Поделиться
4 апреля Андрею Тарковскому исполнилось бы 80 лет. Мы попросили рассказать о Тарковском его друга и однокурсника, мужа сестры - Александра Гордона.
Российская газета: На недавних съемках у ученика Андрея Тарковского Константина Лопушанского поймала себя на мысли, что он чем-то похож на учителя. А потом подумала: а так ли уж мы его знаем и помним. Голос, скорость движений, речи?
Александр Гордон: До ВГИКа он был мальчишка сорвиголова. Любил зимой в Юрьевце, во время эвакуации со свистом в ушах слететь на лыжах с крутой горки, вызывая восторг девочек. Числилось за ним такая биографическая черта. В Москве, на Щипке, в переулках Замоскворечья было много хулиганья, пьяниц, и он должен был волей-неволей то дружить с ними, то сдачи давать. Он любил эту несемейную, нестрого сдержанную, как общество интеллигентной мамы, компанию. И хулиганил, и одновременно был членом семьи с очень высокими нравственными требованиями.
РГ: Это разница между обычностью среды и необычностью семьи была важна для становления его личности?
Александр Гордон: Мне кажется, что главным была культурная наследственность и пример удивительного характера его матери - сдержанной, точной в своих требованиях к жизни. Ее облик, ее нравственный мир были замечательными и передались ее детям. Строгость, очень высокий вкус, требовательность - взялся за что-то, так уж не бросай, а бросил - ищи себя в другом. Хотя она не читала детям лекций, все считывалось по ее выражению лица, по глазам, по тону.
РГ: Образ матери в "Зеркале" - это какая-то титаническая индивидуальность, а дети как козявочки.
Александр Гордон: Этот образ вырос из его вины перед ней, отец для Андрея был икона, а мать - она близко, ее можно не слушаться, обмануть, убежать, что-то не так сказать. Когда ты близок с человеком, твое поле его восприятия сужается. И только потом, с течением жизни понимаешь, что это был за человек, какие возможности в нем были заложены, чему он учил и что мы от него получили.
РГ: Искусство рождается из чувства вины?
Александр Гордон: Думаю, из чувства боли и вины. Чем дисгармоничнее состояние человека, чем больше возмущен его внутренний мир, тем больше он ищет выхода в образы искусства. Образы могут быть болезненными, необычными, такими, что нормальному человеку и в голову не придут. Страдание - фактор возбуждаемости искусства. Хотя не каждый страдающий творит, законов тут нет. Но для него это было так. Он даже в каком-то смысле нуждался в страдании. Будучи постоянным, оно его переносило в творческий мир.
РГ: Его культурная наследственность имела отношение к ХIХ веку?
Александр Гордон: Да, его отец и мать учились в Брюсовском литературном институте, который советская власть довольно быстро закрыла, поскольку это все-таки было собрание "лишних людей", лишенцев, не имеющих права нигде учиться, кроме таких мест. Задача же власти состояла в создании новой интеллигенции - рабоче-крестьянской. Арсений Александрович окончил институт, а Мария Ивановна год не доучилась, тем не менее среда старой дореволюционной интеллигенции сильно повлияла на них. Арсений Александрович был прирожденный поэт, Мария Ивановна была человеком очень чутким к высокому и по-своему талантливым. Ранний брак и ранние дети, правда, не позволили ей реализовать этот талант. Но дома были книги, чтение было обязательным элементом жизни. Дети с раннего детства их глотали. Марина до сих пор очень увлеченный читатель, за ночь-две может прочесть книгу. Андрей очень годился тем, что его отец поэт, считал его лучшим советским поэтом своей поры.
РГ: Это близко к истине.
