Поделиться
В деле, которым занимается Виталий Игнатенко, невозможно выделить информационную составляющую. Потому что из информации оно, собственно, и состоит. На все сто процентов.
Он всю жизнь делал новости. Начиная с первой своей должности - стажера "Комсомольской правды", и до нынешней - генерального директора агентства ИТАР-ТАСС. Даже на посту заместителя заведующего Отделом международной информации ЦК КПСС Игнатенко работал по профилю.
Без информационного повода обращаться за интервью к человеку, в "Комсомолке" учившему меня азам профессии, я бы никогда не рискнул. Но повод имеется: сегодня Виталию Игнатенко исполнилось 70 лет.
- Занимаясь информацией почти полвека, вы, по общему признанию коллег, стали суперпрофессионалом в оценке и отборе новостей, выстраивании их приоритетности. 19 апреля "Российская газета" намерена сообщить о вашем 70-летии. С точки зрения генерального директора ИТАР-ТАСС, сколько весит эта новость, какова ее общественная значимость?
- ТАСС уполномочен заявить: 19 апреля достойны упоминания только более значимые и весомые даты. Например, именно к этому дню относится 150-летие учреждения в России при Вольном экономическом обществе комитета грамотности "для распространения привычки к чтению". Разве это не масштабный повод попраздновать и попечалиться в наших высокограмотных и чадолюбивых СМИ? А мой день рождения - событие для меня, моих родных, друзей, коллег-товарищей.
- Вы помните свою первую заметку, опубликованную в "Комсомолке"?
- Как не помнить! Опубликовали мою первую заметку в 40 строк. Наутро в ней обнаружили 50 ошибок. Я на одном дыхании написал что-то про Херсон, где ни разу не был, про черноморские теплоходы, названия которых приводил по памяти, безбожно перевирая. Меня хотели тут же уволить, но кто-то заступился: "Такие рекорды тоже надо уметь ставить". Было мне тогда 19 лет. Посчитал, что оставили в "Комсомолке" работать над ошибками. Уроки эти длились 15 лет.
- Во времена, когда мы с вами работали в "Комсомолке", там царила особая атмосфера под названием "дух шестого этажа". Чем наполнялось для вас это вроде бы мистическое понятие?
- Тогда шло становление нового поколения людей, которых потом назвали шестидесятниками, тех, кто поверил в возможность раскрепощения страны после ХХ съезда партии. Появились и журналисты-шестидесятники, со своей гражданской позицией, романтичной идейной программой, отважные до жертвенности. В "Комсомолке" особенно заметен их авторитет.
Особую стать "Комсомолке" придавали те, кто пришел с войны. Вот сейчас я подумал, а ведь им, когда я начинал в газете, было около сорока. Вернулись с войны битые-перебитые, ни кола ни двора. Образование - пехота, артиллерия, саперные части... И талантище! Доучивались в университетах, в институтах, - и сюда, в "Комсомольскую правду". Опять воевать за добро, за справедливость, за честь других... Ким Костенко, Толя Иващенко, Илья Хуцишвили, Юра Додолев, Илья Шатуновский, Илья Гричер... А Володя Чачин? А Коля Зайцев? А Юрий Петрович Воронов, ленинградский блокадник, боевой орден получил раньше паспорта. Мой первый главный редактор. Как их забыть, Валерий?
Дух шестого этажа - это метафора высокой нравственности. Когда одна душа у сотни душ. Но никакой мистики. Наоборот, сплошная конкретность, даже предметность. В музее газеты выставлена запаянная колба с воздухом, как уверяют старожилы, далеких лет. Для меня в этой колбе приметны такие атомы - строгость к самовлюбленности, завышенным самооценкам, взаимная критика невзирая на лица, должности, прошлые заслуги, сопереживание не только неудачам твоего сослуживца, но и его удачам, что творческому люду обычно чуждо. Все мы исповедовали неписаный кодекс чести, который требовал человеческой надежности, порядочности в поступках, искренности и чистоты отношений. Все только по правде, только по-честному.
- А что такое "школа "Комсомолки" применительно к журналистской профессии?
- Нас учили в МГУ журналистике по добротной академической методике. Учили постигать фундамент наук, опираться на факты, почитать великий и могучий. В "Комсомолке" учеба продолжалась - нестандартному мышлению, литературной выделке материалов, экономии слов, приобретению собственного стиля. Но главная дисциплина в школе "Комсомолки" - уроки трудолюбия. По этому предмету экзамен сдавали беспрерывно. И не только тем, что рабочий день подчас длился по 18 часов, что заметки переписывали по три-четыре раза.
