Известный педагог рассказал в Воронеже, как "очеловечить" школу

…И люди в нем - актеры: московский "Класс-Центр" объединяет школу общеобразовательную, музыкальную и театральную. "По Станиславскому" тут живут все, от первачков до директора, заслуженного учителя РФ Сергея Казарновского. Вместе с учениками он побывал в Воронеже и поделился с читателями "РГ" своим опытом "ненормативного" образования.

Зачем театр именно в школе - а не где-то в студии или ДК?

Сергей Казарновский: Мировой опыт говорит о том, что школа без театра существовать не может, хотя они и конфликтуют между собой. Школа как институт, если откровенно, довольно безнравственна. А театр без нравственности невозможен. Он не хуже комсомольско-пионерской организации выявляет лидеров. Он позволяет под маской говорить о том, что тебя волнует, не стесняясь публики. Этот механизм часто противостоит формальным школьным организациям. Поэтому я очень рад, когда директор не относится к театру как к прилагательному. Сам механизм образования у нас нацелен на формальные показатели качества, итоги ЕГЭ, рейтинги и прочие вещи. Перейдя на автоматизированную систему отслеживания результатов, мы потеряли взгляд на то, что такое школа. У нас в Москве нет методистов, которые бы приезжали и смотрели своими глазами. Думаю, в других регионах так же.

В небольших городах, в селах школы являются центрами культуры - так почему туда нельзя вечером или в выходные пустить людей поиграть, потренироваться? Конечно, это отчасти утопия. Но мы в "Класс-Центре" стараемся быть максимально открытыми - зимой к нам можно прийти на каток, 9 мая - попеть военные песни, во время учебного года - на спектакли и концерты учеников.

Не везде в школу могут, как у вас, привлечь профессионалов театра. Или тех, кто хотя бы видел хорошие спектакли. Получается унылое подобие плохого ТЮЗа.

Сергей Казарновский: Да, порча вкуса опасная вещь. Вообще, не только в области искусства. Если учителю или директору так нравится - трудно объяснить, что не в порядке… В Лондонском Королевском театре есть специальный департамент, который ставит малокомплектные спектакли и за деньги их показывает в школах. Это то, что мы когда-то начинали делать в Москве с Эдуардом Бояковым. Но встает любопытный вопрос об инвестициях. Чтобы принять даже простой спектакль, школьный зал надо хоть немного адаптировать. Как только появляются условия и минимальные ставки для тех, кто мог бы делать свет, звук и прочие вещи, начинается иная жизнь. Театр создает другую реальность.

Нормальный зал очень важен для любого действия, которое происходит в школах. Сегодня их строят за бешеные деньги с жуткими сценами, годными разве что для заседаний партхозактива. Театр способен очеловечить образование, но нужны вложения. А вместо них нам подкидывают новые идеи, вроде третьего урока физкультуры в неделю - который просто негде проводить.

А у вас в школе есть занятия по актерскому мастерству для учителей?

Сергей Казарновский: Есть тренинги по поводу того, как вести урок. Там же действуют абсолютно сценические законы. Например, принос события. Актер вышел из-за кулис - и вы "считали" по нему историю, которая еще не рассказана. Так и в класс надо входить со шлейфом события, связанного с уроком. Учитель может подойти к окну, стоять и смотреть. А все будут гадать, что он там видит. А когда он начинает с вопроса: "Так, это пятый "а" или пятый "б"?" - естественно, дети будут невнимательны. Я всегда советую педагогам читать "Мою жизнь в искусстве" Станиславского. Брать и держать внимание - часть нашей профессии, этому надо учить. Как и умению делиться собой. У Товстоногова было два способа общения с людьми: первый - вы приходите и рассказываете то, чего они не знают, второй - приходите и делитесь тем, что знаете вы. Чувствуете разницу?

В обычных школах творческий ребенок - нередко "звезда". Есть ли подобные болезни в творческой школе?

Сергей Казарновский: У нас нет ситуации, где человек мог бы подцепить эту бациллу. Одни педагоги ценят тебя на сцене, но другим тебе надо сдавать математику, физику и так далее. Мы создали школу для ребят, которые могут сразу очень многое. Если парень танцует, поет и при этом отличник, он не сильно выбивается из общего ряда. Нам удалось избежать и деления на "маленьких" и "больших": часто на открытых концертах выступают все вместе, видно, у кого что получается. Есть публичные экзамены. В восьмом классе это защита проекта "Театр моей мечты" (концепция с макетом, пьеса или музыка к спектаклю, актерская разработка). В десятом - лекция на общекультурную тему, например "Ген и жанр". Я провожу специальные собрания - "директорские перемены", где выхожу на сцену, чтобы вручить грамоты, или сказать какую-то важную вещь, или напомнить о каком-то несчастье в стране, мире, школе… Когда все вместе вот так живут, вырабатывается взаимное уважение. Бывает, что и презрение мы сообща выражаем за ошибки.