Александр Гордон: Да, но я, признаюсь, видел в этом какую-то личную нескромность: как так говорить об отце? Между тем он оказался прав, а я неправ. Андрей и сам писал стихи по влюбленности. В них его потрясенная душа, его влюбчивость. Но еще больше его душа отражалась в прозе, лирической и драматической одновременно. Я о ней узнал недавно. Во ВГИКе, будучи влюбленным, он писал литературные исповеди, воспоминания. К ним можно подходить как к настоящему произведению литературы - без скидок и снисхождения, талант проявляется во всем, а он был талантливым человеком и в живописи, и в музыке, и в литературе. Любитель драмкружка, одно время мечтал быть актером. Избери он живопись своим основным занятием, был бы интересным живописцем. У нас в доме есть его рисунки, эскизы, наброски маслом. Во ВГИК же его направил знакомый Дима Родичев, посоветовал: тебе бы надо к нам. И ведь не ошибся Дима Родичев.
РГ: Начало его творчества было безоблачным?
Александр Гордон: Да, у Андрея до поры до времени все шло хорошо. Сделав со мной два совместных фильма (третий не понравился Козинцеву), он сошелся с Андроном Кончаловским, и их союз был плодотворен. Они вместе написали сценарий фильма "Каток и скрипка". Это была розовая картина, сделанная под влиянием французского фильма "Красный шар" и нарочито не раздражающий начальство. Он сочетал трудно сочетаемые красоту и правдивость. Начальство, увидев, как показаны элементы новой жизни - разрушаются старые дома, старая жизнь для строительства новой - было очень довольно: ну, жалко только, что они не комсомольцы, эти Тарковский с Кончаловским. А вот уже с "Иванова детства" началась другая история.
РГ: Этот фильм - настоящее везение для начинающего режиссера?
Александр Гордон: Да, Тарковскому повезло, что он в начале своего пути встретился с таким материалом. Трагедию обреченного мальчика - с партизанскомстительным характером, жаждущим мести за убитую мать, за сожженный дом, он пропустил через себя. И трагизм стал составной частью взглядов Тарковского на мир. Все его картины проникнуты ощущением трагизма. Он начался именно с "Иванова детства".
Вадим Юсов сыграл в этом истории очень важную роль. Когда речь зашла о том, кому дать "Иваново детство", которое, истратив половину денег, "завалил" предыдущий режиссер, Юсов, знавший Тарковского по "Катку и скрипке", пошел в объединение - а он был опытный человек, известный, на хорошем счету - и посоветовал дать фильм Андрею. Ему поверили, Тарковский получил картину, и дальше делал с Юсовым и великую картину "Андрей Рублев", и прекраснейший "Солярис". Потом их союз распался. Юсову, когда начали готовиться снимать картину, которая потом станет называться "Зеркалом", показался безнравственным настрой Андрея по отношению к родным. Первоначально ведь планировалось снимать мать режиссера из-за закрытой двери, не говоря ей об этом.
РГ: "Зеркало" такая целомудренная картина. Настоящая поэзия всегда целомудренна.
Александр Гордон: Но Юсов читал первый вариант сценария. А в нем была эта самая незаметная подпольная съемка матери. Была тогда такая мода, казалось, что человек будет более искренним, открытым и глубоким, если не будет знать, что его снимают. Но Юсову это не понравилось, он отказался. Потом жалел.
РГ: Иваново детство" далеко от литературного оригинала, повести Владимира Богомолова?
Александр Гордон: Фактически во всех кардинальных решающих стилевых моментах авторами фильма были Тарковский с Кончаловским, хотя они не числятся в сценаристах. Владимир Богомолов талантливый писатель-фронтовик, автор известного романа "В августе 44-го" им, кстати, уступил, признав, что "Иваново детство" очень талантливый фильм. А вот Жалакявичюсу уже не уступил. Спор что главнее и ближе партийной идеологии литература или кино дошел до ЦК. И там сказали: нам ближе литература! И картину Жалакявичюса закрыли, несмотря на его замечательную карьеру на "Мосфильме", звания, квартиру в шикарном доме напротив студии.
