Поделиться
Но в избранных рядах приметных долгожителей Николай Иванович по-настоящему уникален - прежде всего по части творческого долголетия. К сегодняшнему читателю пришла книга, написанная качественно и с молодым задором, - Павленко начал писать свои воспоминания осенью 2008 года. К тому времени широкая читательская аудитория хорошо знала его имя уже больше 30 лет - с тех пор, как в 1975 году в серии ЖЗЛ издательства "Молодая гвардия" вышла его биография Петра Первого.
За первым русским императором последовали не менее интересные жизнеописания "полудержавного властелина" Меншикова и других "птенцов гнезда Петрова". Настоящий же творческий подъем Павленко испытал уже в 1990-е годы, отметив 75-летие. Петровская тема органично дополнилась яркой картиной всего российского XVIII века - сначала появились увлекательные "Страсти у трона", а вскоре историю придворных коллизий женщин и детей на послепетровском троне логично сменила подробная биография Екатерины Великой. Его сочинения обрели популярность на стыке истории и литературы - именно эту их особенность отмечал высоко ценивший труды Павленко и друживший с юбиляром Евгений Максимович Примаков.
В чем же секрет человеческого и профессионального долголетия историка Павленко? Он из тех людей, которым суждено было стать "свидетелями века", - пережитые им исторические эпохи уже в прошлом, а яркий и наблюдательный носитель памяти о них по-прежнему с нами. В том-то и неповторимая прелесть этих интереснейших воспоминаний, которые вобрали в себя обширную эпоху от Гражданской войны (это первые эпизоды, которые автор сохранил в памяти чуть ли не в трехлетнем возрасте) до первого десятилетия XXI века. Уже в первых главах представлены неповторимые авторские впечатления от таких сложнейших явлений советского прошлого, как красный террор, коллективизация, украинизация на Кубани и голод начала 1930-х годов.
Мастерски владея пером, историк Павленко не ставит себе задачу детального описания подробностей своей большой жизни. Хроника событий его биографии построена на ярких и запоминающихся эпизодах, бывших приметами времени и по большей части в иных источниках с подобного ракурса не "засвеченных". Поэтому помимо подробностей собственного пути в науку Николай Иванович создал и колоритный образ уже ушедшего в историю явления под названием советская историография. "На расстояньи" это прошлое исторического цеха выглядит очень поучительно по сравнению с днем сегодняшним.
Выпускник Историко-архивного института Павленко был среди первых студентов, получивших образование уже после проведенной властями реформы 1934 года, возвратившей часть "старорежимных" представлений о прошлом. Метода эта в каких-то вариациях дожила и до наших дней, но при этом, похоже, утрачено не последнее ее достоинство: сдерживая историков в их темах и занятиях, заставляя кружить вокруг заезженных цитат классиков, советская власть при этом снисходила и до практической заботы об ученом и преподавателе, не забывая об их зарплате и состоянии жилищных условий. Четверть века постсоветских реформ на ниве образования и науки увенчались комбинацией из многих парадоксов: творить, выдумывать и пробовать нынешний историк может практически без ограничений, включая выпуск монографий и поездки в "коварный зарубеж", но сам престиж профессии, а параллельно и писательского ремесла (в котором историк Павленко также преуспел изрядно) упал весьма критично.
Тем ценнее для нас, еще не до конца утонувших в этом "прекрасном и яростном мире", свидетельства патриарха отечественной исторической науки, объективно и емко отразившего на страницах мемуаров ее развитие на протяжении восьми с лишним десятков лет.