Сергей Шеховцов вышел из Суриковского института, где учился в мастерской Николая Андронова, и из последнего сквота на Бауманской, где проходили свои университеты художники из Ростова... Там в начале "нулевых" он из живописца превратился в скульптора, который бронзе и мрамору предпочел ... поролон. Обманчивая податливость и обволакивающая иллюзорность времени, герои которого все хотели получить "здесь и сейчас", нашла, казалось, идеальное соответствие в материале. Банкомат и жрицы любви, отдельные мотоциклисты и целый зрительный зал, пустующий "Трон", дорожка к которому плавно переходит во взлетную полосу, бомжи и московские фасады, не претендуя на вечность, рождались вначале из поролона, а потом из пенопласта и строительной пены...
Кажется, что перед нами вполне уже классическая рефлексия по поводу "общества зрелищ" (а заодно и "общества потребления"), полномасштабно отыгранная художниками поп-арта. Но поп-артисты, вводя повседневность в виде этикеток томатного супа или постеров с Мэрилин Монро, иронизировали по поводу фетишизации объекта. Сергей Шеховцов, у которого банка из-под пива, облекается в камуфляж античной колонны, а гора технологического мусора - в монумент постиндустриальной цивилизации ("392 по Фаренгейту"), вроде бы идет по тому же пути. Но мягкость материала не означает бесформенную неопределенность высказывания. Напротив, место иронии у Шеховцова занимает гротеск, а абрис антиутопии, прозрачно отсылающий к роману Брэдбери, прописан жестко и резко. Достаточно увидеть сладкую парочку зрителей, которые завороженно глядят на "башню" из сваленных в кучу компьютеров, пылесосов, мониторов, проводов (высеченных, разумеется, из пластика), сидя под сенью монументальной пивной банки, чтобы оценить почти театральный гротеск постановки. По сути, на московской выставке Шеховцов переходит от объекта или скульптуры не к инсталляции даже - к постановке, ставящей под вопрос границу между реальностью экспозиции и виртуальным пространством.
Если сказать Сергею Шеховцову, что название его выставки "Короткий монтаж" лихо рифмуется с эйзеншейновским "монтажом аттракционов", то он, наверное, будет долго смеяться. И для особо одаренных повторит, что название означает только то, что он соединил работы, сделанные за последние 10 лет, в одном пространстве. Не все, конечно, но более сорока. Тем не менее Сергей Шеховцов явно ценит то, что обычно ассоциируется с "магией кино": стремительность движения, зрелищность катастрофы, погружение в воображаемую реальность на экране, не важно - компьютера или кинозала... У него мотоциклист на полном ходу проламывает стену, зависая над лестницей между небом и землей, превращаясь из кинокадра, своего рода видения "Беспечного ездока", в полускульптуру-полурельеф. А зрители в кинозале, будь то парень в бейсболке или тинейджер, почти сползший с кресла, уютно обнявшаяся парочка или мерно жующий поп-корн офисный житель, материализуются из полутьмы зала, застывая и превращаясь в экран, по которому пробегает проекция... Его "Большая битва" отсылает к компьютерным ристалищам, "Трон" - к культовому киберпанковскому фильму. Но за постмодернистскими цитатами вдруг проступает неожиданная нота. Его "Бегущий по бревну", который лишь названием напомнит о фильме Ридли Скотта, вдруг станет зримым образом человеческой жизни - бега наперегонки со временем. А "Кинотеатр", где зрителя смотрят невидимые проекции, вдруг срифмуется с пещерой Платона... За сюрреалистическими камерами-наблюдениями, которые размножаются, превращаясь в осиные гнезда, возникает пространство не только киношное. Похоже, Шеховцов прокладывает дорогу новому "большому стилю"... подстилая по ходу поролон.