими, имеет гораздо большую свободу в принятии решений. То есть не действует слепо по инструкциям. В отношении сотрудников службы безопасности этого сказать не могу. С одной стороны - совершенно необоснованные ограничения, не имеющие ни логики, ни смысла. А с другой - очевидные бреши, которыми может воспользоваться злоумышленник.

Побывав в реакторном зале и рядом с работающей турбиной, я с удивлением обнаружил еще один контраст. То место, где находятся реакторы и сосредоточена вся мощь атомной станции, вся ее энергия, - тихое, бесшумное, я бы даже сказал - уныло выглядит. А вот там, где эта мощь отображается в турбине, все гудит, гремит и пышет жаром. В моем понимании, это лишний раз доказывает, что источники сил вовсе не там, где кажутся, за них нередко принимают выхлоп.

Когда оказались на блочном щите управления, в глаза опять бросилось "черное - белое". Цифровые технологии, жидкокристаллические мониторы рядом с абсолютно аналоговыми приборами, типа амперметра и алюминиевых тумблеров, вмонтированных в панель лет 30 назад. По одной из прежних своих специальностей я слесарь контрольно-вычислительных приборов и автоматики, поэтому без особого труда различил прибор для измерения давления - он совершенно древний, проще просто некуда. И тут же - жидкокристаллический монитор. Это сочетание меня поразило и не отпускает до сих пор.

Римма Даниловна ХРАМОВА, бабушка-разведчица:

 - Что мне такое запомнилось, о чем буду рассказывать своим близким? Я ощутила мощь, большую силу, от которой исходит добро, а мы только на это рассчитываем. И когда увидела все, послушала умных людей, как-то спокойнее стало на душе. Хотя я по натуре не из трусливых. Но после того, что случилось в Японии, волной пошел негатив, стало нарастать тревога - не столько даже за себя, сколько за детей, внуков, правнуков. Они живут в Воронеже и Калининграде, где тоже, я знаю, начинают строить атомную станцию. И я решила поехать - надо же убедиться, насколько это все надежно и безопасно. Посмотрела, послушала, мне понравилось - вроде бы защита приличная. И в ответах на вопросы руководители не виляли. Может, чуть более осторожно подбирали слова и выражения, чтобы не сеять панику. Но такая у них работа.

Юлия ВОРОНКОВА и Елена ВОСТРИКОВА, девушки на каблуках:

 - У многих, и у нас в том числе, бытовало представление, что радиация - это большой страшный зверь, от которого нет спасения. А оказалось, что рядом с ней, прямо возле реактора, люди ходят без защитных средств, и это не так страшно.

Еще нам очень понравился прибор, который измеряет уровень загрязненности. Правда, у нас не получилось измерить свой уровень, потому что мы были на каблуках. Он не срабатывает на девушек на каблуках. Это не рамка, это такой специальный аппарат, к которому прикладываешь ладони и ступни. Но в нашей обуви ступню никак не приложишь, и прибор абсолютно не сработал.

А как необычно устроена система безопасности! В дверях, через которые мы входили, нужно было обязательно держать в левой руке паспорт, в правой - пропуск. Это выглядело немножко странно, и многие путались. При досмотре сумок нам с удивлением говорят: "Девушки, у вас тут одна косметика!" Думали, у нас что-то другое? В это же время рядом проходили штатные сотрудники - их так не досматривали, сумочку лишь для вида приоткрывали и шли себе дальше. А мы преодолевали все эти круги ада.

Так и не поняли, почему нельзя, чтобы в объектив телекамеры или фотоаппарата попал хоть кусочек забора. Нам разрешили фотографировать все, включая реакторы, но только не забор. Наверное, мы по-разному понимаем, что является секретным, какие и откуда могут быть угрозы.

Игорь ГОНЧАРОВ, недавно ставший отцом:

 - Мне и раньше было не все равно, как обеспечивается экологическая безопасность в том месте, где я живу. А теперь, когда в семье 8-месячный ребенок, происходящее вокруг воспринимаешь с родительских позиций. Вдруг уже надо паковать вещи и переезжать куда-то?!

Как технарю мне было интересно посмотреть, насколько современные подходы используются при строительстве Нововоронежской АЭС-2 и модернизации 5-го блока на действующей станции. Ведь можно иметь установку, хорошую по меркам 80-х годов, и не задумываться о том, что она уже не отвечает вызовам современности.