Как известно, любить не заставишь. Чувство пробуждалось репортерскими установками - показывать правду, защищать обиженных, разгребать человеческие беды. Труд подогревался свободой убеждений, святой (прошу прощения за патетику), ревностью к истине, добру и справедливости. Поэтому мы творили, а не "пахали", не надрывались над строчками. И постепенно начинали ощущать, что муки творчества - не томительный недуг, а почти блаженство. Газету делали легко, азартно, остроумно, получалось талантливо.
Из школы "Комсомольской правды" вышли очень многие недавние и нынешние руководители российских медиа. Вышли прекрасные писатели, драматурги, поэты. Дипломаты, министры, а уж просто классных и порядочных журналистов не сосчитать.
- Что в современной российской журналистике вас раздражает больше всего?
- Современная журналистика, к сожалению, цветет целым букетом болячек переходного возраста. Она ушла от былого формата пропагандистского рупора, но еще не стала живым и полноценным средством массовой информации. В материалах иных российских изданий меня печалит некомпетентность, пустословие и, чего греха таить, заказуха. Удивляет, что любое корыстное лиходейство в нашем цехе некоторые коллеги высокомерно объясняют: "Это бизнес, Виталий Никитич..." Много абстракции. К сожалению, исчез из нашего внимания нормальный человек с его надеждами и болью.
- А что из советской журналистики, ушедшей в прошлое, вам хотелось бы вернуть?
- Да, ловлю себя на том, что стал часто смотреть в зеркало заднего вида. Худо-бедно в былые времена многие труженики, к примеру, газетного цеха были не обделены бескорыстием, служением каким-то идеалам, принципиальной точкой зрения, за что они часто страдали. Нынче полно благополучных флюгеров с членскими билетами Союза журналистов. Они доблестно повернуты в ту сторону, где можно без хлопот классно заработать. Вернуть бы убежденность пишущей братии в какую-либо созидательную идею.
- У вас феноменально устойчивая карьера. В 32 года вы стали первым заместителем главного редактора "Комсомольской правды". В 34 - заместителем генерального директора ТАСС. Как пишут в романах, "шли годы", в стране менялась власть, но при всех отечественных правителях, начиная с Брежнева, вы занимали и продолжаете занимать высокие государственные посты. Неизменную эту востребованность вы сами как объясняете?
- Оставляю некоторые формулировки вопроса за скобками, но смысл понятен. Действительно, как пишут в романах, "шли годы". Мой любимый литературный герой - Дон Кихот. Правда, я отправился в путь не с копьем наперевес, а с пером. И с "ветряными мельницами" сражался, но предпочитал со своей дороги не сворачивать. Чинов не искал, не унывал, других не обгонял. Обгонял сам себя. И поэтому, что касается причин моей востребованности, объясню: просто не думал о ней, не организовывал эту самую востребованность. Мне важнее была работа, чем я сам. Кстати, когда кому-то казалось, что надо мной сгущаются тучи, тут же мне следовали предложения одно достойнее другого. Вообще думаю, что потребность в людях справедливых и доброжелательных всегда имеется.
- Случались ли ситуации, когда вы ощущали шаткость своего положения, когда вам казалось, что ваша карьера рушится?
- Меня назначил генеральным директором ТАСС после августовского путча Михаил Сергеевич Горбачев, предварительно согласовав мою кандидатуру с Борисом Николаевичем Ельциным. Но после отставки Горбачева с президентского поста начали муссироваться слухи о проблематичности существования самого агентства. Мы же помним, какие настроения царили в те времена: все связанное с СССР - под корень. А тут целое Телеграфное агентство Советского Союза! Запросто могли прихлопнуть. Очень многим хотелось приватизировать само здание агентства. В своем кабинете я слышал и угрозы, и посулы. Видел и чемоданы денег "за сговорчивость"...
Мы вместе с помощниками не раз испытывали сильное давление и от тех, кто хотел сделать из ТАСС нечто ручное, маленькое, удобное. Не стану распространяться, чего нам стоило не только выстоять, но и заставить себя уважать. В стране и в мире. Только к 1993 году все образовалось, а вскоре одновременно с постом генерального директора ТАСС мне доверили пост вице-премьера по печати в правительстве В.С. Черномырдина.
