Поделиться
Это фундаментальный труд, задуманный и воплощенный в жизнь сотрудниками РГАЛИ (Российский государственный архив литературы и искусства), основан на документах и личных записях членов Союза советских писателей. Первый том "Между молотом и наковальней" (1925 - июнь 1941 г.) вышел в 2010 году и рассказывал о становлении Союза, его первых десятилетиях. Третий том, работа над которым сейчас ведется, представит жизнь Союза советских писателей в послевоенный период до ХХ съезда партии.
Четыре года войны, страшных и непредсказуемых, с трудом вместились в два восьмисотстраничных тома. Авторам даже пришлось пожертвовать многочисленными фотографиями, которые были готовы к публикации, но по просьбе издательства так и не вошли в книгу. Зато, пожалуй, ни одна ранее выходившая документальная книга не дает такого полного представления о том, что происходило на фронтах и в тылу, на заседаниях Союза Советских писателей, в лагерях, и главное, что творилось в душах писателей. Этот труд - история жизни и выживания, подвигов и предательств, борьбы таланта и амбиций. И не всегда война здесь предстает такой отшлифованной, какой мы знаем ее по плакатам, песням и некоторым воспоминаниям. Каждая личная запись, опубликованная в сборнике, - предельно честное откровение, содержащее мысли "сердечные", которое авторы не боялись доверить бумаге, несмотря на тотальный контроль за корреспонденцией.
Читателям представили стенограммы официальных заседаний, пленумов, бюро и комиссий ССП СССР, отчеты о деятельности Союза по годам, переписка с партийными и советскими органами, протоколы, служебные записки, документы о присуждении Сталинских премий, параллельно с дневниками, письмами, записными книжками. Многие документы погибли в огне войны, но большую часть их удалось сохранить.
Кроме РГАЛИ, где хранится значительный корпус материалов по истории Великой Отечественной войны, документы для тома предоставили Государственный архив РФ, Российский государственный архив социально-политической истории и Российский государственный архив новейшей истории. Документы войны начали поступать в РГАЛИ, а тогда ЦГЛА (Центральный государственный литературный архив) уже в 1942 году.
Все материалы издания, которое готовилось к публикации более пяти лет, представлены в хронологическом порядке, и каждый год войны - глава в книге. Документы, которые охватывают события целого года, помещены в конце раздела. Как, к примеру, дневник дежурств в Правлении Союза писателей. Через весь том проходит переписка театроведа и педагога Бориса Алперса с супругой Галиной, писателя Василия Гроссмана с отцом Семеном Осиповичем, поэта Николая Заболоцкого с супругой Екатериной, литературоведа Валерия Кирпотина, возглавлявшего в Москве Союз писателей СССР, пока глава союза Константин Федин был в эвакуации, с супругой Анной.
Незначительная часть материалов была ранее опубликована, как например, дневники Георгия Эфрона или воспоминания Нины Татариновой о ташкентском периоде жизни Анны Ахматовой. Но без них книга была бы не полной. Да и публикации выходили даже не в прошлом году - конец 80-х, начало 2000-х - в книжных магазинах эти книги уже не достать.
Грянула война. Первые трагические дни, паника и растерянность вскоре сменились ясностью целей: одни писатели ушли на фронт, в боевые части, ополчение и военными корреспондентами, другие остались в эвакуации. Кирпотин, оставшийся в Москве, пишет супруге 26 августа 1941 года: "Трогателен Пастернак, который вовсе не трусит. Стоял на крыше, "ловил" немецкие зажигалки. Находит прелесть в московской жизни без семьи, с опасностями, не теряет внутренней свободы. Он хотел бы уехать, но не один, с близкими людьми по Переделкину: с Фединым, с Леоновым". Казань, Чистополь, Ташкент, Свердловск - города, куда временно переселилась литературная Москва.
В Ташкенте обосновались Алексей Толстой, Борис Лавренев, Корней Чуковский, Сергей Городецкий, Михаил Погодин, Борис Эйхенбаум, Мариэтта Шагинян, Анна Ахматова и другие. Это потом писатели смогли наладить свой быт, творить, как-то зарабатывать. Но в том же Ташкенте поначалу их никто не ждал. Вот как Ксения Львова в письме от 19 ноября 1941 года пишет Владимиру Ставскому: "Если бы знать, что нас ожидает в Ташкенте, то отпало бы и то благородное положение, которым объясняли необходимость нашего отъезда из Москвы: сохранить живые писательские силы и использовать их в тылу вместо того, чтобы подвергать опасностям фронтовой Москвы… После 22 дней тяжелого пути, грязные, голодные и полубольные, мы наконец утром 12 ноября прибыли в Ташкент. Никто из Союза узбекских писателей нас не встретил. Нач. эшелона Абрам Эфрос оставил нас в теплушках, поехал в Союз. Через шесть часов Эфрос сообщил, что нас не принимает ташкентский Союз писателей и высылают в Андижан… Мы выгрузились около здания Союза около 3-х часов дня и стали ждать результатов переговоров Эфроса с правлением Союза. В дом нас не впустили, сторожу было приказано нас гнать…".
