Но вот из внешней тьмы материализовалась странная пара - парень и девушка, назвавшая себя его сестрой. Парень скоро растворится в пространстве, девушка останется и будет самим своим присутствием выталкивать художника из его заточения - добровольного или вынужденного, нам не объясняют.
Внешний мир дает о себе знать и теленовостями, в которых сообщают об уничтожении всех собак страны. Песик, глядя на собачий Освенцим на экране, грустно вздыхает.
Идет фильм опального иранского режиссера Джафара Панахи "Закрытый занавес". Он в Иране отлучен от профессии, и Берлинале в знак солидарности уже оставлял для него пустой стул в жюри, а теперь перед входом в фестивальный дворец, где идет его конкурсная картина, зрителей встречают старушки с сурово поджатыми губами и плакатом "Джафар Панахи должен быть здесь!".
Панахи, понятно, на премьере его фильма нет. Но он напоминает о себе вот этой своей феллиниадой. Она о том, что невозможно художника изолировать - насильственно или добровольно - от того, что происходит в стране и в мире. Фильм закончится тем, что привязчивая девушка, ночной кошмар Панахи , его муза и живой укор, сорвет все занавески, в окна виллы хлынет солнце, художник, пообедав, соберет вещи и выйдет в мир - легально или бегством, нам не сообщают.
Художника играет сам Панахи. Мы увидим и оператора, который все это снимает, - перед нами творческая лаборатория художественной мысли, ее срез, как в "Восьми с половиной" Феллини.
Но тем больше бросаются в глаза любительская игра самого Панахи и его актеров, педалированная многозначительность каждого кадра, движения, паузы.
Фильм закончился скудными аплодисментами солидарности и бестактным буканьем зала. Когда художник в заточении, говорить об эстетике неуместно.
Боюсь, что фильм получит какой-то важный приз. Когда в одном конкурсе состязаются эстетика и солидарность, говорить о художественной стороне солидарности было бы бестактно.