В Армении, Грузии, России и Украине по-разному встречают 100-летие со дня рождения Кирилла Щелкина

Сегодня это обычный с виду бассейн. И пришедшие поплавать мальчишки и девчонки, а также их родители вряд ли задумываются, кому обязаны этой возможностью.

И вправду: эка невидаль - бассейн! Они есть теперь во всех атомных ЗАТО и даже за Полярным кругом. Но это теперь. А полвека назад, когда ядерный центр на Урале только создавался и в новом городе было две с половиной улицы, "самовольное" решение строить бассейн едва не обернулось для научного руководителя "объекта" немедленным отрешением от должности и надолго испортило отношения с министром среднего машиностроения Ефимом Славским.

Причина их человеческой размолвки и затянувшегося служебного конфликта была, конечно, глубже и не ее мы собираемся анализировать. Но умолчать о том, что было и как отразилось на судьбе человека из первой, "курчатовской" пятерки организаторов Атомного проекта, не можем.

Тем более сегодня - в день 100-летия со дня рождения Кирилла Ивановича Щелкина, трижды Героя Социалистического Труда (1949, 1951, 1954), лауреата Сталинских (1949, 1951, 1954) и Ленинской (1958) премий, организатора, главного конструктора и первого научного руководителя НИИ-1011, ставшего известным как Челябинск-70, а ныне это Российский федеральный ядерный центр ВНИИ технической физики в городе Снежинск Челябинской области.

Курчатовым мобилизован

За 57 с половиной лет, которые были скупо отмерены Щелкину судьбой, он успел сделать и пережить столько, что с лихвой хватило бы не на одну геройскую биографию. Родился в Тифлисе, с семи лет жил с родителями на родине своего отца в городе Красный Смоленской губернии. В 1924-м из-за болезни отца (туберкулез) семья переехала в Крым, в местечко Карасубазар (ныне это город Щелкино).

В 1932 году энергичный юноша окончил Крымский педагогический институт - как выяснится впоследствии, чуть раньше тут учился и будущий руководитель Атомного проекта СССР академик Курчатов. Из Крыма Щелкин перебирается в Ленинград, в Институт химической физики к Н. Н. Семенову. Там же он впервые повстречался с Игорем Курчатовым, в 38-м защитил кандидатскую диссертацию по вопросам детонации в газовых смесях.

Серию дальнейших исследований и работу над докторской прервала война. Шесть месяцев на передовой могли стать роковыми для красноармейца Щелкина, но тогда ему выпал счастливый жребий. В январе 42-го, когда немцев отбросили всего за сто километров от Москвы, ученых стали отзывать с фронта. В штабе 7-й Гвардейской стрелковой дивизии артиллерийскому разведчику выдали предписание следовать для продолжения научной работы в Казань, куда был эвакуирован Институт химической физики. Основание - шифротелеграмма из наркомата обороны...

В 46-м на защите Щелкиным докторской диссертации присутствовал Игорь Курчатов, уже назначенный руководителем Лаборатории N 2, а оппонентами были академики С. А. Христианович, Б. С. Стечкин и Л. Д. Ландау. Сразу после этого новоиспеченного доктора вызвали в Академию наук СССР и президент Сергей Вавилов предложил пойти заместителем директора в Институт физических проблем, созданный Петром Леонидовичем Капицей. Но Щелкин отказался. И в том же 46-м был мобилизован Игорем Курчатовым в Атомный проект.

Первые девять лет - в КБ-11 (Арзамас-16, ныне - Саров):

руководитель научно-исследовательского сектора, первый заместитель главного конструктора. А в 1955-м, в возрасте 44 лет с командой таких же неуемных, как сам, специалистов перебрался на Урал и в качестве научного руководителя и главного конструктора стал развивать новый ядерный центр.

Его задумали не только как дублер Арзамасу-16, но и затем, чтобы создать для "бомбоделов" конкурентную среду. "Чтобы старый кот не дремал" - по образному выражению физика Льва Феоктистова, которого еще в Сарове, совсем молодым теоретиком, приметил Щелкин.

Хрущеву - против шерсти

Еще до того как эшелон с научным десантом из Сарова отправился на Урал, в Москве состоялось заседание Совета министров, на котором среди прочего предстояло утвердить первых руководителей НИИ-1011 - директора и научного руководителя. Заседание открыл Никита Хрущев и был при этом в хорошем настроении. "Я только что говорил с первым секретарем Челябинского обкома, - вспоминали очевидцы его вступительные слова, - и обо всем с ним договорился. Он отдает под завод новый большой цех ЧТЗ и обещал выделить из строящегося жилого фонда в Челябинске 10 процентов квартир для работников нового объекта".