Фронтовые будни наиболее подробно отражают ежедневные записи военного корреспондента "Красной звезды" Василия Гроссмана, легшие в основу книги "Годы войны". Однако в томе РГАЛИ они отличаются от ранее изданных, - более кратки и лапидарны: "При прикосновении к немецким вещам, газетам, фотографиям, письмам - желание тщательно мыть руки".
Личные письма в годы войны были единственной отдушиной, возможностью узнать хоть что-то о жизни близкого человека, который оказался за сотни километров. Они хранили невероятные бытовые подробности. Избавляя родственников от лишних волнений, литераторы описывали свой распорядок дня, настроения в городе и даже свой скудный рацион.
"Для меня описание жизни в эвакуации оказалась полным откровением, - рассказала "РГ" директор РГАЛИ Татьяна Горяева, руководитель коллектива, работавшего над книгой. - Я немного знала об этом из нашей семейной истории. О войне мне рассказывали бабушка, мама. Но такие подробности "выживания" я узнала впервые. В нашей семье не сохранились письменные источники, в которых есть полная информация, вплоть до мельчайших и откровенно жестоких подробностей".
Контрастно выглядит ситуация в оставленной Москве. Борис Алперс пишет супруге 19 апреля 1942 года о том, как хорошо он обедает в столовой Всероссийского театрального общества. "Готовят очень чисто, а иногда совсем сытно. И что очень важно, обед в худшем случае занимает всего полчаса. Примерное меню этого обеда: 1) закуска (салат с картошкой и с крабами либо кусок соленой рыбы - горбуши, либо кетовая икра), 2) суп (рисовый или крупяной, или капустный) 3) так называемое жаркое (четыре блино-оладьи с маслом либо кусок мяса, либо плов, либо две перепелки) и 4) наконец, сладкое в виде компота с куском апельсина или с сушеными абрикосами. Видишь, какой превосходный обед ест твой муж в столовой ВТО".
Скудную обстановку в эвакуации - ведь взяли все самое необходимое - скрашивали посылки родственников из дома. Кирпотин пишет супруге, которая находилась в Ташкенте: "Сейчас в Москве я чувствую, как далеко Ташкент. То, что просишь прислать, почти все украли: портьеру в синюю полоску, расчески и некоторые другие вещи. Ковер цел… Связался по телефону с людьми, которые составляют Правление дачного кооператива. Дачи целы, некоторые обокрадены, входит ли в это число и наша, не знаю".
В отдельный сюжет выделена история ареста поэта Виктора Бокова. Невозможно было представить, что такой популярный впоследствии автор "народных" песен "Гляжу в поля просторные", "На побывку едет молодой моряк", "Оренбургский пуховый платок", "На Мамаевом кургане тишина", "Я назову тебя зоренькой" был обвинен в контрреволюционной агитации и клевете, был арестован и отправлен в лагерь. Поводом к аресту стало письмо к Пастернаку, в котором Боков просит вызволить его из армии: "И если вы общими усилиями не вырвете меня, я погибну - это не преувеличение. Пока еще можно меня вырвать". А в другом письме к фольклористу Александре Анисимовой Боков пишет о невыносимых условиях, в которых находились бойцы. Поэт был зачислен в Вильненское пехотное училище, которое располагалось у монгольской границы: "Занимаемся по 16 часов в сутки. Ни минуты свободной. Всякую поэзию выбивают из головы ежеминутно. Это несовместимо с армией".
Дело поэта Льва Гладкова долгое время также не афишировалось. Лев Гладков - родной брат драматурга Александра Гладкова, автора знаменитой пьесы "Давным-давно", которая легла в основу спектакля, поставленного в театре Советской армии, а потом стала всенародно любимым киношедевром Эльдара Рязанова. "Открывать забытые имена - еще одна миссия нашего сборника, - продолжает Татьяна Горяева. - Это дело долго замалчивалось. В книге мы представляем переписку братьев - одного в Москве, другого в заключении. Работая над публикацией, мы познакомились с дочерью Александра Гладкова, Татьяной, и дочерьми Льва Гладкова, Татьяной и Ольгой. Т.Л. Гладкова-Элькина с 1976 г. живет во Франции и работает в Русской общественной библиотеке им. И.С. Тургенева (Париж). Они были у нас в РГАЛИ, впервые знакомились с семейной перепиской, фотографиями родных, лица которых они увидели впервые".