- Когда случился августовский путч, многие представители высшей номенклатуры предали Горбачева. Вы были его помощником и пресс-секретарем. Вас кто-нибудь пытался склонить на сторону путчистов?
- Я был для путчистов совершенно неприемлемой фигурой.
Где-то в середине августа Михаил Сергеевич Горбачев свой штаб отправил в отпуск. Поэтому 19 августа и Примаков, и Шахназаров, и Бакатин, и Черняев были вне Москвы. Я решил отдохнуть у мамы в Сочи. Утром 19 августа проснулся и понял, что моя телефонная связь блокирована: меня ни с кем не соединяли. Помчался в аэропорт. Здесь тоже тупик. Билетов нет. Это для меня-то! Сочинца! Помощника президента! Песня. Тем не менее на свой страх и риск мой друг Борис Баликоев как-то договорился с экипажем, чтобы меня впустили в салон самолета. В Москву я летел стоя, на взлет и посадку закрывали в туалете.
В столице увидел танки. Сотрудники пресс-службы к тому времени покинули Кремль. Никак нельзя было опускать руки. Егор Яковлев начал собирать "Общую газету". Я горжусь, что придумал к ней политический лид: "Издатель газеты Егор Яковлев". Безупречная репутация этого известного стране журналиста говорила о многом.
В эти напряженные дни мы созвали пресс-конференцию с участием Примакова, Бакатина, Вольского, Шахназарова. На ней потребовали возвращения Горбачева в Москву и отмены указов ГКЧП. После краха путча я какое-то время работал вместе с М.С. Горбачевым в Кремле, а потом был направлен в ТАСС, а Егор Яковлев на телевидение.
- В разгар событий октября 1993-го у вас тоже был шанс расстаться с должностью?
- Был шанс исхода похуже. 3 октября в здание ТАСС ворвались автоматчики. Сразу же мне в кабинет принесли бумагу - "указ" о моем снятии с работы за подписью провозгласившего себя президентом Руцкого. А вскоре мне сунули бумажку, текст которой приказали немедленно передать в эфир. В ней было всего три слова: "Режим Ельцина низложен". В это время уже прекратило вещание центральное телевидение, его штурмовали до нас. Налетчики понимали, что, сколько бы они о своей победе ни твердили, - миром это воспринималось как болтовня. А вот если ТАСС сообщит - это уже, поймите, серьезно. Я сказал, что ни я и никто другой в агентстве с захватчиками сотрудничать не будут. Весь ТАСС держался мужественно. Стрельба шла уже у парадного подъезда агентства. В тассовский холл наш член коллегии Юрий Родионов внес с улицы тяжело раненного офицера; к сожалению, капитан Колесников позже скончался. Еще, помню, одного человека ранило. Только через несколько часов на Тверской бульвар прибыл спецназ, его прислал Виктор Степанович Черномырдин. Возникла опасность, что выбивать бандитов из здания будут с боем, а это, как вы представляете, новая беда. Что бы осталось от кабинетов, от наших компьютеров, от центра связи? Пришлось самому под собственные гарантии выводить полупьяных захватчиков из офиса ТАСС. Спецназовцы меня поняли. До сих пор благодарен им.
Но атака на агентство продолжалась. Снайперы из дома напротив стреляли по центральному входу и окнам редакций. Пять пуль попали в помещение английской редакции, переводчиков спасли железные сейфы. Стреляли в окна кабинета Юрия Поройкова, моего первого зама, в окна секретариата. Я, чтобы не попасть под снайпера, работал в своем кабинете на полу. Так продолжалось почти сутки.
- Что вы можете простить своим сотрудникам, а чего не прощаете?
- Мы пришли на Тверской бульвар, 2, удивлять страну и мир происходящим в стране и мире. Если ты сам перестал удивляться, восхищаться, негодовать - иди себе трудиться в другое место. Журналист не может быть нелюбознательным, журналист агентства - тем более. Равнодушным у нас очень тяжело.
Об ошибках. Когда-то из-за них головы летели. Люди были так напуганы, что, говорят, работал репортер, который при вычитке подготовленного им же материала свою фамилию сверял с паспортом. Никуда не делись помарки, описки, ляпы и сегодня. Но все ошибки я прощаю, если они сделаны неумышленно, по недоразумению, в азарте дела. Но если заподозрю "слив", обнаружу хроническую халтуру, тогда уж будьте любезны.