Услышав это, Кирилл Щелкин стал объяснять, что в городе предприятие по производству атомных и водородных бомб размещать нельзя. Но Хрущев отмахнулся и предложил "с целью экономии средств" принять его предложение. Щелкин, по словам его сына, в ответ заявил, что в случае принятия такого решения просит освободить его от предложенной должности, так как не считает возможным создавать объект в Челябинске. Хрущев вскипел, обругал Ефима Славского (он был тогда еще заместителем министра) за плохие кадры, "которые считают себя умнее всех", и объявил, что покидает заседание. Передав бразды Анастасу Микояну, распорядился перед уходом: "Дай ему все, что просит. А я через год приеду, и пусть тогда ответит за срыв правительственного задания". Как утверждают, примерно через год Никита Хрущев действительно ездил на Урал, но на "объект", вопреки обещанию, не завернул. Может, потому, что стройка шла по плану и даже с некоторым опережением.

История с бассейном - из того же ряда. Славский, уже став министром, категорически запретил его строить - нигде на атомных объектах этой роскоши нет, а вы что - рыжие?! Выбрав момент, когда грозный Ефим отправился в командировку, Щелкин и директор Васильев поехали в Москву, пришли на прием к председателю Верховного Совета РСФСР и попросили разрешения построить зимний бассейн в своем городе. Ни денег, ни стройматериалов не просили - только разрешение. И, конечно, получили его. Тут же позвонили на объект, где все было заранее подготовлено и вырыт котлован: "Начинайте!" Все наличные силы строителей бросили на прорыв - практически через сутки уже стояли стены. Славского, у которого везде были свои люди, на следующий день нашли, доложили о "самоуправстве". Он метал громы и молнии, но так и не решился отдать приказ снести построенное.

С "шелком" перестарались

А эта история - уже из наших дней. Не так давно в Ереване на русском языке издана книга с интригующим названием "Щелкин Кирилл Иванович - Метаксян Киракос Ованесович. Трижды Герой, засекреченный армянин, неизвестный для народа". Автор этого "открытия" Григор Мартиросян - почтенный человек (родился в 1924 году), в момент выхода книги - старший научный сотрудник Института истории Национальной академии наук Республики Армения.

Читаешь его 200-страничный труд и довольно скоро перестаешь удивляться большому количеству искажений, нелепостей и преувеличений на единицу объективной информации. И все ради того, чтобы восславить под небом еще одного земляка? Про Киракоса Метаксяна ничего сказать не могу. А вот заслуги (реальные) Кирилла Щелкина столь значительны, что они не нуждаются в тщеславном украшательстве.

Да, первый заместитель главного конструктора КБ-11 Кирилл Щелкин был тем самым человеком, кто принял под роспись первую советскую атомную бомбу, обеспечил подъем ее на башню Семипалатинского полигона, лично установил первый капсюль-детонатор и контролировал установку остальных. А потом, спустившись последним из всей команды, опечатал вход в башню. После него был только Взрыв. Но ни сам Щелкин, ни его коллеги и близкие никогда бы не сказали, что он - фигура N 1 в советском Атомном проекте.

Да, Щелкин писал откровенные письма напрямую в ЦК, если того требовали интересы дела. Но ни при каких обстоятельствах не стал бы откровенничать со случайным попутчиком в вагоне поезда и рассказывать ему свою "армянскую" родословную - да еще под запись некоего "ученого-разведчика", случайно оказавшегося под дверью купе. А эти каракули воспроизводятся в книге Мартиросяна едва ли не как главное "доказательство" того, что "в России имя отца К. Щелкина Ованес было изменено на Иван, имя деда Епрем - на Ефим, т.е. их имена были русифицированы".

Говоря о сопряжениях Кирилла Щелкина и его семьи с армянской землей и армянской диаспорой, незачем приписывать ему, его отцу и деду армянских имен и фамилии, которых они никогда не носили. И вовсе не из-за того, что это принижает заслуги одной нации перед другой. А потому, что это неправда.

История с фотографией

О скромности и дружеских подначках

Во времена Курчатова и Щелкина умели не только самозабвенно работать, но и с юмором дружить. Тем самым, возможно, боролись со стрессами и особым образом поддерживали друг друга. Вот одна из таких невыдуманных историй.