В книге переписка дополнена протоколами допросов свидетелей и самого Гладкова, обвинительным заключением, ордерами об аресте и обыске. Лев Гладков был арестован как контрреволюционер в 1937 году и отбывал наказание в магаданском лагере. Долго от Льва не было никаких вестей, но потом связь была восстановлена. В одном из первых писем Александр рассказывает брату об успехе "Давным-давно", о том, что в Москве было всего "две тревоги" (шел июль 1943 года), что постепенно жизнь возвращается в город - москвичи в большинстве своем заняты огородничеством, что есть идея написать авантюрный роман на зависть "одряхлевшему автору "Аэлиты" и "Гиперболоида инженера Гарина", что Пастернак опубликовал перевод "Антония и Клеопатры" (Гладков попутно сетует, почему Борис Леонидович так долго не садится за оригинальное произведение), а Шолохов пишет "Они сражались за родину".
Лев ответит в августе 1943-го: "Хорошие книги - это только те, что я получил от тебя, да несколько случайно попавших в местную библиотеку. За все 6 лет моего пребывания здесь я только недавно достал однотомник Пастернака… и Анненского в издании Библиотеки поэта. О Баратынском, Блоке, Тютчеве нечего и мечтать". Лев пишет, что готов отправиться на фронт и просит брата посодействовать. А в конце письма сожалеет, что Александр так мало написал о московской жизни - "я хочу от тебя всего, и болтовни в том числе". Лев вернется из застенков, но здоровье поэта на Колыме было сильно подорвано.
Реабилитируют его посмертно - в 1956 году.
Не удалось избежать репрессий и благополучному Александру. В конце 1948 года "за хранение антисоветской литературы" А. К. Гладков был арестован и отправлен в Каргопольлаг, вышел он на свободу только в 1954 году.
Материалы книги неисчерпаемы, они хранят память о том времени и объясняют многие явления литературы, случившиеся позднее.
Из воспоминаний Галины Алперс о Марине Цветаевой в эвакуации:
...Через несколько дней пути к нам в каюту прибежала весело возбужденная литфондовская врачиха, которая ехала в Чистополь на работу в детский интернат, и стала хвастливо показывать мотки французской шерсти, которую она купила у Цветаевой, "Марина сейчас распродает свои вещи, шерсть уже всю разобрали. Вот эту мне удалось купить". Но и после "распродажи" Цветаева в столовой не появлялась, она собирала деньги хоть на первое время житья в новых местах, - я говорю это с ее слов, сказанных другим в тот же период времени.
Чем дальше мы удалялись от Москвы, тем ближе сходились друг с другом. Делились своими тревогами, планами, страхами... Но Цветаева была всегда одна, молчаливая и замкнутая, она ходила по палубе и много курила. Такая отчужденная и одинокая.
Ее мальчик общался со своими сверстниками, но тоже был какой-то зажатый и с печатью трудной, необычной судьбы…
- Российский государственный архив литературы и искусства был создан 75 лет назад. Его еще называют "Архив муз". Его главная особенность - кроме наличия официальных документов, здесь собраны личные архивы выдающихся деятелей искусства и литературы - писателей, композиторов, художников. В архиве хранятся автографы А.С. Пушкина, М.Ю. Лермонтова, Н.В. Гоголя, Ф.М. Достоевского, А.П. Чехова, ценнейшие коллекции и отдельные документы из собраний Ю.А. Бахрушина, Ф.Ф. Фидлера, С.П. Мельгунова, П.И. Бартенева; архивные фонды В.В. Розанова, А.А. Блока, Б.Л. Пастернака, А.А. Ахматовой, М.И. Цветаевой, А. Белого, М.А. Кузмина, А.И. Солженицына, Д.Д. Шостаковича, М.М. Плисецкой, Р.К. Щедрина.
- Работать с документами в читальном зале очень удобно, есть зал для работы с микрофильмами. Для поиска информации можно воспользоваться электронным каталогом на сайте РГАЛИ www.rgali.ru. Секретных документов в архиве нет. Единственное условие для обращения к документам личного происхождения - разрешение наследников, которые могут ограничить копирование и воспроизведение материалов. К примеру, когда Ариадна Эфрон передавала архив своей матери М. И. Цветаевой в РГАЛИ, свободный доступ к нему она закрыла до 2000 года.
- В РГАЛИ открыты 3 читальных зала, в которых за день успевают поработать в среднем 50 человек. Два раза в неделю в архиве - продленные дни. Зимой до 19.00, летом - до 20.00.
- Сейчас исследователи, приходящие в РГАЛИ, часто интересуются творческим наследием Сергея Прокофьева и Сергея Эйзенштейна. "Пользуются спросом" личные фонды Владимира Татлина, Варлама Шаламова, Василия Гроссмана. Три года назад архив получил рукопись романа "Жизнь и судьба" из архива ФСБ. С тех пор интерес к Гроссману существенно возрос, ведется исследовательская работа по републикации романа.
- Обращение к тем или иным архивным материалам подобен волнам. К примеру, в начале 2000-х был повышен интерес к архивам Цветаевой, Мандельштама, поэтам Серебряного века. В последние годы исследователи стали больше обращаться к фондам государственных учреждений культуры, редакций газет и журналов, общественных организаций и творческих союзов.