Поделиться
Назвать его просто шокирующей автобиографией мало. "Эта книга посвящена всем отверженным. Всем, кто когда-либо был увлечен и обманут, поражен в правах и обездолен, усмирен и сломлен, укрощен и оклеветан. И всем тем, кто неспособен воспринять любовь", - говорится в эпиграфе. Читателю самому приходится решать, что перед ним - история жизни бойца с мировым именем или романтическая история ранимого человека. Кто на самом деле Майк Тайсон, обвиненный в громком преступлении, - настоящий преступник или жертва?
В книге есть и безнадежные трущобы, и блеск славы чемпиона, и даже впечатления от поездки по современной Чечне. "Утром я уехал с Рамзаном и его эскортом. Я не мог отказаться от тех денег, что они предлагали. Чечня оказалась удивительным местом. Как только я оказался там, мне вручили автомат. Я чертовски нервничал. Вообще-то я не любитель пострелять, но, черт возьми, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Подавляющее большинство населения Чечни - мусульмане, поэтому мне дали куфию и называли меня моим исламским именем - Малик Абдул Азиз, что на арабском означает "Король и Слуга Всемогущего". Мне-то больше нравится, когда меня называют просто Абдул. А если не Абдул, то Майк. Меня чествовали по всей Чечне как исламского героя. Какой там герой - я был просто обдолбанным кокаинистом!" , - пишет Тайсон.
С разрешения издательства "Эксмо" - а именно в нем вышел русскоязычный перевод мемуаров (в США это нью-йоркское издательство "Blue Rider Press”) - "РГ" публикует небольшие отрывки из книги.
"…Теперь настал мой черед обратиться к суду. Я поднялся и встал за трибуну. Я толком даже не подготовился, у меня не было никаких записей. Я лишь держал в руке нелепый листок бумаги того жреца вуду. И я знал только одно: я не собирался извиняться за то, что произошло в ту ночь в моем номере в отеле. Я уже принес извинения прессе, суду, другим конкурсанткам шоу "Мисс Черная Америка", на котором я познакомился с Дезире, но эти извинения не касались моих действий в гостиничном номере.
- Мое поведение было несколько бестактным, согласен. Но я никого не насиловал. Я даже не пытался сделать это. Я сожалею.
Я взглянул на Грега Гаррисона, моего прокурора и палача, и продолжил:
- Моя личная жизнь лишена свободы, она стала похожа на какой-то беспробудный кошмарный сон. Я уязвлен. И я здесь не для того, чтобы просить у Вас снисхождения, мэм. Я уже готов к худшему. Меня смешали с грязью, я опозорен на весь мир. Я опорочен в общественном мнении. И я просто счастлив, что еще кто-то меня все же поддерживает. Я готов справиться с тем, что Вы мне определите.
Я сел за стол защиты, и судья задала мне несколько вопросов на тему о том, каким примером для подражания я являюсь для детей.
- Меня никогда не учили, как следует поступать со своим статусом знаменитости. Я не говорю детям, что надо стремиться быть Майком Тайсоном. Родители всегда являются лучшим примером для подражания, - ответил я ей.
Затем слово дали обвинению…"
"….Судья Гиффорд уже приняла для себя решение. Она начала с комплиментов по поводу моей общественной деятельности, моего общения с детьми и моей "благотворительности". Но затем она разразилась напыщенными тирадами об "изнасиловании на свидании", подчеркнув, что питает отвращение к этому термину:
- Мы смогли обозначить, что, несомненно, можно осуществлять то, что Вы намерены осуществить, если Вы, четко осознавая последствия, назначаете женщине свидание. Закон дает очень четкое определение изнасилованию. Он нигде не упоминает, должны ли подсудимый и потерпевшая быть каким-либо образом связаны друг с другом. "Свидание" при изнасиловании на свидании ничуть не умаляет того факта, что изнасилование все-таки имело место…
Во время этой лекции мой ум блуждал неизвестно где. Произносимое не имело ко мне никакого отношения. Мы не были на свидании: это была, как сказал бы великий комик Билл Беллами, встреча ради секса. И этим все было сказано. Затем я, однако, вновь сосредоточился на происходящем.
- …У меня складывается ощущение, что существует риск рецидива с его стороны в силу его отношения к этому, - сказала судья и уставилась на меня. - У Вас нет ранее совершенных преступлений. Вы наделены многими способностями. Но Вы оступились…
Она сделала паузу и произнесла:
- …По первому пункту обвинения я приговариваю Вас к десяти годам..."
"…Судья Гиффорд согласилась. Никакого освобождения под залог. Это означало, что я направлялся прямиком в тюрьму. Гиффорд уже была готова ударом молотка объявить дело закрытым, когда в зале суда возник переполох. Дершовиц защелкнул свой портфель и бросился вон из зала, бормоча: "Я все-таки позабочусь о том, чтобы свершилось настоящее правосудие". Возникло некоторое замешательство, затем судья грохнула своим молоточком по столу. Все было решено. Подошел шериф округа, чтобы взять меня под стражу. Я встал, отстегнул часы, снял ремень и передал их Фуллеру вместе с бумажником. Две мои подруги в первом ряду плакали навзрыд. "Мы любим тебя, Майк", - рыдали они. Камилла поднялась и направилась к столу защиты. Мы обнялись на прощание. Затем шериф вывел Джима Войлеса и меня из зала суда через заднюю дверь.
Они повели меня вниз, в участок для регистрации арестованных. Там меня обыскали, сняли отпечатки пальцев и сфотографировали. Снаружи была толпа репортеров, подстерегавших вокруг автомашины, в которой я должен был отправиться в тюрьму.
- Когда выйдем, прикройте наручники плащом, - посоветовал мне Войлес.
Он серьезно? Оцепенение постепенно покидало меня, уступая место гневу. Неужели мне должно быть стыдно показаться в наручниках? Это был знак почета…"