издается с 1879Купить журнал

Сбитый летчик

Чему учит история самолета-шпиона U-2: свидетельство Фрэнсиса Пауэрса

Недавнее заявление натовского генерала Филипа Бридлава о том, что хорошо было бы вновь воспользоваться самолетами-разведчиками U-2 для наблюдения за Россией, возвращает нас во времена "холодной войны". Неужели так и не извлечены уроки из истории с Фрэнсисом Пауэрсом - летчиком-шпионом, сбитым под Свердловском 1 мая 1960 года? Неужели стремление разжечь неприязнь, накалить атмосферу в мире все еще способны затмить политикам разум?

В апрельском номере журнала "Родина" публикуются воспоминания самого Фрэнсиса Пауэрса, которые проливают свет на то, как все было на самом деле. Они написаны Пауэрсом в Америке в 1970 году, после освобождения из советской тюрьмы. Когда ни опасаться, ни скрывать было уже нечего...
Автор этого материала в ту пору была корреспондентом "Комсомольской правды" и описывала события по горячим следам. "Родина" дает выдержки из дневников американца с комментариями самой Клары Скопиной.

В июне 2012 года Пауэрс был посмертно награжден Серебряной Звездой - третьей по значимости военной наградой США. "Несмотря на пытки, которым летчика подвергали карательные бригады, он не выдал ни толики секретной информации", - говорилось в заявлении пресс-службы ВВС США.

О пытках рассказывает и недавно появившийся в российском прокате фильм Стивена Спилберга "Шпионский мост".

Клара Скопина: Мне не давали забыть это событие: и новая правда, горькая, трагическая; и новые свидетели, генералы и рядовые, знатоки и расследователи, награжденные и наказанные...

Глубина события становилась бездонной, а у меня появилось болезненное чувство ответственности за любую ошибку и дезинформацию. И тут появилась книга с дневниками Пауэрса. Я поняла, что в первомайской истории сбитого самолета-разведчика пора ставить точку.

Мне помогли внучка Ксюша Веслинская и ее муж Геворг Гуланян, выпускники РГСУ. Они заказали книгу в Америке и начали ее переводить. Каждый вечер - так же, как Пауэрс боялся, что его убьют, - я ждала приговора: вот тут-то он и скажет, что его пытали! Миллионы пользователей Интернета и без Пауэрса были уверены в этом. А ведь я собрала сотни свидетельств обратного.

Втроем мы замирали над каждой страницей...


"Они собираются меня убить..."

- Мы были не подготовлены к ситуации с возможным крушением самолета. Я не говорил по-русски, мне некому было позвонить. В течение четырех лет, которые я работал на агентство, только раз я получил инструкции на случай того, что делать, если попаду в плен. И это всплыло лишь после того, как я сам задал вопрос, получив на него лишь одно замечание офицера разведки: "Ты можешь рассказать им все потому, что они все равно из тебя это достанут".

После получаса езды мы подъехали к другой деревне, больше первой. Позже я узнал, что приземлился на самой большой государственной ферме. Вторая деревня была ее штабом; здание, в которое меня привели, было сельским советом. Остановившись перед зданием, один из мужчин зашел внутрь и вышел с мужчиной в форме, который, по-видимому, был полицейским. Поставив меня рядом с автомобилем, он поверхностно обыскал меня, забрав мои сигареты, зажигалку, но не найдя иглу с ядом..."

В точности я знал лишь одно: рано или поздно они собираются меня убить...

К.С.: Уверенность в U-2 у командования была так велика, что Пауэрса не готовили к провалу, не побеспокоились о легенде! При осмотре в аэропорту Кольцово перед отправкой в Москву у Пауэрса наконец обнаружили иглу с ядом. "Эти ребята были профессионалы", - отмечает он. Тем не менее в рейсовом гражданском самолете ("регулярном коммерческом", предполагает Пауэрс), который задержали для него, шпиону предлагают фрукты, конфеты...

Он не верит.

Тема "они меня все равно застрелят", "они меня все равно убьют" проходит через всю книгу Пауэрса, в записях каждого дня, как рефрен, как основной мотив, как неизбежность...


"Возможно, меня все-таки не застрелят..."

- После ланча я уехал из тюрьмы в компании переводчика, двух охранников, водителя и двух представителей власти в том же самом лимузине, на котором они меня привезли из московского аэропорта. Но облегчение, которое я ожидал почувствовать, как только мы выехали за ворота, оказалось не таким большим. Поскольку я был окружен, единственный шанс на побег мог появиться, если бы я побежал, когда мы бы остановились, но мы не останавливались. Но все же было здорово, что вопросы прекратились.

По какой-то причине я представлял русских, как во времена Толстого: бородатые мужчины, женщины в черных шалях. Улицы Москвы рассеяли мои сомнения. Хотя одежда на людях была гораздо более тусклой, чем в Америке, люди выглядели совсем такими же. Наш маршрут проходил через Кремль, Московский университет, большой стадион, громадный лыжный трамплин, расположенный прямо в городе. Гордость сопровождавших меня столицей была очевидна. Они охотно отвечали на мои вопросы, будто беспокоились о том, чтобы произвести на меня хорошее впечатление. У них тоже было достаточное количество вопросов ко мне, но, слава богу, не о моем полете, а о США. Каждый аспект той жизни, казалось, восхищал их.

