Поделиться
Случайных людей в зале почти не было: билеты на Луганского истовые поклонники классической музыки разобрали в первые же дни после старта продаж. Звонки, разговоры, шуршание конфетных оберток - всего этого было так мало, что казалось - концерт происходит не в Воронеже. И не сегодня, а где-то в вечности. Луганский, ставший открытием для музыкального мира в начале 1990-х, с тех пор дает около ста концертов в год, главным образом за рубежом. Его имя не окружено "звездным" флером. Он не участвует в громких проектах с коллегами. Но всем как-то без лишних слов ясно, что Луганский пианист огромного масштаба и что он, как бы громко и банально это ни звучало, уже вошел в историю.
В Воронеже он играл Шуберта (экспромт фа минор, соната до минор) и Бетховена (концерт для фортепиано с оркестром № 4). Без романтической стихийности - сдержанно и уважительно. С кристальной чистотой звука. С какой-то детской свежестью у Шуберта и силой мысли (а не только мощью воли) у Бетховена.
- Шуберт - планета, - отметил Луганский. - Нельзя сказать, что я его полюбил сразу, с шести-семи лет. Начиналось все с Шопена и Бетховена, что объяснимо и в общем нормально для ребенка из семьи немузыкантов. Мои родители любили музыку - когда они познакомились, мама пригласила папу на "Травиату" в Большой театр… Но каждую ноту, каждый навык в меня никто не вбивал. Шуберта я открыл лет в 15-16 (пройдя через увлечение Брукнером), "болел" его соль-мажорным квартетом. Прожив всего 31 год, он написал немыслимое количество произведений, больше тысячи, причем большинство из того, что активно играется по всему миру, создано им в последний год. В музыке и слышно какое-то божественное озарение с оттенком трагизма - наивный, добрый, с детской психикой человек, который знает о скором конце. Осенью в Англии у меня выйдет диск с музыкой Шуберта - к сожалению, в Россию мои записи попадают редко и в основном в столичные города.
За роялем Луганский, несмотря на фрак и бабочку, чем-то напоминал высококлассного рабочего - не манерами, конечно, а сосредоточенностью на привычном и важном труде. У него особенно звучали даже паузы. Трудился и молодежный симфонический оркестр, вторя головокружительным пассажам солиста. Трудилась и публика.
Николая Луганского завалили цветами уже после первого отделения. После второго - устроили стоячую овацию. Пианист был щедр и дважды играл на бис - с той же тщательностью и концентрацией, с той же глубиной высказывания, которая заставляла публику замирать во время исполнения основной программы.
Николай Луганский, пианист:
- Не все музыкальные языки мне даются. Но классика - такой космос, что все остальное языки выглядит просто мелкими ответвлениями. Например, джаз. Я могу попытаться для родных и близких друзей что-то сымпровизировать, но это не будет уровень Дениса Мацуева, не говоря уж о джазовых музыкантах. Иногда играю поп… В 1996-1997 году после концерта в Бразилии мы с коллегой Владимиром Руденко в ночном кафе впервые вслушались в босанову - удивительнейший стиль! Немолодые люди, мужчина и женщина индейского вида, играли и пели, а мы два часа слушали, не отрываясь. Теперь изредка босанову играю, опять же, для друзей и родственников. С роком у меня отношения были только в детстве, когда я слушал Queen… Если же говорить о языках классических композиторов, то мне не близок авангард начала ХХ века - вторая половина творческого пути Шенберга, Веберн, в чем-то Берлиоз… Это не мое. Родные мне Бах, Прокофьев, Моцарт, Шопен, Барток, Бетховен… все разные и все близкие.
Хочется думать, что музыка облагораживает людей, но я не очень в это верю. Неприязнь, ненависть и агрессия существовали во все эпохи. Наверное, их проявляют не те люди, которые любят Шуберта… По моим наблюдениям, в 1990-2000-е этого негатива в мире было меньше, в последние три-четыре года стали ощутимы общие проблемы в экономике - отсюда необходимость врага. Война становится выгодной для всех и в первую очередь для политиканов. Музыка не может тут ничего, по большому счету, изменить, потому что она направлена на одного человека, на то, что творится в его душе. Хоть сто зрителей в зале, хоть три тысячи - каждая душа работает в одиночку. Но несколько человек под Шуберта и Моцарта вдруг могут понять, что любовь ценна, а ненависть надо отправить в мусорный ящик.