В 2007-м я был в Японии, и теперь, следя за событиями на "Фукусиме", не перестаю удивляться, что там из экономии не приобретались такие элементарные вещи, как передвижные дизель-генераторы, не оказалось резервных запасов воды и многого другого на случай ЧП. На станции в Нововоронеже нам показали в работе и запасную технику на случай аварии, и системы резервирования. Понравилось и то, что была возможность пообщаться со специалистами "Росатома" без камер, услышать профессиональные отзывы о происходящем в Японии и о том, насколько мы готовы к подобным ЧП. А своей жене, когда она поинтересовалась, выдавали ли нам на станции защитные костюмы, я сказал: "Дорогая, спи спокойно. Радиационный фон на нашей АЭС ниже, чем в центре Москвы".

Анна ЧЕРНЕГА, открывшая "зеленых человечков":

 - Когда мы ждали очереди, чтобы пройти "за периметр", у меня случился разговор с сотрудником охраны, который называет таких, как сам, "зелеными человечками". Почему "зеленые"? Он пожаловался, что гражданским на атомной электростанции дают специальные талоны на питание, еще что-то, у них увеличенный отпуск, другие льготы. А у "зеленых человечков" ничего подобного нет. И им очень обидно.

Иван СКИРДА, с напоминанием:

 - Больше всего поразило, что в реакторном зале, прямо рядом с реактором, находились люди и абсолютно без каких-то средств защиты выполняли свою работу. Это - во-первых. А во-вторых, я по специальности метеоролог, и знаю, что такое воздушные течения, как и по каким законам перемещаются потоки в атмосфере. И когда услышал, что система датчиков Нововоронежской станции уловила радиоактивный йод-131 с "Фукусимы", как-то особенно остро ощутил, что все мы находимся в одной лодке. И читатели, и журналисты, и начальник станции - все одинаково зависим от того, что делаем. И несем персональную ответственность за свои слова и поступки.

Николай Николаевич ХАРЧЕНКО, старший в команде:

- Хотел самолично проверить слух о том, что "из-за утечки радиоактивных изотопов с Нововоронежской АЭС активно гибнут кролики в личных подсобных хозяйствах Воронежской области". И даже сформулировал свой вопрос на бумаге. Но так и не задал его. Видимо, все им увиденное и разъяснения специалистов на схожие темы не оставили питательной почвы для подобных слухов и подозрений. Расставаясь, он лишь сказал журналистам: "Все, что меня интересовало или было не понятно, я выяснил. И остался под большим впечатлением. Так и напишите...".

P.S. 

Буквально назавтра после Дня открытых дверей "РГ" на атомной станции депутаты городской думы Нововоронежа избрали главой своего города Юрия Ивановича Пегусова, встречавшего нас 30 марта в должности руководителя Центра общественной информации Нововоронежской АЭС. До Москвы эта весть дошла 1 апреля и принята нами без шуток. Уж если утверждать открытость, рассудили мы, так на всех уровнях.

Римма Храмова, в прошлом - работник "Союзпечати", ныне пенсионерка, полпред двух дочерей, трех внуков и двух правнуков, владеет дачей в 30 верстах от АЭС.

Николай Харенко, уроженец Казахстана, военный пенсионер, ветеран подразделений особого риска, в качестве физика-радиометриста участвовал в проведении ядерных испытаний на Новой Земле в 1959-1962 годах, бывал и на других атомных объектах бывшего СССР, 80 лет.

Иван Скирда, преподаватель военного университета, метеоролог, кандидат физических наук, 61 год, родился в Харьковской области в год первого ядерного испытания СССР.

Роман Хабаров, когда-то работал слесарем на авиазаводе, с 1993-го в милиции, сейчас - старший участковый уполномоченный и блогер в звании майора, 39 лет, родился в год пуска 4-го и вывода на проектную мощность 3-го энергоблока НВАЭС.

Игорь Гончаров, президент общественного фонда "Наш город", кандидат технических наук, имеет опыт работы в строительстве, 35 лет, свои первые шаги делал вместе с 5-м энергоблоком НВАЭС, а недавно сам стал отцом.

Сергей Полункин, студент архитектурно-строительного университета, в качестве будущей специальности выбрал "Связи с общественностью", 20 лет, родился и живет в Воронеже.

Елена Вострикова, студентка журфака. В 2010-м проходила практику в "Российской газете" и даже не подозревала, что 1-й и 2-й энергоблоки Новоронежской АЭС остановлены ДО ее появления на свет, но процесс вывода их из эксплуатации затянулся и недавно продлен до 2017 года.

Юлия Воронкова, студентка Воронежского государственного университета, подруга и ровесница Елены Востриковой. С детства помнит чернобыльскую "страшилку" про кошек с пятью лапами и двумя хвостами.

