О великом режиссере Германе, ставшем при жизни классиком, скажут в эти дни немало слов. Но самое главное в другом: пока в Питере был Герман - гораздо труднее было вершить глупости, поступать не по совести.
Он был из тех последних, кто верил, что публичное слово - это не сельская рында, а всегда герценовский колокол. Строительство "Охта-центра", фестиваль на Дворцовой площади, судьба "Ленфильма"- Герман всегда был точен, часто неудобен в своих комментариях. Сергей Соловьев на дне рождения Германа, помню, замечательно сказал: пока с нами Герман - камертон совести художника - поступать не по чести крайне затруднительно.
В ближний круг я попала случайно. Его фильм "Хрусталев, машину!" в свободной России оказался на полке: не было денег на черно-белую копию. Опубликовали интервью, а на следующий день, как в сказке, к Герману пришел человек и принес 30 тысяч долларов.
Герман с тех пор поверил в силу нашего печатного слова. Но когда его режиссерский курс уезжал в Гималаи снимать документальный цикл "Русские в поисках покоя", фокус повторить уже не удалось.
Помню, как горячо он возражал вечным оппонентам: "Чувство патриотизма - дело скромное и негромкое. Есть хорошо известная категория "новых русских", не тех, которые что-то сделали для страны, а тех, которые ее просто обдирают. Они очень любят после застолья пригласить певца на десерт. Чтобы под сладкое он исполнил "Я люблю тебя, Россия". Такая любовь от меня нужна? Так не получится, я люблю Россию по-своему. Как говорили критические реалисты, мы не врачи - мы боль."
Алексей Юрьевич был не раз гостем в "Российской газете", радовался как ребенок, что его фамилия с немецкого переводится "Господин человек". Оказал нам честь - посмотрели на студии "Ленфильм" смонтированную, но еще не озвученную до конца картину по роману Стругацких "Трудно быть богом". То, что мы увидели, потрясло. Как кто-то заметил: смотреть это невозможно, оторваться от этого нельзя.
Спрашивать, когда Герман закончит озвучивать фильм, было уже неприлично. Потому что должно же быть на земле хоть несколько режиссеров, которым сроки работы диктует не продюсер на земле, а Творец на небе. Мне кажется, Герман мучительно думал: что он должен сегодня сказать о фантастической диктатуре серых людей, с которыми решил сразиться Румата... И не находил ответа.
Кармалита и два Германа - уникальная для России семья.
У Алексея Юрьевича по многим поводам болело сердце. Иногда оно болело просто физически. В Германии сделали ему не одну операцию. Он даже как-то сказал: "Пришлось в Берлине купить маленькую квартиру, чтобы не тратиться на гостиницу. Если надо там остановиться…"
Разговоры с Германом, вернее, его монологи, были счастливой частью жизни. Один раз было исключение.
Он позвонил ночью: "Врач сказал, что я умру. Я буду на него жаловаться!" Тут уж я всерьез проснулась: "Не царское это дело - жаловаться, Алексей Юрьевич. А во-вторых, доктор совершенно прав: все мы умрем, вы лучше других знаете, что жизни с хорошим концом не бывает..."
Кому сегодня нужна такая правота!!?