Есть особенность в облике агентского репортера. Он любит славу, но не гонится за ней. Собственная судьба растворяется в общем бренде. Он любит слово, но не пишет ради красного словца. Меня часто спрашивают: как теперь получают информацию? Ее добывают, покупают, заимствуют? Все глаголы из реальной репортерской кухни. Мне по душе - добывание информации. Нашему читателю, зрителю, слушателю очень важно, чтобы журналист нашел и передал новость с доверием к аудитории, то есть без ангажированности, навязчивых акцентов. Приходится ли ИТАР-ТАСС поправлять самого себя? Что-то не припомню повода для этого. Мы стараемся не быть падкими на слухи, "утечки", квазиновости.
- На информационном рынке хорошо продаются жестокость, насилие, частная жизнь знаменитостей. Качественная, добротная информация проигрывает в состязании с чернухой и бульварщиной. Находит ли продукция ИТАР-ТАСС необходимое количество потребителей в лице газет, теле- и радиоканалов?
- Сразу удовлетворю вашу любознательность: подписку на продукцию ИТАР-ТАСС мы проводим без заигрывания со СМИ, и достаточно успешно. Но вопрос задан непростой. Мы с вами находимся на рынке, на котором сразу не скажешь, какое сообщение ИТАР-ТАСС интереснее клиенту: президент Медведев в Кремле проводит совещание или какой-то авантюрист задержан в гостинице "Космос". Как расставлять приоритеты? А никак! ИТАР-ТАСС - уникальная организация, у которой нет первой полосы, второй, третьей, пятой... Нет уголка юмора. И отдельного места для происшествий тоже нет. У нас ровная бесконечная 24-часовая лента, в которой умещается все. Сообщение о госвизите Д.А. Медведева может соседствовать с прогнозом погоды, притом не у нас, а в Гваделупе, строки об арестах в Каире - с премьерой в Московском художественном театре. Для нас главное - скорость, достоверность отображения случившегося. Потому что есть еще масса агентств, которые сообщат после нас более подробно, что происходило с их точки зрения.
- В какой мере сообщения ИТАР-ТАСС отражают реальность, а в какой формируют ее?
- Мы несильно преувеличиваем, когда утверждаем, что ИТАР-ТАСС идет на шаг впереди новости. Агентство авторитетно своими анонсами различных крупных политических и культурных событий. Но, в принципе, ИТАР-ТАСС, конечно, идет за событиями, адекватно отражает реальность. Нам важно попадать след в след, передавать о случившемся самую правдивую и самую полную информацию. И делать это максимально оперативно, обгоняя других. Не для высокого рейтинга, не для какой-то экономической выгоды, чтобы заполучать, к примеру, рекламу. Информагентство чужую рекламу не помещает. Просто первая версия факта, пошедшая в мировой эфир, наиболее сильно воздействует на слушателя, зрителя, читателя, на все общество. В этом смысле, возможно, мы и формируем реальность.
Задачи, стоящие сегодня перед ИТАР-ТАСС, сродни тем, которые выдвинуты временем перед всей творческой интеллигенцией - помочь модернизировать страну. А для этого требуется нам модернизировать собственное информационное дело. Речь идет о необходимости новой эксклюзивности, разумном сочетании фактологии и событийности, о полном использовании свободы слова. Нужна продукция, которая привлекала бы внимание не криминальным налетом, не жертвами на дорогах, а, образно говоря, новыми "дорожными картами" развития событий. Мир сейчас под властью компьютера, все более популярным становится Интернет. Нужно наращивать мультимедийность агентства. Подчас Интернет нас грабит и выхолащивает, любая точка стала абсолютно открытой и доступной. Для ИТАР-ТАСС особую важность приобретает оперативное добывание информации из авторитетных первоисточников.
- В Сочи, где родились, вы часто бываете?
- К счастью, да. Я - почетный гражданин города Сочи. А для незаменимых друзей детства - друг, одноклассник, свидетель при регистрации браков, крестный отец детей... Но когда надо и помощник.
- Сочи вашего детства - что это был за город?
- Застенчивый, аккуратный, с тропинками вместо тротуаров, отнюдь не город-курорт союзного значения. В то время это был закрытый, режимный объект. Ведь в Сочи отдыхали вожди. Когда сталинский бронированный лимузин мчал с вокзала в резиденцию, улицы становились безлюдны, но вдоль трассы выстраивали шпалеры: пионер - милиционер, милиционер - пионер...