На вещи, которые переходят в разряд ЧП, реагируем очень быстро. В школе есть правила внутреннего распорядка - меморандум, который подписывает каждый ученик каждый год 1 сентября. То же самое делают учителя и родители. Такой договор о том, как мы живем, как относимся к курению или сквернословию, как боремся с мобильными телефонами… Это не просто какой-то закон, а твое слово, которое надо держать.

А что вы с мобильниками делаете?

Сергей Казарновский: У каждого ученика есть свой ящик - "телефонная будка". К ней всегда можно подойти, когда нет урока, и позвонить куда угодно. А на занятиях он реально не нужен. Если мобильник отобрали на уроке, забрать его сможет только кто-то из родителей. Мамы с папами, таким образом, включаются в процесс воспитания. Родители у нас не могут разгуливать по школе: это "кухня", где не нужны посторонние. На открытые мероприятия - милости просим. А так - для родителей спроектирован гостевой холл, где можно сидеть, смотреть видеосъемки уроков, встречаться с учителями в кафе.

Вы же не скажете, что все это - от специального проекта здания до творческих занятий - можно воплотить в рамках подушевого финансирования?..

Сергей Казарновский: Во-первых, мы к нынешнему положению шли 35 лет. Во-вторых, если я вам скажу, что мы такие замечательные и финансами не занимаемся, это будет неправда. Мы ими ровно 35 лет и занимаемся. Я искал деньги по знакомым, привлекал их разными способами, в 1990-е придумывал всякие схемы: допустим, мы клали пожертвования в банк и получали проценты… Конечно, все упирается в возможности родителей и в количество детей. Но у нас не заведение для элиты. В "Класс-Центре" множество усыновленных ребят, есть ученица с синдромом Дауна. Уже 12 лет работает педагог на коляске. Это тоже часть образования и воспитания.

"Как мы объясняем, главная приставка в русском языке и в жизни - это со-"

Мы в начальной школе объясняем, что главная приставка в русском языке и в жизни - со-. Со-действие, со-чувствие и так далее. Каждый год в День защиты детей устраиваем огромный праздник, куда обязательно приглашаем ребят с другими возможностями. Так, наверное, можно постичь это новое и сложное для русского человека понятие толерантность - умение жить с непохожим на тебя человеком, теряя интерес к его недостаткам.

В "Класс-Центре" есть прослушивание при поступлении, разве ребенок с тем же синдромом Дауна его пройдет?

Сергей Казарновский: Конечно, есть дети, которым мы никаких прослушиваний не устраиваем. Потому что им трудно выживать в нашей социальной атмосфере. Им достаточно совместного пребывания с другими детьми. Та же девочка с синдромом Дауна ходит по школе, все ее знают, она участвует в показах, какие-то песенки учит. Нет никакой специальной реакции на это - кроме того, что кто-то хочет посадить свою дочку с ней за парту.

В Воронеже тоже пытаются внедрять инклюзивное образование, но пока сложностей полно.

Сергей Казарновский: Главная проблема в нас самих. Я читал об опросе родителей в Москве - больше 90 процентов не хотят, чтобы их чадо училось с ребенком с отклонениями. Это мы с вами… Мой опыт привел к ощущению, что без инклюзии в школе просто нельзя. Впервые я об этом подумал в 1988 году. Увидел на московском ТЮЗе афишу "Мюнхенский театр "Кабаре калек" - с фотографиями людей на колясках и костылях. И худрук ТЮЗа Генриетта Яновская попросила меня прислать мальчиков - помочь зрителям въезжать по неправильно построенному пандусу. В театре демонтировали ряды, чтобы коляски прошли, снимали двери, городили уличные туалеты… Я тогда не осознавал толком, что происходило. Но понял, что, скорее всего, ни в Москве, ни в стране нет мест, приспособленных для инвалидов. Как они вообще добирались до ТЮЗа?! Потом я ездил по всему свету, видел, как там устроена жизнь. И когда стал проектировать свою школу, сразу решил сделать ее нормальной - с пандусами, грузовыми лифтами. Эти вещи мне кажутся важным элементом воспитания.

