Эхо шотландского референдума уже разносится по Испании, где каталонцы требуют себе такого же права высказаться о своем будущем, а потенциально может быть услышано и в других частях Старого Света.
Еще совсем недавно - на рубеже веков - считалось почти аксиомой, что глобальная экономика влечет за собой стирание политических границ. В европейском суперсообществе, которое предполагалось построить, исторические конфликты между нациями должны были попросту раствориться в море новых возможностей, которые дает интеграция. Сепаратистские устремления теряли смысл - если в социально-экономическом аспекте все едино, а на культурное своеобразие никто не посягает, за чем же дело стало?
Глобализация, в том числе в ее привлекательном европейском варианте, принесла не равные экономические возможности, а высокую степень всеобщей взаимосвязи. А она раздражает всех. И богатых (регионы, страны, люди), которые считают, что их обирают в пользу отстающих. И бедных, которые полагают, что их загнали в ситуацию, когда не остается выбора, кроме как полагаться на более состоятельных партнеров, впадая от них в еще большую зависимость. При этом национальные чувства никуда не делись, чем более всеохватной становится экономическая реальность, тем острее желание за что-то зацепиться, чтобы сохранить собственную идентичность.
Каталония составляет пятую часть экономики Испании, и на ее долю приходится четверть ее экспорта. Шотландия - это лишь 10% ВВП Великобритании. Перспективы процветания Эдинбурга в случае отделения эксперты оценивают как весьма маловероятные, однако подобные решения, как правило, принимаются не на основе чистого прагматизма.
Европа и ее ведущие государства переживают не лучшие времена. И дело не в экономическом кризисе, а в отсутствии ясного видения будущего. Публично европейские политики не устают повторять, что ЕС преодолел тяжелый период и консолидируется для нового рывка. На деле ясности с будущим устройством Евросоюза по-прежнему нет, а внутренний баланс неизбежно претерпит глубокие изменения. И все государства, особенно наиболее значимые, к числу которых по традиции относятся и Великобритания, и Испания, ищут свои формы самоопределения в Европе завтрашнего дня. А раз ищут они, этим заняты и те, кто традиционно самоопределяется по отношению к ним.
Цивилизованный способ ответа метрополии на сепаратистские позывы - упредить их расширением прав и полномочий самоуправления, чтобы не было повода требовать чего-то другого. Выглядит логично. Однако есть и оборотная сторона. Шотландия, например, обрела (восстановила после почти трехсот лет отсутствия) парламент и другие атрибуты в ходе деволюции, то есть расширения прав территорий, которую провел в конце 1990-х Тони Блэр. Но появление институтов создает и прототип государственности, ее действующую модель. И ее при необходимости можно наполнить требованием уже полноценного суверенитета. Особенно когда речь идет о сообществах или автономиях, когда-то независимых и не потерявших свою идентичность.
Со времени реформ Блэра контекст изменился. Великобритания больше не правит морями, а превращается в огромный Лондон - глобальный финансовый центр. Отношения с Европой запутались, курс консервативного правительства направлен на социальную экономию. Шотландия при этом - традиционно левая и наиболее проевропейская часть Соединенного Королевства. Ну и исторический фон. Появляется желание в полной мере воплотить в жизнь права, которые деволюция только наметила.
Мадрид теряет роль и влияние на континенте из-за неспособности справиться с экономическим кризисом, и Барселона ощущает (возможно - иллюзорно), будто бы в одиночку будет весить больше. В отличие от Лондона Мадрид отвергает само право каталонцев на плебисцит (Испания по конституции - унитарное государство), так что политическая и юридическая борьба предстоит сокрушительная.
С проблемами сепаратизма и национализма Европа знакома не понаслышке, все нынешние очаги возникли десятилетия и столетия назад. Однако после "холодной войны" на волне эйфории победы и строительства нового мира многим на Западе стало казаться, что трудности национально-государственного самоопределения - удел бывших коммунистических стран, периферии, а не ядра. Однако, всласть погуляв на просторах бывшего СССР и Восточной Европы, импульс национального обновления пришел и на остальную часть континента. Символично, что каталонское движение за независимость выбрало своим гимном песню латышского композитора Мартиньша Браунса на слова Яна Райниса, популярную среди балтийских борцов за независимость от России. Круг замкнулся, и Мадриду, Лондону, и прочим приходится ломать голову над тем же, над чем задумывались и советские, и российские руководители.