Под Воронежем произошел "Бабий бунт"

Среди изумительных ландшафтов музея-заповедника Дивногорье воронежский театр оперы и балета поставил музыкальную комедию Евгения Птичкина "Бабий бунт".

Спектакли в модном формате open air театр играет в Дивногорье пятый год подряд: три раза это были оперетты с цыганщиной - музейное подворье c плетнями, белеными стенами и черепичными крышами отлично для них подходило. Исчерпав цыганскую тему, театралы взялись за казацкую - благо плетни с мазанками уместны и здесь.

В заповедник из театра приехали более ста человек: солисты, артисты балета, миманс (балетные статисты), оркестр, осветители. Асфальтовую дорогу перед подворьем застелили линолеумом - на нем танцевать удобнее. Оркестранты тащили из автобусов литавры, пюпитры и дирижерский пульт.

По дороге сплошным потоком шли зрители. Опытные были одеты по-походному и несли с собой свернутые подстилки, неопытные - в вечерних нарядах: в театр все-таки собрались. Узнав, на чем придется сидеть, неопытные были обескуражены: партером, ложами бенуара и галеркой в Дивногорье служил крутой меловой склон напротив подворья, поросший редкой травой. Вверх вели деревянные лесенки, торчало несколько скамеек.

Однако все неудобства забылись, когда начался спектакль. Организаторы учли ошибки прежних лет и снабдили солистов микрофонами - теперь происходящее на сцене было слышно и на галерке, находившейся тридцатью метрами выше.

Основанный на рассказах Михаила Шолохова сюжет "Бунта" прост и вечен: размеренное течение жизни в казачьем селении, где мужики пьют самогонку и поколачивают своих жен, нарушила приехавшая из города комсомолка Настя. Стриженая активистка в красном платке и кожанке пробудила женскую сознательность, а следом и солидарность.

Казачки объявили мужьям импичмент и перебрались на другой берег Дона, пока те не научатся уважать в женщине человека (настоящий Дон, кстати, тек в километре от происходящего). Далось такое решение непросто, Насте пришлось изрядно попеть, чтобы превратить забитых баб в коллектив. Зато когда они дружно замаршировали, обнаружив под юбками шаровары с лампасами, восторгу публики не было предела.

Несладко пришлось и казакам. Выяснилось, что ни стирать, ни готовить они не умеют, а самогонка быстро кончилась. Даже начитанный дед Захар - в книге он прятал бутылку , - объяснявший, что "бордюр" в переводе с иностранного означает гулящую бабу, а "адаптер" - непутевого человека, - даже он не смог побороть всеобщего уныния. Горевали казаки настолько убедительно, что в патетические моменты из публики раздавались женские возгласы: "Мы с вами!"

Оперетта без любви, что скрипка без струн. Лихой гармонист Николка влюбился в активистку Настю по самый чуб, о чем и сообщил красивым баритоном. Великолепное настино сопрано то стегало Николку, как плетью, то обнимало, вознося в мерцающее звездами небо. И капля за каплей точило корку повседневности на душах зрителей. Души мякли и расправлялись, наполняясь душистым дивногорским воздухом и сладкой истомой.

Закончилось все хорошо - закон жанра. Казаки осознали, повинились перед женами и помирились с ними. Настя пообещала выйти за Николку, если тот будет хорошо себя вести. Забывшие о неудобствах зрители долго хлопали и требовали показать "на бис", как казаки переодевались цыганами.