издается с 1879Купить журнал

"Мы вслушивались в каждое слово..."

Нужно ли говорить людям жестокую правду, или Речь Сталина 7 ноября 1941 года в памяти блокадника

РАДИОТРАНСЛЯЦИЯ В КОММУНАЛКЕ

Блокадный Ленинград. 7 ноября 1941-го. Накануне - бомбардировки, одна за другой. Рядом с нами рухнули дома. В нашей комнате вылетели стекла. Но 7-го никто из нашей коммунальной квартиры не спускался в бомбоубежище. Гремели сигналы воздушной тревоги, но все хотели услышать, что скажет Сталин на параде на Красной площади.

Тот парад стал особенным. Говорилось, что его участники сразу отправлялись на фронт. Теперь мы ежегодно видим запись этого парада по телевизору на День Победы. Но слова Сталина, которые тогда с замиранием сердца слушала вся страна, при этом не упоминаются. А тогда - как мы вслушивались в каждое слово!

Что он говорил?

"...Наша Красная Армия не раз обращала в паническое бегство хваленые немецкие войска...

В Германии теперь царят голод и обнищание, за 4 месяца войны Германия потеряла 4 с половиной миллиона солдат, Германия истекает кровью, ее людские резервы иссякают...

Еще несколько месяцев, еще полгода, может быть, годик - и гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений!"

Не поверили ни цифрам, ни скорому окончанию войны. Люди на нашей кухне знали цену словам.

А еще Сталин предостерег: "Враг не так силен, как изображают его некоторые перепуганные интеллигентики".

В этой речи Сталин не сравнивал германские потери с нашими. Но накануне, 6 ноября, на торжественном собрании Моссовета, сказал: "За четыре месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек, а раненых имеем 1 миллион 20 тысяч человек. За тот же период враг потерял убитыми, ранеными и пленными более четырех с половиной миллионов человек".

Жильцы нашей коммунальной квартиры слушали Сталина на общей кухне. Мы там и жили. Окна наших комнат были на обстреливаемой стороне улицы. А кухня - в глубине квартиры. Безопасней.

Там, на кухне и в прилегающих к ней двух маленьких комнатах, и шло обсуждение сталинской речи - и сразу, и в следующие дни. Принимали участие друзья и знакомые, заходившие к нам. В начале ноября от голода еще не умирали. Еще хватало сил заходить к близким - на другие улицы, в другие районы города.

7 ноября 1941 года. Красная площадь. С парада на фронт. / РИА Новости ria.ru

ЛОЖЬ ВО СПАСЕНИЕ?

Речь обсуждали бурно. От мальчишки - мне шел тринадцатый год - скрыть ничего не могли, кухня-то общая. Да скрыть и не старались.

Не поверили ни цифрам, ни бедственному положению Германии, ни скорому окончанию войны. Люди на нашей кухне знали цену словам. И всех поразило уж очень явное несоответствие слов и реальности. Много чего наслушался я тогда, в начале ноября 1941-го.

Нашими соседями по квартире была семья Набоковых - из того самого рода. Хорошая образованность, особенно у старших. Большая библиотека. Жизненный опыт. С конца 1934-го, когда вслед за убийством Кирова поднялась волна репрессий и тысячи ленинградцев поехали на несколько лет в ссылку, среди них оказались и Набоковы. Друзьям они потом говорили о себе с грустной улыбкой: мы же - убийцы Кирова.

Заходил к нам Георгий Леонидович Григорьев. Ему тоже доставалось. В конце 1920-х не приняли в университет - из-за дворянского происхождения.

Хватало жизненного опыта и у моей мамы. Была в сибирских таежных деревнях - поехала к сосланному мужу (там я и родился). Навидалась ссыльных. Сдружилась с ними - на всю жизнь.

В общем, понимания жизни обитателям нашей квартиры было не занимать. И свое понимание они передавали друг другу. Без обиняков.

И все равно они терялись в вопросах: зачем Сталин запускает в наше сознание заведомую неправду? Чтобы ободрить? Укрепить своей уверенностью нашу веру? Ложь во спасение?

Кто-то тогда на кухне вспомнил слова Черчилля. В мае 1940 года, когда уже стало ясно, что Франция капитулирует и Англия останется одна перед всей завоеванной Гитлером Европой, Черчилль, приходя к власти, обратился к народу с "тронной" речью в палате общин: "Мне нечего предложить вам, кроме крови, труда, пота и слез".

И он же через два месяца, по радио: "Война будет длительной и тяжелой".

Британия в критическом положении - и глава правительства не скрывает правду. А Сталин?

"ПЛОХО, ЧТО ТЫ К ЭТОМУ ПРИВЫК"

Вспоминали в "коммуналке" и 1937-й, и досоветское время. Старшая из Набоковых, Александра Иосифовна, рассказывала, как в 1915-м, когда русские войска терпели поражения на германском фронте, в газетах предпочитали писать о победах. Говорили, что еще раньше, в 1891-1892-м, когда голодали губернии европейской части России, Александр III повелел слово "голод" не употреблять. Но почему власть считала и считает, что народу не совладать с горькой правдой, если о ней сказать прямо? И надо наши мозги обязательно "припудривать"?

Обитатели коммуналки верили, что наша страна победит в войне. А еще надеялись, что война прервет цепь неправд. Но она не прерывалась. Ни в речах Сталина, ни в том, что он делал. Лишь через много лет Симонов напишет: "Это время, наверное, если быть честным, нельзя простить не только Сталину, но и никому, в том числе и самому себе".

Мне, 12-летнему школьнику, те разговоры стали уроком на всю жизнь. Она оказалась долгой.

За что себе?

"Плохо было уже то, что ты к этому привык".

Тем, кто собирался на нашей общей кухне, не нужно было дожидаться прозрения. Они все понимали, потому что были старше, опытней, происходили из другой среды. Как говорили когда-то, "из бывших". Из старой петербургской интеллигенции. Они жили под угрозой постоянных преследований, и это их многому научило. К тому же в блокадном Ленинграде всюду ждала смерть - от голода, бомбежек, угрозы захвата города. И привычный страх перед слежкой и расплатой за откровенные разговоры отступал, слабел.

...Мне, 12-летнему школьнику, те разговоры стали уроком на всю жизнь. Она оказалась долгой. Но, сталкиваясь всякий раз с державной неправдой, будь то сталинские обещания, хрущевские посулы (мы вот-вот обгоним Америку), брежневские обязательства и прочее, и прочее, я всегда вспоминаю нашу коммуналку. И задаю себе вопрос моих давно ушедших соседей: нужна ли народу неправда, даже если она во благо?