Как известно, Сочи в Отечественную войну фашисты не взяли. Эта история для меня и сугубо личная. Отец был в руководстве истребительного батальона, защищавшего город. Сочи воевал и на другом фронте - он поставил на ноги почти полмиллиона бойцов Красной армии. Здесь были развернуты десятки госпиталей. Утром в море санитарки стирали бинты после перевязки, бирюзовые волны меняли цвет от крови... Потом эти бинты на пляжах раскатывали сушиться. Сочи походил на огромный фронтовой медсанбат.
Решил рассказать об этом в "Комсомолке". Появилась одна публикация, потом вторая, третья. Получилось нечто похожее на скромное газетное исследование. Благо, что живы были военврачи, медицинские сестры, санитарки, бывшие руководители города, бойцы истребительного отряда, доноры-добровольцы. Разве не заслужили они воинских почестей?
Главный редактор Борис Дмитриевич Панкин после наших публикаций на эту тему обратился в Верховный Совет, в ЦК, к министру обороны; я даже попал на прием к маршалу Гречко. Поначалу был какой-то отклик. Но постепенно все затихло, я уже и веру начал терять, как вдруг - указ о награждении Сочи орденом Отечественной войны первой степени. И мы, редакция "Комсомолки", настояли, чтобы на всех санаториях и домах отдыха, где в войну располагались госпитали, установили мемориальные доски...
- Городу Сочи неслыханно повезло - он получил мощный импульс к развитию. Жить там станет комфортнее, но в определенном смысле и труднее. Город полнится разговорами. О грядущих сносах домов, изъятиях, переселениях. О парках и скверах, часть которых потребует в жертву строительный молох. О том, что если в Сочи появится много недорогих гостиниц, частники прогорят на сдаче жилья. Социальные издержки здесь, наверное, неизбежны. Чем, на ваш взгляд, их можно смягчить?
- Справедливостью решений, честным отношением к спорам и конфликтам. Зимние Олимпийские игры-2014 для Сочи - действительно великое благо. Подготовка к ним преобразит город и, прежде всего, создаст новую инфраструктуру для комфортной жизни людей. Но, как говорится, пока солнце взойдет, кое-кому роса ноги простудит. Чтобы помочь сочинцам, был создан Общественный совет по подготовке Олимпийских игр. Мне предложили его возглавить. Заседания Общественного совета с 2009 года проводятся в Сочи ежемесячно. На встречах обсуждаем наиболее острые вопросы строительства олимпийских объектов, экологии, безопасности, развития телекоммуникационных систем, трудоустройства. Стараемся добиваться соблюдения прав и законных интересов граждан, проживающих на территории Сочи, повышения общественного контроля за деятельностью государственных органов и организаций, а также поддерживать предложения общественных организаций города. Много сил, нервов, времени отнимает разрешение различного рода неизбежных конфликтов, часть из которых вы справедливо обозначили в своем вопросе.
- Вы, я знаю, не хотите писать мемуары. Как вы в принципе относитесь к мемуарам людей, наблюдавших вблизи королей, президентов, премьер-министров?
- Для меня гораздо интереснее мемуары самих президентов, премьеров, министров. Но я давно заметил, что, когда пишет человек из ближнего круга этих знаменитостей, поневоле правдивость часто заслоняется честолюбивыми претензиями автора на роль этакого пророка и безгрешного судьи. Мне доверяли выдающиеся люди, они несли по жизни непомерные нагрузки и ответственность. Я их видел разными: сильными, бесстрашными, мудрыми, а подчас - и слабыми, и растерянными, даже неправыми. Но обнародовать это не считаю для себя возможным. А потом... Вдруг попадут на библиотечную полку мои мемуары, а там Коржаков и прочие...
- Что вы считаете своим главным профессиональным достижением?
- А какая у меня профессия? В сухом остатке я репортер. Может быть, сейчас - высокопоставленный. ИТАР-ТАСС иногда называют "большой репортеркой". Всю жизнь пишу и редактирую новостные заметки. Сегодня, когда собирался на работу, услышал по радио новости из Японии со ссылкой на ИТАР-ТАСС. Сегодня это мое главное профессиональное достижение. Завтра, надеюсь, будет другое.
- Какой вопрос в день вашего 70-летия вы зададите себе и как на него ответите?
- Возможно, спрошу: "Что впереди?" Наверное, отвечу: "Надо идти своей дорогой". Вместе с женой Светланой. Вместе с друзьями. Вместе с коллегами.