Поделиться
Куратор выставки Елена Погорельская подводит к еще одному - автографу письма Марии Денисовой-Щаденко Маяковскому: "То, что пишет Бабель … он подглядел ... под юбкой революции и конной армии. Ни исторической значимости, ни размаха,… ни партийного руководства. Только маленький человек. А пишет хорошо…" Да, революционного размаха Бабелю точно не хватало, героизм, как он описывал его в "Конармии" был совсем беспафосным. Но зато он как под лупой рассматривал каждого человека, не в силах "побороть тщательность свою", как он пишет тут же убористым почерком в письме редактору "Нового мира" Полонскому: "Секите розгами, но я не сдам рукописи ранее того дня, когда сочту, что она готова."
"Дороги Исаака Бабеля" идут не по годам биографии Бабеля, это мы идем мимо самых ярких ее эпизодов, поворачивая на главных поворотах, что организаторам показалось важнее пунктуального следования анкетным данным. Первых, на французском, рукописей тут нет, но вот оригинал 1915-го "Детство. У бабушки", автобиография 1924-го.
В начале 30-х он, уже автор "Одесских рассказов", постоянно переиздаваемой в СССР, широко выходящей в Европе "Конармии", берется за тему колхозов. Но если после командировки по Украине из-под его руки выходит так и неопубликованый при жизни "Колывушка" о безысходности коллективизации ("Колывушка вытянул топор и ударил лошадь по лбу... Из под кровавой льющейся завесы вышли ее глаза" - читаем мы в рукописи под стеклом), то после поездки в Кабардино-Балкарию Бабель писал о ней как о стране колхозных чудес - правда, только в письмах. Железобетонные пейзажи первых пятилеток, фотоизображения которых украшают зал выставки, восхищали его, но внутренне Бабель не мог все это осмыслить, не мог найти там место мосье Либерману из "Истории моей голубятни ".
Среди панорам великих строек нашлось в экспозиции место и личной жизни Бабеля: его жены и подруги были, все, как одна красавицами: Евгения Гронфайн, Тамара Каширина, Антонина Пирожкова… Толстенький, маленький, близорукий, Бабель брал необыкновенным обаянием, жизнелюбием, живостью (среди десятков портретов на выставке не нашлось ни одного, где бы он "не получился") был редким рассказчиком, обожал своих детей и даже в момент ареста сказал остающимся "Я вас прошу, чтобы девочка (Лида.- дочь Антонины Пирожковой ) не была жалкой".
Здесь же еще один уникальный документ на тему - оригинал сообщения писателей Фадеева и Павленко Жданову начала 1939 года о том, что они не включили в списки представленных к награждению писателей Пастернака, Олешу, Эренбурга и Бабеля, ибо сомневаются в "их политическом лице". Через пару месяцев Бабель был арестован.
Выставка разбита на отдельные эпизоды еще и потому, что жизнеописания Бабеля, авторитетного, полного, признаваемого специалистами, пока - спустя семь с лишним десятилетий после его смерти - не существует. Ведь при его аресте в 1939-м был изъят большой архив, десятки папок с незаконченными рукописями, записные книжки, фотографии, письма, и свет на их судьбу их не смог пролить и выступавший на только что прошедшей конференции "Бабель в историческом и литературном контексте. XXI век" начальник Управления регистрации и архивных фондов ФСБ Василий Христофоров.
Кроме того, автор "Одесских рассказов" сам был большим мистификатором. Свою автобиографию он в свое время сильно приукрасил, да и в дальнейшей его жизни для строгих биографов масса белых пятен. Воевал ли он против Юденича в гражданкую (кроме как в автобиографии об этом нигде не говорится)? Работал ли в иностранном отделе НКВД (Елена Погорельская уверена, что нет, разве что, хорошо зная языки, он что-то переводил для ведомства) и действительно ли собирался писать роман о ЧК (известно со слов Фурманова)? Почему он, в конце концов, ни в одно из трех посещений Франции в 1930-х не остался среди парижских соборов и набережных, фотографии которых, развешаны по стенам экспозиции, не решился сменить одесскую потемкинскую лестницу на вот эту, марсельскую, привокзальную и не менее монументальную?
У всего этого, как считает Елена Погорельская, одна причина - Бабель был, прежде всего, художником, считавшим, что "хорошо придуманной истории незачем походить на реальную жизнь, но жизнь изо всех сил старается походить на хорошо придуманную историю." И оказалось, что это вернее всего. Потому мы сегодня знаем и любим Одессу такой, какой описал ее Бабель в "Одесских рассказах", а та же Конармия для нас - это "Конармия" Бабеля, а не Буденного.