"Отец надел три звезды Героя, медаль лауреата Ленинской премии и три медали лауреата Государственной премии... один раз в жизни (все награды он не надевал ни разу). И надел не по своему желанию, а в результате блестяще удавшегося розыгрыша друзей. Научный руководитель и главный конструктор Челябинска-70 Щелкин был делегатом съезда КПСС от Челябинской области. В первый день съезда Ванников (сталинский нарком, а в ту пору - первый заместитель министра среднего машиностроения СССР. - Ред.) и Курчатов надели звезды Геров и знаки лауреатов, а отец как всегда пришел без наград. В перерыве Ванников и Курчатов стали строго ему выговаривать: тебя наградили, выбрали для такого торжественного события, как съезд, а ты пришел без наград, всеми пренебрег, мы этого от тебя не ожидали. Отец принял эти упреки за чистую монету, на следующий день пришел с наградами, а Ванников и Курчатов, договорившись, награды сняли. Увидев отца, оба стали его отчитывать: тебя на съезд выбрали работать, чего ты хвастаешься звездами, не ожидали, что ты такой нескромный. Этот момент и запечатлен на снимке..."

Из воспоминаний Феликса Щелкина - сына К.И.Щелкина

Рассекречено

Секретарю ЦК КПСС Н.Г.Игнатову

"Об Уральском научно-исследовательском центре по атомному и водородному оружию"

13 января 1958 г.

...В последние годы из МСМ (Министерства среднего машиностроения. - Ред.) и вообще с работ, связанных с атомным и водородным оружием, ушло подавляющее большинство известных крупнейших ученых, например акад. И.Е.Тамм, Н.Н. Боголюбов, М.А.Лаврентьев, Л.Д.Ландау, чл.-корр. АН СССР Г.Н.Флеров, Е.К.Завойский, А.А.Ильюшин, И.М.Франк, В.Л.Гинзбург, проф. Д.А.Франк-Каменецкий, Халатников и многие способные молодые ученые.

Отлив из МСМ крупнейших ученых я считаю явлением закономерным... После создания атомной и водородной бомб, когда это направление отошло на второй план, ученые ушли...

Однако, если есть некоторые основания для демобилизации ряда крупных ученых, то, по моему убеждению, нет никаких оснований для полной научной демобилизации в этой области. К сожалению, такая демобилизация идет...

Я сейчас говорю не только о НИИ-1011. Я знаю, что в КБ-11 существует аналогичное положение. Вообще из МСМ улетучилась научная атмосфера, без которой невозможна никакая творческая работа... Небольшое число крупных специалистов, оставшихся в МСМ, заняты залатыванием прорех, образующихся то здесь, то там. Их начинает захлестывать текущая работа по созданию зарядов для возросшего числа носителей...

Мне представляется, что если не принять срочные меры, то институты МСМ - НИИ-1011 и КБ-11 - постепенно превратятся в заштатные КБ, захламленные неспособными, слабыми работниками, постепенно выдвигаемыми на высокие посты вследствие недостатка людей необходимой квалификации. Мне кажется, что только ЦК КПСС может исправить положение. По моему мнению, МСМ не в силах провести сколько-нибудь существенную мобилизацию научных сил...

Прошу Вас принять меня для беседы по затронутым мною вопросам.

Член КПСС с 1940 года, научный руководитель

и главный конструктор

НИИ-1011 МСМ К.Щелкин.

Копию этого письма с сопроводительной запиской Кирилп Щелкин направил заместителю министра среднего машиностроения П.М.Зернову с просьбой "передать ее для сведения Е.П.Славскому". Почему не послал напрямую министру, а сделал это через его зама, можно лишь догадываться. "Я вовсе не хочу преувеличивать значение научных работников в коллективах НИИ-1011 и вообще в МСМ, поставить их в какие-то привилегированные условия, - поясняет Щелкин. - Я хочу только одного: чтобы высоко квалифицированные ученые охотно шли работать к нам и не уходили от нас на любые другие работы, как до сих пор уходили из КБ-11 и, есть угроза, будут уходить от нас. Прошу не рассматривать это письмо как жалобу на МСМ. Министерство здесь действительно ничего сделать на может. Мне, больше испытавшему неприятности от недостатка кадров, удобнее всего доложить об этом ЦК КПСС. К.Щелкин".