- Я ожидал, что мне будут читать лекции о коммунизме, кормить только в качестве поощрения за сотрудничество и допрашивать при ярком освещении, не давая спать. Я ждал, что меня станут пытать и избивать, пока я не стану просить о привилегии признаться в любом преступлении, в каком бы они только захотели. Ничего из этого не происходило.

К.С.: Не происходило ничего. Ни пыток, ни избиения. Все же Пауэрс оказался честным парнем, ведь Америка ждала от него совсем другого. А он пишет о том, как утром женщина приносит завтрак, и узник ловит сочувствие в ее взгляде. Он избрал тактику: не говорить ничего определенного, потому что ложная информация так же опасна, как правдивая. Но когда ему говорили: "Вы нам лжете!", имея в виду называемую им высоту полета, снова впадал в смертную панику. Не мог есть - не было аппетита.


"Я не выдержал и заплакал..."

- Когда меня повели на утренний допрос, я сказал моим инквизиторам, что буду отказываться отвечать на вопросы, пока не скажут американским властям, что я жив... У меня было чувство, что это мой последний выход.

Но меня привели в большую комнату. Здесь были Руденко (Генеральный прокурор СССР, действительный государственный советник юстиции Р.А. Руденко. - К.С.) и несколько других людей. Переводчик держал копию "Нью-Йорк таймс", датированную воскресеньем 8 мая.

Переводчик прочитал речь Хрущева, в которой он говорил:

"У нас есть части самолета, и у нас есть пилот, который абсолютно жив! И здоров! Пилот в Москве, как и обломки самолета".

"Могу я увидеть газету?" - спросил я. "Не разрешено!" - "Тогда вы можете меня обманывать. Или напечатать эту газету прямо здесь, в Москве!"

Тогда они достали другие американские газеты, содержащие интервью с моей женой и моими родителями. Комментарии матери и отца были настолько типичные, что я не мог не поверить в их правдивость. Я не мог ничего поделать. Я не выдержал и заплакал.

- После заявления Хрущева я почувствовал, что нет прямой угрозы застрелить меня. И сразу произошла еще одна перемена: природа взяла свое, и я стал есть!

- В середине мая я получил подсказку: меня вывели во второй раз из тюрьмы.

К.С.: Подсказка о грядущих переменах - это поездка в парк Горького, где были выставлены для всеобщего обозрения обломки U-2 самолета и все, что было при Пауэрсе - обмундирование, вещи, деньги.


"Обвинение от 5 до 15 лет. Или смерть..."

- Принадлежность самолета разгадывать не было нужды, все было очевидно. Было ясно, что этот самолет не мог просто так летать. После полной неизвестности я превратился в знаменитость.

- Вскоре я был осведомлен, что буду обвинен по статье 2 советского закона за криминальную возможность преступлений против Советского Союза. Обвинение от 5 до 15 лет или смерть.

Они указали, что по Уголовному кодексу возможны только три смягчающих обстоятельства. 1. Добровольное подчинение. 2. Полное сотрудничество. 3. Искреннее раскаяние. Я согласился с добровольным подчинением. Они спросили меня, совершил бы я этот полет, если бы все вернуть назад. Я ответил "да", если бы это было нужно для моей страны.

- Стало известно, что и госсекретарь Штатов Гертер, и вице-президент Никсон публично заявили, что полеты через Россию будут продолжаться. Для меня это было невероятно! Они знали, что я сбит, что Россия обладает ракетным потенциалом, и все равно будут посылать других пилотов!

К.С.: Еще один удивительный пассаж из дневника! Надо было иметь немалое мужество, чтобы написать такое в 1970 году. Пауэрс не выдумывал, живя в страхе, сказок про пытки. Более того, высказывал негодование действиями руководителей США... Беда мира, что правители не слышат граждан, своих "малых людей".


"Почему я не использовал иглу?"

- В воскресенье, 22 мая, я проснулся с простудой... Допрос был отменен. Это был мой первый выходной после 21 дня допроса. Меня обработали солнечной лампой и позволили больше времени находиться на крыше, на свежем воздухе. Мой садик из сорняков процветал. Целый день мне было разрешено отдыхать и читать.

- В воскресенье главы охраны не было. Другой охранник и старая женщина, которая приносила еду, вошли в мою клетку и попытались поговорить со мной. Мы обменялись всего лишь несколькими словами. Но то, что они отважились на такую вещь, было уже очень вдохновляюще.

- Следующим утром допросы продолжились. Почему я вывалился из самолета, а не катапультировался, было ли вмонтировано уничтожающее устройство в самолете... Они возвращались к этому так часто, что проще дать позитивный ответ. Игла... Протестировали на собаке. Умерла через 90 секунд... Почему я не использовал иглу? В контракте об этом не было сказано, я и носить ее не был обязан, и использовать ее было не обязательно.