В вашей школе есть проблема отношения к детям других национальностей?

Сергей Казарновский: У нас таких ребят всегда было много. Но всегда были обозначены важные человеческие ценности. И была семейная атмосфера, в которой можно говорить о чем угодно. Любопытно, что дети сегодня не считывают национальность по фамилии. Но я эту тему открыто обсуждаю, могу провоцировать разговор. Когда армянская и азербайджанская девочки спорят, говорю: "Так, прекратите Нагорный Карабах!" - они же про этот конфликт не знают ничего. Надо понимать, что мы все люди мира, и иметь в виду наше разное происхождение, разную историю и культуру.

Ученики "Класс-Центра" десять лет делают метапредметные исследования, сочиняют эссе про "Ген и жанр" - а потом пишут на ЕГЭ что-то типовое про "Время лечит" или "Мой дом - моя крепость"?

Сергей Казарновский: Знаете, я заканчивал МИСИ и Щукинское училище и оба раза сдавал диалектический и исторический материализм. Вы думаете, у меня не было зазора между реальностью и тем, что надо говорить? Я понимал, что надо сдать экзамен и забыть о нем. Так и сегодня. ЕГЭ - некое формализованное испытание, которое нужно просто научиться проходить. Их в жизни будет много, самых разных. Когда-то требовалось для отъезда за границу называть на собеседовании сто станций метро Москвы или все медали ВЛКСМ. Я их выучил, назвал и поехал за рубеж. Хотя и я, и экзаменаторы понимали, что это чушь. Теперь вот хотят единую организации школьников создать - то же самое, бред, не должны дети играть во взрослые игры. Ну, переживем и эту нелепость.

На меня очень повлиял мой тесть, известный публицист Геннадий Лисичкин, и его друзья - Юрий Черниченко, Егор Яковлев, Отто Лацис, Святослав Федоров, Тенгиз Абуладзе, Алексей Аджубей, Георгий Жженов… Я видел, как они к политическим играм относились. Что, они не были членами партии? Были, конечно. И когда мне предложили туда вступить, тесть сказал: "Тут как в футболе - если хочешь выходить на поле, принимай правила игры. Либо сиди на трибуне. Правда, выходя на поле, ты сможешь финтить и бить по ногам".

Молодежь, как всегда, ругают за какие-то "пороки времени". Поверхностные, не могут концентрироваться, сопереживать… А вы растущее поколение каким видите?

Сергей Казарновский: Про всех трудно сказать… Жить им стало сложнее. Посмотрите, сколько информации на детей обрушивается, какой выбор на них ложится. Они не понимают, с чем совпадать, с чем нет. Деньги рано становятся досягаемы - это тоже выбор и ответственность. Стало резче различие людей по отношению к законам. Для всех очевиден разряд людей, которым позволено гораздо больше, чем остальным. Сузился спектр сфер деятельности, куда дети стремятся: госслужба, банки, медицина… Может, есть производство, где они хотят работать?.. Девальвировано понятие стыда. Люди занимают видные места в обществе, совершают явные проступки и не выказывают неловкости. Уже не скажешь, что сегодня сквернословие - не нормативная лексика. Поэтому и трудно школе, которая давно перешла к "ненормативному" образованию. В ближайшем будущем селекция будет происходить по принципу лояльности: прошел отбор - получишь хорошие деньги. Те же молодежные лагеря на Селигере задумывали, чтобы создавать людей, которые захотят строить будущее, радеть за страну. А на деле проект привлекает людей бесстыдных.

У Стругацких в "Гадких лебедях" есть пассаж, который я помню всю жизнь: "…волчица говорит своим волчатам: "Кусайте как я" и этого достаточно, и зайчиха учит зайчат: "Удирайте как я", и этого тоже достаточно, но человек-то учит детеныша: "Думай, как я", а это уже преступление…" Дальше там: "Посмотри, как думали до тебя, посмотри, что из этого получилось", - вот что мы должны говорить детям! Мы не должны им рассказывать, хорошо на Болотной площади или плохо. Зная, что вообще такое хорошо или плохо, ты сам поймешь, где справедливость.

Главное в жизни счастье - быть нужным людям. Получать удовольствие от того, чем ты занят, от того, что ты можешь использовать свои знания во благо. Вот чему школа должна научить.

Справка "РГ"

Сергей Зиновьевич Казарновский - основатель и директор государственной школы - Центра образования № 686 "Класс-центр" (Москва), заслуженный учитель России, вице-президент российской Лиги образования, член Совета по культуре при Президенте России.