Поделиться
В сентябре этого года российским дипломатам удалось найти общий язык с американцами по сирийскому кризису. В конце ноября - по иранской ядерной программе. Это эпизодичные успехи или все же речь идет о начале новой "перезагрузки"?
Сергей Рябков: Одна и даже две ласточки весны не делают. Я не преуменьшаю значимость сентябрьских договоренностей по химразоружению в Сирии и результата, достигнутого в ноябре совместными усилиями всей "шестерки" и иранской делегации. При значительном вкладе и США, и российской стороны. Тем не менее, говорить о том, что два серьезных результата на острых направлениях международной политики означают, если позволите, смену парадигмы в двусторонних отношениях между Москвой и Вашингтоном, означало бы выдавать желаемое за действительное.
Не произошло сдвига к лучшему. Более того, к концу года опять стали набираться прямые и косвенные признаки того, что проще не будет. Вновь приходится реагировать на ситуации, которые наносят ущерб российско-американским отношениям. Мы знаем, что до конца года с американской стороны, видимо, произойдут определенные изменения в так называемом "списке Магнитского", что неизбежно потребует нашего реагирования. Это означает, что в российско-американских отношениях очень неоднозначная, мягко говоря, смешанная картинка, где проблем намного больше, чем найденных решений.
Нет уверенности, что мы сможем воспользоваться результатами Женевы "сирийской", назовем ее так, и Женевы "иранской" в качестве трамплина для начала нового витка улучшения отношений с США. Ответственность за эту ситуацию однозначно возлагаем на американскую сторону.
Российская сторона всегда прилагает максимум усилий для того, чтобы снимать раздражители, не допускать обострений, избегать там, где это возможно, каких-то мини-кризисов или крупных охлаждений в нашем диалоге и в двусторонних отношениях.
С одной стороны, госсекретарь США Джон Керри подчеркивает, что без России не удалось бы договориться с Ираном и вытащить сирийский кризис из тупика. С другой, на днях посол США в Москве заявил, что в ближайшее время Вашингтон собирается расширить "список Магнитского". Почему, на ваш взгляд, внешняя политика США по отношению к России столь непоследовательна? Ведь очевидно, что расширение "списка Магнитского" лишь осложнит и так крайне непростые российско-американские отношения.
Сергей Рябков: К сожалению, администрация США в силу комплекса причин действует на российском направлении, мягко говоря, неоднозначно. Факторы, влияющие на российскую политику американской администрации, весьма разноплановые. Это различные политические силы, лоббисты и внутри США, и вне этой страны, которые настроены антироссийски. Они используют любую возможность для того, чтобы раздуть эмоции, накалить атмосферу, помешать поступательному ходу отношений. С этим придется иметь дело и в дальнейшем.
Мы не драматизируем ситуацию. Но все-таки хотелось бы, чтобы с учетом достижений на сирийском и иранском направлениях в Вашингтоне более ответственно и бережно относились к конструктивной, положительно заряженной повестке дня партнерства и политического диалога с Москвой.
Когда "закон имени Магнитского" верстался в обеих палатах Конгресса, и администрация США занималась определенной работой с законодателями на Капитолийском холме, чтобы выстроить содержание закона нужным ей образом, мы предупреждали, что принятие подобного документа подложит под российско-американские отношения мину на многие годы.
Причина в том, что, во-первых, формулировки закона позволяют применять санкции - а санкции, к слову, стали в последние годы чуть ли не главным инструментом нажимного проведения внешнеполитического курса США - против российских физических лиц по расплывчатым критериям. Мы понимали с самого начала, что под статью этого закона можно подвести кого угодно и что угодно. Было бы желание - а оно, судя по всему, в Вашингтоне есть. В этом законе, во-вторых, содержится обязательство администрации США ежегодно отчитываться, как идет его выполнение. Первый такой отчет будет передан в Конгресс в самое ближайшее время. В принципе это - составная часть принятого в США алгоритма взаимоотношений исполнительной и законодательной ветвей власти.
