Валерий Кичин: Юрий Мамин и несбыточная мечта про белых обезьян

Если не думать про белых обезьян - они точно не отвяжутся. Простая тибетская мудрость дала название трагикомедии Юрия Мамина, и это редкий пример фильма многослойного, где каждый уровень великолепно работает.

Самый поверхностный слой: скользи и получай наслаждение. От остроумно аранжированной музыки, роскошных натюрмортов, художественно изысканных интерьеров, всех до одного блестящих актеров и стихотворной речи, которой они владеют так, будто иначе никогда не говорили. В этом слое на вас будут фейерверком сыпаться легкокрылые ассоциации - поэтические, живописные, кинематографические и житейские. Милы устрашающие чудища, они на изумление чисто сделаны и напомнят кошмарики Босха. Утонченно ядовита пародия на съемки "Русского ковчега" с его лубочными мистификациями. Такое восприятие фильма сродни восприятию музыки: можно не расшифровывать смыслов, но испытываешь богатую гамму эмоций, от полного дискомфорта в начале до счастливого просветления в финале. Итоговое ощущение: счастье - это когда тебя понимают. Высоцкий о подобном писал обтекаемо: "Нет, ребята, все не так, все не так, ребята..." Радищев - горше: "И душа моя страданиями... уязвлена стала".

При повторном просмотре начинаешь внедряться в смыслы. В подзаголовке - "Лицо халдея". Халдей как ведущий герой времени. Половой из трактира, ставший олигархом. Кудесник барной стойки заправляет шоу-бизом, от поп-культуры до кино и ТВ. Он ходит в белых штанах с бабочкой и принимает на грудь "Хеннесси" с соленым огурцом. Халдей как хозяин эпохи. Эти давние, но смутные ощущения кадр за кадром подтверждаются фильмом. Физиономия халдея выглядывает отовсюду. Он энергичен и самодоволен. Он по-своему обаятелен и талантлив. Вот он делится своим глубокомысленным пониманием русской истории, снимая в эрмитажных залах перепудренных халдеев в эполетах и красноармейцев с кирпичными мордами и красными бантами. Вот он диктует свое понимание прекрасного, подгоняя натюрморты голландцев под ресторанную рекламу. Вот он, не ведая стыда, хочет скормить клиентам помойную колбаску - а чо, бизнес есть бизнес. На помойке рядом с колбаской гниют советские ракеты, какие-то пусковые устройства для космоса, хлам былой славы отечества. Халдеями полон уже первый кадр фильма: VIP-тусня, премьера гламурного фильма, свиные рыла литрами потребляют прекрасное.

Перед нами первая, с незапамятных времен, наша киносатира. В ней разгул чисто свифтовской фантазии, и возможно решительно все, вплоть до вожделенного третьего глаза в самой рискованной зоне организма. Впрочем, это изобретение режиссера я не отнесу к самым удачным его находкам. Не по мысли, а по исполнению, разрушающему безупречность стиля.

Итак, бармену Вове доверили открыть в подвале с комарами свое дело - тематический ресторан с художественным уклоном. Хозяин - халдей покруче: еще бандит, но уже повадки олигарха. Вова парень карьерный, у него на крючке хозяйская дочка. Но тут сбой по фазе: какой-то педик на VIP-тусне обозвал Вову халдеем, что погрузило его в глубокие терзания. Халдей заподозрил, что на свете есть что-то другое, не халдейское, без лакейско-паханских ухваток. А заподозрив, стал неуправляемым. Бунтарем стал, короче. "Я из повиновения вышел". И тут являются типы из психушки: девушка-манекен с губами, сдвинутый художник с кистью и буддийский монах с цепочкой. Они знают слова и приемы, которых не знает Вова. Они ему открывают питерские крыши и небо с простором. А главное - оказалось, что жить можно не бизнес-расчетом, а хлебом, любовью и фантазией. Белая обезьяна поманила Вову, и он больше не мог не думать о белых обезьянах ежеминутно в индивидуальном и в общем порядке. Он все равно вернется в свой мир и, возможно, станет олигархом с яхтами, но ощущение улетевшей надежды будет его глодать долгими бессонными ночами. Это не более чем авторский порыв к безумному оптимизму, но хочется так думать. Если бы не хотелось - было бы не искусство, а чернуха, морфий, приговор человечеству.

По-моему, я не пересказал сюжет - избежал, как говорят в кальке с американского, гнусных спойлеров. В реальном кино все вышеперечисленное мерцает, переливается, ошарашивает то совершенством и отвагой не известных ранее актеров, то суперакадемиками в эпизодических ролях - интригует азартом, завлекает, тренирует нервы и лечит душу. Все это дано в переменчивых музыкальных ритмах, все зарифмовано - от звучащего текста до визуального акцента. Если красят забор - он свалится, если есть крыша - свалятся с нее, если есть ванна - в ней будет мыться кто-то новый.

Это второй в нашей истории фильм, списанный с олигархов. Первый запустил признанный певец олигархов с их островами Павел Лунгин, пригласив на роль Березовского Машкова - как секс-символ России. Мамин Абрамовича не воспел, а сделал его психологический срез, слегка приукрасив действительность: в жизни владельцы яхт вряд ли тоскуют об арт-безумствах.

Но поэтому и фильм получился не конъюнктурный, а художественный.

Отдельно нужно сказать о саундтреке Романа Заславского и того же Юрия Мамина, который я отнес бы к выдающимся. Он интеллигентен до последней ноты. Он возбуждает ностальгию по Шуберту, Бетховену, Пуччини и Григу. В ткань музыкальных гигантов вплетены бытовые звуки, снайперски точные и тоже музыкальные. Гиганты ритмически преобразованы, часто под вкус халдеев, иногда под вздохи Нино Рота, иногда под улетную романтику. От них светло на душе, и, что бы ни происходило на экране, они не дадут забыть, что это зрелище, притча, сказка, которая ложь с намеком, - КиноТеатр.

Эта двухчасовая сюита удивительным образом сообщает перцу - сладость, фантасмагории - романтику, она напоминает о существовании той самой настоящей жизни, которая никуда от нас не исчезла - и если сегодня ушла в зону невидимости, то ее просто надо услышать.