А вот на "Ивановом детстве" Богомолов признал, что Тарковский прав в своем отказе следовать за литературой. Раз он почувствовал, что о таких вещах, как история мальчика Ивана, надо рассказывать своими киносредствами, пусть так и делает. И появились сновидения, и лирико-трагические воспоминания героя.
РГ: Какое место больше всего может рассказать о Тарковском?
Александр Гордон: Недавно мы на машине объехали все места, где жили Тарковские, отец и сын. На Звездном бульваре, в Орлово-Давыдовском переулке, на Мосфильмовской улице. Мне больше всего запомнилась его квартира напротив Курского вокзала, которую ему дали после награды за "Иваново детство". Это была двухкомнатная квартира с картинами, чьим-то портретом, небогатая, потому что только начиналась жизнь. Но уже как-то украшенная. Стояли бутылки со свечами, расцвеченные плавленым воском, - розовым, зеленым, белым. Такой был оригинальный интерьер, роскошь, которую могла себе позволить семья, начинающая жизнь. На последней мосфильмовской квартире он старался навести порядок и гармонию, все вместе. Всего понемногу: работы Миши Ромадина с цветными воздушными шарами из картины "Солярис" украшали стены. Он любил цветы в комнате, сам поливал, подрезал завядшие листочки очень бережно. Почти священнодействовал. Он в эти времена любил этику Востока. Как бы разговаривал через цветы с природой и миром. И одновременно в квартире не было вешалки, разобранный паркет ждал своего ремонта. А пока был прикрыт ковриком.
На VI Международном кинофестивале "Зеркало" в Иваново и Плесе будет показана подборка фильмов современного мирового кинематографа, следующих традициям Тарковского.
В этом году программа фестиваля, который пройдет с 29 мая по 3 июня, особенно сконцентрирована вокруг имени и творчества Тарковского.
- Исполнилось 80 лет со дня рождения Андрея Тарковского, 40 лет со времени получения в Каннах "Пальмовой ветви" за "Солярис", к тому же в этом году - юбилей выхода картины "Иваново детство", - говорит президент "Зеркала" режиссер Павел Лунгин. - Потому мы предприняли усилия, чтобы расширить программу, сделать киносмотр более значительным.
Программный директор фестиваля киновед Андрей Плахов, представляя события "Зеркала", особенно отметил спецпрограмму "Тарковский контекст":
- Мы постарались собрать и пригласить тех кинематографистов, кто связан с Тарковским глубокой художественной связью. Это турецкий режиссер Нури Бильге Джейлан и мексиканский - Карлос Рейгадас. Это Александр Сокуров, чье творчество так далеко и в то же время так близко от того, что делал Тарковский. Именно они в эпоху торжества масскультуры хранят идеалы личного, авторского кино. Подбирая конкурсную программу, которая будет объявлена в начале мая, мы не хотели идти по пути буквального подражания или наследования Тарковскому, но стремились объединить разные культуры и жанры кинематографа, передать ощущение энергии современного кино. Акцент сделаем на кинематограф Латинской Америки и Юго-Восточной Азии, с культурными традициями которых Тарковский находился на связи всю свою жизнь.
В жюри тоже нет случайных людей. Голливудский режиссер и художник, оскароносный Роджер Кристиан - поклонник "Соляриса" и сам сейчас работает над экранизацией произведений Станислава Лема. Председатель жюри Кароль Буке называет своим любимым фильмом "Жертвоприношение", а перед фестивалем попросила прислать ей записи всех картин Тарковского. Андрей Звягинцев - режиссер, сумевший продлить "Тарковский контекст" в новый век.
"Наше жюри - это своеобразная современная "семья" Андрея Тарковского", - считает Андрей Плахов.
Еще одно из событий "Зеркала" - читка неизвестного сценария Андрея Тарковского и Андрея Кончаловского "Антарктида - далекая страна". Ожидается, молодые актеры устроят театрализованную постановку этого сюжета прямо на берегах Волги.
Подготовила Оксана Нараленкова