Что стояло за этим и другими обращениями и как подобная активность аукнулась Щелкину, только через сорок лет, когда не было в живых основных фигурантов, смог рассказать академик Борис Литвинов, долгие годы работавший главным конструктором в Челябинске-70. "Написать и послать в ЦК такое письмо в то время было чрезвычайно смелым шагом, - утверждает он. - Но партийные чиновники не забили тревогу. Невольно возникал вопрос: кто он, в конце концов, - человек, сознательно участвующий в создании ядерного оружия, или слуга очередного партийного вождя? В 1959 году у Кирилла Ивановича участились сердечные приступы. Я видел заключение врачей 1960 года о его болезни, оно не выглядело таким, что ему необходимо было уйти, оставить эту работу. Но он сам попросил отпустить - понял, что работать по-прежнему не удастся. К этому добавилась 7 февраля 1960 года смерть Игоря Васильевича Курчатова, с которым Щелкин был давно дружен и которого он очень уважал. Это только усилило чувство одиночества и бессмысленности работать научным руководителем и главным конструктором ядерного оружия в складывающихся условиях. Даже разговор Славского, специально приехавшего для беседы к Щелкину, не дал результата...".

В апреле 1960 года он сменил место работы. Но в Институте химической физики, куда вернулся Щелкин, был уже не тот масштаб задач, который всегда держал ученого в тонусе. 8 ноября 1968 года Кирилл Иванович умер. Так же неожиданно, как и Курчатов

ситуация

В 1982 году, только через тринадцать лет после смерти Кирилла Щелкина на его родине в Тбилиси рядом с Институтом физики Академии наук Грузии, был установлен бронзовый бюст (так полагалось тогда в отношении всех дважды, а тем более - трижды героев). За памятным местом власти ухаживали, связью с выдающимся ученым гордились.

"Жители города Тбилиси с глубоким почтением и гордостью хранят память о своем выдающемся земляке Кирилле Ивановиче Щелкине - блестящем исследователе, трижды Герое Социалистического Труда, создателе центра "Челябинск-70". В связи с девяностолетием Кирилла Ивановича руководство города Тбилиси и представители научной общественности соберутся у памятника К.И. Щелкину, дабы еще раз почтить память выдающейся личности..."

Такое письмо (оригинал - на сайте "РГ") мэр Тбилиси И. Зоделава направил в мае 2001-го в Снежинск, где собрались тогда ученики и соратники Щелкина. В этом уральском ядерном центре, а также в украинском городе, носящем имя ученого, они соберутся и нынче. А вот в Тбилиси цветов к бюсту уже не принесут.

Потому что сам бюст... таинственно исчез. Журналисты газеты "Вечерний Тбилиси", сообщившие об этом 25 ноября 2009 года, напомнили читателям, что Кирилл Щелкин, как и Евгений Примаков, - "свой парень" и мальчишкой бегал по горбатым улицам старого города. Ответа властей на свою публикацию - куда и почему подевался памятник? - редакция не дождалась. И четыре месяца спустя решила вернуться к этому и некоторым другим острым вопросам. Причем сделала это в оригинальной форме: в канун 1 апреля под общим заголовком "Газета выступила - что сделано?" опубликовала целую подборку едких комментариев, стилизованных под официальные ответы чиновников.

Эта горькая самоирония, перерастающая в обличительный сарказм по отношению к властям, вышла из-под руки журналиста Валерия Партугимова. "От имени всех уважаемых властью тбилисцев департамент мэрии уполномочен заявить, что упомянутый памятник не взорван, не уничтожен стандартными так называемыми "кутаисскими" методами, а временно, без нанесения ему особо заметных повреждений перенесен в складские помещения департамента государственных резервов Грузии. Это сделано по просьбе многочисленных трудящихся нашего города, - иронизировал автор. - Хотелось бы обратить внимание редакции на недопустимое использование уничижительной характеристики широких асфальтированных проспектов и улиц нашего города... Горбатыми, горестно-согбенными от жестокого давления имперской власти улицы Тбилиси были в недалеком прошлом, а сейчас они свободолюбиво распрямились, стали ровными и звонкими, как струны чонгури. Никогда больше не сгорбится ни одна улица, ни один житель нашего города, мы будем и тех и других настойчиво выпрямлять и исправлять, чем бы это ни обернулось..."

"Ответ" по поводу бюста Щелкина был составлен столь правдоподобно, что некоторые читатели, обнаружив его электронный аналог на сайте, приняли все написанное за чистую монету и стали обмениваться возмущенными комментариями. Пару дней назад коллега Партугимова связался с "Российской газетой" и выразил сожаление, что его материал был вырван из контекста первоапрельской полосы и принят буквально (полный текст статьи и всю подборку можно найти по ссылке: http://www.rg.ru/2011/05/15/schelkin-poln.html). Но от слов своих Валерий не отказывается. Ведь руководство тбилисской мэрии и сегодня "не намерено объяснять... исчезновение каменных идолов времен социалистического язычества", предоставляя эту возможность самим журналистам.