Поделиться
В "Милом Хансе" нет случайных кадров, и сцена с чаном служит первым визуальным ключом к смыслу этой картины - это прямолинейная метафора ожидания взрыва, когда кипящий металл выплеснется наружу и погребет под собой все, до чего способен дотянуться. Иными словами, символ неминуемой катастрофы. Вернее - Катастрофы. Две предыдущих картины Миндадзе также всесторонне исследовали крах. В "Отрыве" (2007) камера внимательно наблюдала за родственниками пассажиров разбившегося самолета - это был маленький фильм о том, что происходит после катастрофы. Следующая лента режиссера - "В субботу" - описывала непосредственно момент катастрофы - это был фильм о Чернобыле. "Милый Ханс" завершает миндадзевскую "трилогию катастроф": это рассказ о кануне апокалипсиса.
"Милый Ханс" связан с "Отрывом" и "В субботу" неразрывно - во всех трех случаях речь идет о самых заурядных личностях, которых пожирает чудовищный механизм истории. Но при этом две предыдущие работы Миндадзе (при том, что это замечательные картины) сейчас выглядят подготовкой к действительно большому фильму - а столь важных картин как "Милый Ханс" в нашей стране не делали, кажется, со времен лучших картин Балабанова.
Итак, накануне начала Великой Отечественной инженеры Ханс, Вилле, Отто и Грета работают в Советском Союзе над созданием военных биноклей нового поколения. Работа стопорится - никто не может толком понять, что же нужно для того, чтобы получить линзы сверхвысокой четкости. Внезапно Ханса озаряет - чтобы с оптическим стеклом все получилось, нужно в несколько раз увеличить температуру в чане. С выпученными глазами немец подбежит к топке, рядом с которой будет стоять русский рабочий Петр, и начнет неистово забрасывать в нее уголь. Температура вырастет, вслед за ней и давление, мелькнувшее рядом с плавильным котлом испуганное лицо юной работницы будет искажено гримасой испуга. Через пару секунд все будет кончено - шихта взорвется, девушка погибнет, став жертвой озарения Ханса. Стекло для биноклей получится запустить в производство.
Простота сюжета "Милого Ханса" - лишь видимость, заметная в пересказе. Нарратив для Миндадзе всегда был лишь поводом для символического высказывания. Он один из главных модернистов нашей режиссуры - наряду с Германом-старшим. И как почти любой модернист с нарративом Миндадзе всячески борется. Его картины сделаны так, будто это бессвязный поток кадров, в котором логика лишь угадывается, а последовательность сцен у неподготовленного зрителя вызывает вопросы. При этом тут есть и жесткая структура, и умный монтаж - но для того, чтобы во все это въехать, от зрителя требуется работа. К которой он, судя по всему, не очень готов - во время премьеры фильма на ММКФ поначалу публика брала зал штурмом, но уже через 15 минут начала исходить из него рядами. Осталось равнодушным к "Милому Хансу" и международное жюри Московского кинофестиваля, демонстративно не давшее главной жемчужине основного конкурса ни одной награды - в частности, актриса Жаклин Биссет, говорят, жаловалась, что не поняла вообще ничего из того, что произошло на экране. И, положа руку на сердце, ее не в чем винить - в "Милом Хансе" особенность эстетики автора приобретает наиболее изощренную и совершенную форму. Из сегодняшнего дня кажется, что если тут не вовремя моргнуть, то можно оказаться в положении артистки Биссет. Но здесь вновь уместно вспомнить Германа, который оказался в положении Миндадзе в 1998 году на Каннском кинофестивале, куда он привез свой шедевр "Хрусталев, машину!". Это был едва ли не самый громкий провал года - публика свистела, пресса публиковала разгромные рецензии, на церемонии награждения про "Хрусталева" никто не вспоминал. Как часто бывает с модернистами, текущее время они обогнали совсем ненамного. Тот же "Хрусталев" перестал казаться сложным ребусом буквально через пару лет, что привело к росту репутации этого фильма, который сейчас заслуженно пребывает в статусе классики.
"Милому Хансу", думается, обеспечена та же судьба. Пройдет всего ничего времени, и зрители будут недоумевать, как можно было прощелкать лучший российский фильм года, и примутся пристально в него всматриваться. Благо посмотреть есть на что. Под первым слоем кроется множество других. Здесь и ироничная история об особенностях национального характера, приводящего к беде - фрустрации одной из героинь, немки Греты, оборачиваются ее невероятной преданностью, граничащей с безумием - легко представить, как в Германии она без особого трепета будет работать где-нибудь в концлагере. Тут и мимолетный эпизод, уравнивающий нацизм и сталинизм - едущие на дрезине на завод немецкие инженеры смотрят на соседнюю колею, по которой в обратном направлении движется вагонетка, везущая советских рабочих с завода. Внезапно один из инженеров кричит: "Там мой двойник!" Немцы внимательно вглядываются в людей напротив, и каждый видит в них свое отражение. Здесь и бесконечная тоска, выраженная в крошечной и бессловесной, но великой роли Розы Хайруллиной, играющей мать девушки, погибшей при взрыве на заводе.
И пусть прокат "Милого Ханса", вышедшего на нескольких экранах, де-факто уже сейчас можно считать провалившимся. У десятка российских фильмов, которые показывают в кинотеатрах в этом году, нет никаких проблем с современностью. А вот их отношения с вечностью как раз сложно назвать беспроблемными, тогда как у фильма Миндадзе все как раз наоборот.