Тем не менее, просто изложить то, что происходило у администрации США в диалоге с Россией, во взаимоотношениях с нами по гуманитарно-правозащитной составляющей, видимо, сочтено недостаточным. В ближайшее время будут обнародованы решения о включении в открытую часть "списка Магнитского" дополнительного числа российских граждан.
Я не хочу предвосхищать дальнейший ход событий. В конце концов, это вопросы к представителям США, что, как и когда в конкретном плане будет предпринято. Но сама американская схема исключает отсутствие реакции с нашей стороны, либо такую реакцию, которая не несла бы в себе элемент зеркальности, элемент показа через наши действия того, что мы не принимаем американские приемы и не соглашаемся с их методами.
Я слежу за тем, что пишут в блогах, как реагирует определенная часть интернет-пользователей на все это. Ядовитая ирония, с которой зачастую воспринимаются наши ответные меры на те или иные действия властей США, на мой взгляд, свидетельствует о непонимании сетевыми злопыхателями некоторых очевидных вещей. Вопрос не в том, хотят ли те американские представители и должностные лица, которым уже закрыт или закрывается въезд в Российскую Федерацию, сюда ездить, есть ли у них авуары в России или в каких-то наших финансовых учреждениях. Вопрос в данном случае сводится к тому, что мы должны соблюдать паритетность реакции. Не больше и не меньше. Не мы идем по этому пути. Поэтому наша реакция строго дозированная, ответственная и зеркальная.
Мы не можем оставлять без ответа вызывающие действия со стороны США. Мы должны отплатить той же монетой. Как угодно можно относиться к тому, какая из этих монет может во что конвертироваться. Не считаю, что в данном случае нам надо прибегнуть к асимметричным мерам реагирования. Хотя в дипломатической практике такое бывало и будет. В данном случае речь идет о политике и даже политиканстве. Эту свою политику, которая мешает нормальному развитию двусторонних отношений, администрация США совместно с Конгрессом пытается навязывать нам.
С подобным подходом мириться нельзя. Поэтому мы говорим о том, что возникла болезненная заноза, появился долгосрочный, долгоиграющий раздражитель. Только при наличии должной политической воли у администрации США мы сможем, наверное, со временем заняться купированием данной проблемы. Хотя пока об этом говорить рано.
США и ключевые страны ЕС оказывают все более откровенное давление на власти Украины. Во время Ваших контактов с представителями госдепа США, давали ли Вы им понять, что Москва против вмешательства Запада во внутренние дела украинского государства?
Сергей Рябков: Я не остался в стороне от наших дискуссий с американскими представителями по этой теме. Когда в Москве на днях находилась заместитель госсекретаря по делам Европы и Евразии Виктория Нуланд - она была здесь в промежутке между двумя своими командировками в Киев - мы эту тему обсуждали. Кстати, госпожа Нуланд по итогам наших контактов сама упомянула о том, что она заостряла данную тему перед российскими представителями.
Мы не сторонники пересказа того, что происходит в ходе консультаций или дипломатических контактов за закрытыми дверями, но, уверяю Вас, с нашей стороны через госпожу Нуланд были направлены все нужные сигналы о том, что требуется максимальная осмотрительность со стороны США, что вмешательство во внутренние процессы на Украине может отозваться очень серьезно. Но, похоже, нас опять не услышали в Вашингтоне. Некоторые комментарии, последовавшие со стороны американских представителей в самые последние дни, вызывают оторопь. Это даже не рекомендации, а безапелляционные требования к украинскому руководству, сформулированные с жесткостью, отражающей и вполне понятный нам курс, и определенную игру эмоций.
После 24 ноября, когда в Женеве было достигнуто промежуточное соглашение с Ираном, первые эмоции улеглись. Теперь уже, очевидно, можно дать спокойный и взвешенный ответ на вопрос: это была победа российской дипломатии, выстраданный и долгожданный прорыв или стратегическая ошибка, как, к примеру, считают в Израиле?