Андрей Коваленко, студент технического университета, 17 лет, самый перспективный член сборной. Предрассудков в отношении атомной энергетики, по его словам, не имеет и российским ядерщикам вполне доверяет.

Александр Емельяненков, обозреватель "РГ". В 1964-м, когда первый блок Нововоронежской атомной дал первый ток, пошел в школу, а в смоленскую деревню, где он родился, пришло долгожданное электричество. Тяга к свету и врожденное любопытство уже много лет мотают его по атомным объектам в России и за ее пределами.

Татьяна Ткачева, старший корреспондент "РГ" в Воронеже. Недавно узнала, что полная электрификация Воронежской области была завершена лишь в 1972 году - когда уже работали четыре блока НВАЭС. А в начале 60-х атомный "ликбез" для жителей сел в окружении строившейся станции проводили в клубах при свете керосиновых ламп.

Вместе с авторами этой публикации в День открытых дверей на атомную станцию десантировались еще пятеро сотрудников "РГ": Анна Чернега, Светлана Колесникова, Константин Фетц, а также коллеги-фотокорреспонденты Сергей Куксин (Москва) и Игорь Филонов (Воронеж).

Без страха и дозиметров

Малоизвестные факты из истории НВАЭС

Нововоронежская станция - первая в мире промышленная АЭС с водо-водяными реакторами - обречена на "вечную молодость". На протяжении полувека здесь вводили в строй все новые модели таких реакторов, которые затем пускались в серийное производство, и переживали вместе с ними разнообразные болезни роста.

Когда в конце 1950-х на песках под Воронежем развернулось масштабное строительство, в окрестных деревнях и слыхом не слыхивали о ядерных реакциях и радиоактивности. Колхозникам устраивали ликбез, самых надежных брали рабочими на станцию - по тем временам объект строжайшей секретности.

 - Их подробно инструктировали, вроде бы люди свои обязанности понимали - но со временем начинали что-то усовершенствовать и изобретать, да так, что мы за голову хватались, - вспоминает ветеран НВАЭС, бывший начальник смены химводоочистки Антонина Муравьева. - Документов, которые бы четко определяли нашу работу, не было. Лично мне как начальнику химического цеха выдали лишь чертеж фильтров еще не существовавшего помещения. Все писали сами, изучали методом проб и ошибок. 30 сентября 1964 года, после окончательного пуска первого энергоблока, мы с коллегами распили неизвестно откуда взявшуюся бутылку шампанского. На том праздник и кончился. Потому что дальше мы увидели "молнии" - автоматика сигнализировала о превышении ПДК радиоактивных газов.

На щите спецводоочистки превышение доходило до 1500 ПДК, на блочном щите управления (в "чистой" зоне) - до шести. Газ попадал и в окружающую среду. Оказалось, продукты деления урана просачивались из множества микротрещин в оболочках тепловыделяющих элементов реактора - недоработали проектировщики и производители. Диспетчерам больше полугода приходилось трудиться в герметичных костюмах. Но к лету 1965 года неисправности были устранены.

К слову, после пуска энергоблока № 1 в Воронежской области появились первые борцы за сохранение экологии: сто жителей села Аленовка пожаловались в ЦК партии и лично Хрущеву на радиоактивные выбросы - мол, отравлена трава и вода, теперь клубники не поесть, рыбы не половить. На станцию прислали военных с дозиметрами, представителей Минздрава, главного конструктора и главного научного руководителя "атомного" проекта в Нововоронеже. В отчетах о проверке говорилось, что опытно-промышленная эксплуатация первого блока идет без отклонений.

В январе 1969 года сложилась вторая аварийная ситуация: защитный экран в корпусе реактора упал и преградил путь охлаждавшей его воде. Через какое-то время в воду первого контура попал уран и радиоактивные продукты его деления. Блок № 1 стоял на ремонте почти два года. Экран и реакторное устройство заключили в бетонный могильник. Планировали управлять процессом дистанционно, но что-то не заладилось - и рабочие, вынув из карманов дозиметры, пошли грузить вручную. Об этом инциденте и сегодня мало кто знает. К нему привели, с одной стороны, инженерные ошибки, а с другой - исследовательский азарт: реактор дважды выводили на мощность выше проектной.

Мелкие нештатные ситуации, по признанию ветеранов АЭС, случались регулярно. Немудрено - никто ведь не знал, как поведет себя абсолютно новое оборудование. На серийных реакторах ошибки уже не повторялись. А свидетели былых неудач сор из избы и сегодня стараются не выносить. "Я запрещаю себе заниматься воспоминаниями" - кредо многих нововоронежских пенсионеров-атомщиков. Они предпочитают смотреть в будущее.