- Сегодня мне сказали, что я могу написать письма жене и родителям. Пришли письма мне. Обнадеживающих новостей было мало, кроме того, что жена и родители хотели приехать в Москву, если получат визы. Мать настоятельно призывала меня быть хорошим мальчиком...


"Я буду осужден высшей судебной инстанцией..."

- 30 июня мне сообщили, что допросы официально завершены... Моей первой реакцией было облегчение... Чувство самоуспокоения длилось только до тех пор, пока меня не вернули в клетку. Тогда я осознал, что кроме как чтением и прогулками больше нечем было заполнить мои дни. Я был все ближе к суду. И к тому, что за ними последует.

- 9 июля ко мне пришел посетитель. Михаил Гринев был маленьким лысеющим человеком шестидесяти с небольшим лет в очках в роговой оправе и с тонкой козлиной бородкой.

Гринев сказал, что он член Московской коллегии адвокатов и назначен моим адвокатом.

Мне было любопытно узнать, будет ли суд открыт публике. Моя жена и родители обратились за визами. Если их предоставят, разрешат ли им прийти?

Гринев не знал. Я буду осужден Военной коллегией Верховного суда СССР. Часто в случаях, включающих в себя государственную безопасность, как в моем, такие суды закрыты для публики...

Будут ли присяжные? В России нет суда присяжных. Я должен понять, добавил он, что я буду осужден высшей судебной инстанцией в стране. И сам Генеральный прокурор Роман Руденко будет выступать в качестве прокурора. Вспоминая Руденко на допросах, я не был удивлен.

К.С.: Уже в конце века о развязке этой истории расскажет Г.А. Михайлов, генерал-полковник в отставке, сотрудник Института США и Канады, который в 1960 году был старшим офицером Главного штаба войск ПВО и участвовал в опросах Пауэрса на Лубянке: "Пауэрс представлял собой среднего американца - работягу. Это был человек не очень эрудированный, но технически неплохо подкованный, привыкший к штурвалу, высоте, скорости. Летчик, который получал 700 долларов, а ЦРУ предложило 2500 долларов, вот он и согласился.

Он был сыном фермера из штата Вирджиния и домашней хозяйки, которые жили совсем небогато. Сравнительно недавно женился. По натуре был человеком честным, но сдержанным в высказываниях. Наши органы относились к нему очень корректно. У него была отдельная комната во внутренней тюрьме на Лубянке. С мягкой мебелью. Кормили из генеральской столовой. Никаких не только физических воздействий, но даже громкого слова! Просто его спрашивали - он отвечал. Это были скорее опросы, а не допросы.

"Хозяева" объяснили ему, что на высоте выше 19 000 метров летчику ничего не грозит. "А если попадете в руки большевиков, вы колетесь и умираете, если захотите". Он не захотел. Увидев на поле совершенно дружелюбных колхозников, понял, что все это не то, что ему рисовали.

На процессе он вел себя очень корректно: признал свою вину, выразил сожаление, что принял участие в такой "миссии". На суде присутствовала вся его семья (мать, отец, сестра Джессика, жена Барбара и ее мать), и жене разрешили интимное свидание, оставив у него в комнате на ночь.

Суд над Пауэрсом можно считать образцом гуманизма. Он проходил в течение трех дней августа 1960 года в Колонном зале Дома союзов при огромном стечении народа. Выступили колхозники, которые нашли Пауэрса на поле, эксперты всех видов аппаратуры, специалисты. Генеральный прокурор Роман Андреевич Руденко учел все "смягчающие" обстоятельства: рабочее происхождение шпиона, второстепенная роль в инциденте - и потребовал для Пауэрса не высшей меры, а 15 лет лишения свободы...".


P.S.

За три года до инцидента над Свердловском, в октябре 1957 года, Верховный суд США приговорил советского разведчика Рудольфа Абеля к 30 годам лишения свободы. Переписку Абеля с семьей Минюст США отнес к угрозе национальным интересам и запретил ее.

10 февраля 1962 года на мосту Глинке через реку Шпрее, по которой проходила граница между Восточным и Западным Берлином, был совершен первый в истории отношений между СССР и США обмен разведчиков - Абеля и Пауэрса.


Анонс

В апрельском номере "Родины" помимо рассказа о случае с U-2 публикуется любопытная подборка о кодексах чести: правилах и нормах, принятых в разных сообществах - национальных, сословных, профессиональных. Вы познакомитесь с кодексами офицера, моряка, купца, дуэлянта, врача... В продолжении темы - очерк о подвиге летчиков Бориса Капустина и Юрия Янова, которые в 1966 году увели терпящий бедствие самолет подальше от жилых кварталов Берлина.

Подписаться на "Родину" можно в почтовых отделениях связи РФ по каталогам: "Роспечати" - индекс 73325, "Почта России" - индекс 63436, "Пресса России" - индекс 40687.