20.07.2014 23:06
    Поделиться

    Павел Басинский: Мораль прозы Хемингуэя - победитель не получает ничего

    Поэт в России больше чем поэт, а Хемингуэй - больше чем писатель. Сегодня больше чем писателю исполняется 115 лет.

    Мне невозможно представить себе правильного русского писателя, родившегося в ХХ веке, который в свое время не переболел бы Хемингуэем и не победил его в себе, как высокую болезнь.

    Это будет какой-то неправильный русский писатель. И если сегодня уже подрастает такое писательское поколение, а этого следует ожидать, потому что культ Хемингуэя закончился у нас примерно с концом СССР, то мне это поколение заведомо чуждо. Потому что писатель, не прочитавший в молодости "Кошку под дождем" и не решивший, что с этого дня он начинает писать совсем иначе, то есть гениально, это какой-то неправильный писатель. Чего-то в нем главного будет не хватать. Хотя всего остального, может быть, будет навалом.

    "Прощай, оружие!" По-моему, не прочитавший этот роман писатель не может писать о любви. Не может писать о смерти. Даже если он двадцать раз умирал и сто раз любил. То есть может, конечно, но это неправильно.

    Два культовых писателя, Хемингуэй и Платонов, родились в 1899 году

    Или "Старик и море". Хотя тут есть одна большая опасность. После прочтения "Старик и море", мне кажется, вообще нельзя ничего писать. Как-то неприлично.

    Я очень не люблю определение "культовый писатель", но любопытно, что два безусловно "культовых писателя", которые в России больше чем писатели, Хемингуэй и Платонов, родились в 1899 году. В июле и сентябре. Тоже, наверное, не случайность... Еще в 1899 году родился Набоков. Тоже наша писательская болезнь.

    Не прочитав их, не переболев, как можно быть писателем? Нет - только не у нас.

    Как всякий "культовый писатель", Хемингуэй окружен легендами. Например, что это он изобрел алкогольный напиток "мохито". Это неправда. Он просто очень любил "мохито", когда жил на Кубе. Но лучше бы он его изобрел. Так оно было бы вкуснее.

    Гораздо более серьезная легенда - это папа Хэм-мачо. Гениальный пьянчуга, мужчина на все сто пятьдесят процентов, рыболов и охотник, военный журналист, партизан, любимец женщин, боксер и т. д. и т. п. - словом, сильная, брутальная личность, которая если пускает слезу, то она горит, как спирт. А его, начиная с самоубийства отца, всю жизнь преследовали какие-то несчастья. Ранения, болезни, авто- и авиакатастрофы, гипертония, диабет, депрессии... Все время чем-то болел, что-то в себе ломал, рассыпался вдребезги. Колосс на глиняных ногах. Но только такой человек и мог написать "Снега Килиманджаро", быть певцом дикой африканской природы и застрелить трех львов. Хотя последнее как раз не доблесть. Говорят, что всех африканских животных убивают, когда они идут на водопой. И это до такой степени грустно и обидно, что плакать хочется...

    Победитель ничего не получает - в этом вся мораль прозы Хемингуэя

    Сила Хемингуэя не в мужестве, а в хрупкости. В его нежности. В сентиментальности.

    "Американка стояла у окна и смотрела в сад. Под самыми окнами их комнаты, под зеленым столом, с которого капала вода, спряталась кошка. Она старалась сжаться в комок, чтобы на нее не попадали капли.

    - Я пойду вниз и принесу киску, - сказала американка.

    - Давай я пойду, - отозвался с кровати ее муж.

    - Нет, я сама. Бедная киска! Прячется от дождя под столом".

    "- Мне надоело, - сказала она. - Мне так надоело быть похожей на мальчика" ("Кошка под дождем").

    "По-видимому, одно кровотечение следовало за другим. Невозможно было остановить кровь. Я вошел в палату и оставался возле Кэтрин, пока она не умерла. Она больше не приходила в себя, и скоро все кончилось... Но когда я заставил их уйти, и закрыл дверь, и выключил свет, я понял, что это ни к чему. Это было словно прощание со статуей. Немного погодя я вышел и спустился по лестнице и пошел к себе в отель под дождем" ("Прощай, оружие!").

    Качающийся ритм повести "Старик и море" был навеян ему ритмом кубинского прибоя. В этом невозможно сомневаться, однажды побывав на Кубе. Но от этого качающегося ритма нормальный человек сходит с ума. Вообще в Старой Гаване больше декаданса, чем в Париже.

    В Париже был "Праздник, который всегда с тобой". В Париже была Гертруда Стайн, которая внушила ему, что он большой писатель, и он ей поверил и не ошибся. А на солнечной Кубе он написал, может быть, самую печальную вещь в мировой литературе. О том, как старик поймал самую большую в своей жизни рыбу, но это была его смерть. Возможно, кто-то не заметил: эта повесть заканчивается так же, как самый грустный рассказ в русской литературе "Тамань" - плачем одинокого мальчика на берегу огромного моря.

    Победитель не получает ничего - в этом, наверное, заключена вся мораль прозы Хемингуэя. Если звонит колокол, то он звонит по тебе. После полудня наступает смерть.

    То, что перед самоубийством он не оставил предсмертной записки, говорит о его писательском вкусе. Вся его проза была этой запиской. Ну что он еще мог нам написать?

    То, что за ним следили, что его прослушивала ФБР даже в психиатрической клинике? Бр-р, какая мерзость!

    "- Самое удивительное, что мне совсем не больно, - сказал он. - Только так и узнают, когда это начинается.

    - Неужели совсем не больно?

    - Нисколько. Правда, запах. Но ты уж прости. Тебе, должно быть, очень неприятно.

    - Перестань. Пожалуйста, перестань".

    "- Если ты правда умираешь, - сказала она, - неужели тебе нужно убить все, что остается после тебя? Неужели ты все хочешь взять с собой? Неужели ты хочешь убить своего коня и свою жену, сжечь свое седло и свое оружие? ("Снега Килиманджаро").

    Хемингуэем надо переболеть. Ради душевного здоровья. Я не представляю себе нормального человека, который в детстве не болел ангиной, думая, что всерьез умирает, и это было так прекрасно...

    Поделиться