Сергей Рябков: Нет сомнений, что результат, который был закреплен 24 ноября министрами иностранных дел "шестерки" и Ирана в женевском плане действий, имеет особое значение и для решения застарелого комплекса проблем вокруг иранской ядерной программы, и для общего оздоровлении ситуации в регионе Ближнего Востока.
Сказав это, сразу же подчеркну, что достигнутый результат обратим. То есть мы можем оказаться в ситуации, когда усилятся попытки его переиначить или дать ему интерпретации, которые не помогут делу. В определенной мере это уже происходит. Мы предостерегаем от подобных попыток наших партнеров. Я хочу обратить внимание на слова Министра иностранных дел России С.В.Лаврова, сказанные в Тегеране, о том, что женевские договоренности не должны толковаться ни расширенно, ни зауженно. То и другое пошло бы во вред этим договоренностям.
Ни о какой "ошибке" не может быть и речи. Это долгожданный результат, который, по нашему глубокому убеждению, идет на пользу Государству Израиль, прямо работает на укрепление безопасности Государства Израиль, о чем Президент Российской Федерации В.В.Путин заявил в послании Федеральному Собранию. Мы будем терпеливо разъяснять это в контактах с нашими израильскими коллегами.
Рассчитываем, что, отталкиваясь от достигнутого результата, в течение предстоящего полугодия мы сможем решить триединую задачу. Во-первых, будет обеспечена более высокая, чем до сих пор, степень мониторинга со стороны МАГАТЭ за тем, что происходит в Иране в ядерной сфере. В результате контактов между Ираном и МАГАТЭ будут закрыты остающиеся вопросы, существование которых порождало и до сих пор порождает у значительной части международного сообщества сомнения в сугубо мирном характере ядерной программы Ирана.
Во-вторых, мы должны наладить эффективную работу совместной комиссии "шестерки" и Ирана - органа, предусмотренного женевскими договоренностями. В эту комиссию будет стекаться информация о выполнении договоренностей. Там же будут решаться вопросы, возникающие по ходу их реализации. В частности, касающиеся скорейшей отмены односторонних санкций США и Евросоюза, которые до сих пор действуют в отношении Исламской Республики Иран. В данном случае я говорю не обо всем объеме санкций, хотя это было бы, с нашей точки зрения, наиболее правильным. Я говорю о том объеме, который предусмотрен упомянутыми женевскими договоренностями.
Однако вместо этого начинает происходить нечто противоположное. Для нас неприемлемо принятое на днях в США решение ввести новые санкции в отношении группы иранских физических и юридических лиц. Так можно сорвать весь процесс.
В-третьих, в предстоящее полугодие мы должны очень серьезно продвинуться в направлении выработки постоянного, всеобъемлющего соглашения, в котором должны быть прописаны параметры нормализации международного положения Ирана. То есть в качестве конечной цели - снятие всех санкций, действующих в отношении Ирана. Как односторонних, так и принятых по линии Совета Безопасности ООН. В сочетании с обеспечением полной транспарентности иранской ядерной программы и признанием всей совокупности прав Ирана как страны-участницы Договора о нераспространении ядерного оружия. В постоянном соглашении достойное место должно занять признание права Ирана на обогащение урана.
Запад и отчасти Россия не скрывают опасений насчет того, что у Ирана все же может быть секретная военная ядерная программа. Что должен сделать Иран, чтобы все члены "шестерки" официально заявили, что окончательно убедились в отсутствии у Тегерана планов по созданию собственной ядерной бомбы?
Сергей Рябков: Не готов с вами согласиться, что мы в России разделяем такую постановку вопроса. У нас нет свидетельств, нет информации, подтверждающей тезис о том, что в Иране существовала ранее или, тем более, сейчас существует тайная оружейная программа в ядерной области. Другое дело, что в целом ряде документов, сформулированных в том числе с участием России (имею в виду серию известных резолюций Совета Безопасности ООН), содержатся положения о том, что полной уверенности в сугубо мирном характере иранской ядерной программы нет.
Чтобы эта полная уверенность возникла, Ирану совместно с МАГАТЭ необходимо закрыть некоторые темы, по которым в МАГАТЭ иранцами не передавалась соответствующая информация в достаточном объеме, да и у них самих к МАГАТЭ были определенные претензии. Такая работа уже ведется.
В Иране фактически постоянно находятся группы инспекторов. Идет обсуждение того, что дополнительно они могли бы посмотреть, какую информацию получить для того, чтобы восполнить недочеты, пробелы, прорехи. В январе 2014 г., как мы понимаем, продолжатся прямые контакты Ирана и МАГАТЭ на эту тему. То есть мы видим стремление Тегерана и МАГАТЭ прийти к конечному результату. Это очень важно. Этот результат стал бы существенным дополнением к работе, которую проводит "шестерка" в своих контактах с Ираном.
Чтобы на постоянной основе сохранять уверенность в отсутствии незаявленной ядерной деятельности, нужно обеспечить более интенсивное, чем ранее, сотрудничество Ирана с Международным агентством по атомной энергии. Этого можно достичь разными способами. Кое-что уже предусмотрено в Женевском плане действий.
В принципе, искомая модель урегулирования основана на российской схеме. Она выдвинута Президентом России В.В.Путиным. Она отражена в Концепции внешней политики России. Министр иностранных дел России С.В.Лавров, находясь в Тегеране, об этом говорил в ходе пресс-конференции и на переговорах. Это наш серьезный вклад в совместные усилия. Он неоспорим. Он признан как партнерами внутри "шестерки", так и нашими иранскими друзьями. Планка поднята на высокий уровень. Необходимо работать над тем, чтобы значимая роль России сохранялась, а также, по возможности, усиливалась.
Ранее в разгар жарких споров между Россией и США по поводу планов американцев, связанных с созданием европейского сегмента ПРО, Вашингтон уверял, что, если его опасения насчет иранской ядерной программы отпадут, то и параметры ПРО могут быть изменены. Переговоры между "шестеркой" и Тегераном явно сдвинулись с мертвой точки. Не настало ли время возобновить российско-американскую дискуссию по ПРО?
Сергей Рябков: С.В.Лавров именно в этой плоскости данный вопрос уже поставил. И в ходе двусторонних контактов с государственным секретарем США, и на недавней встрече министров иностранных дел в формате Совета Россия - НАТО.
Мы продвигаем позицию, которая отбивается с трудом. Когда только формировался подход Вашингтона к противоракетным планам в их нынешнем виде, не случайно в название этого американского подхода была введена ссылка на его адаптивность - "европейский пофазовый адаптивный подход". Мы интересовались, что подразумевается под адаптивностью. Нам говорили, что в зависимости от эволюции угроз будет меняться и содержание противоракетных планов США, а также, соответственно, общенатовских планов в этой области. Хотя "европейский пофазовый адаптивный подход" - это, подчеркну, инициатива американская.
Теперь, после замораживания по сути дела на существующем уровне целого ряда составляющих иранской ядерной программы, мы интересуемся: не стоит ли, как минимум, заморозить реализацию европейского сегмента ПРО? В ответ получаем заявления о невозможности сделать это по причине того, что "иранская угроза" не ликвидирована. Кроме того, пошли разговоры, что система ПРО в ее европейском сегменте создается не против кого-то конкретно, а в порядке реагирования на возможные потенциальные угрозы с разных направлений.
Но это только добавляет нам уверенности, что продолжающиеся работы в области ПРО приведут к ситуации, когда у США и их американских союзников в Европе появится потенциал, способный негативно влиять на эффективность российских сил ядерного сдерживания. Мы никого не пытаемся "поймать на слове". Просто женевский результат - это и проверка того, все ли так одномерно и однозначно в противоракетных планах, как это подается американцами и натовцами в диалоге с нами.
Мы видим лишь то, что "адаптивность", к сожалению, работает только в направлении наращивания потенциалов. Со стороны США пока нет ни готовности, ни воли реально перевести в практические дела в сфере ПРО позитивный политический и практический эффект женевских договоренностей от 24 ноября. Хотелось бы надеяться, что ситуация изменится к лучшему в новом году.