Однако сегодня он вполне может считаться самым титулованным молодым режиссером наших дней. За минувшие 12 месяцев на Немеша обрушился буквально ворох престижнейших наград, начиная от Гран-при Каннского кинофестиваля и заканчивая "Оскаром" за лучший иностранный фильм. Виной всему его дебютная картина "Сын Саула" - изобретательное модернистское произведение и в то же время оглушающая, мощная и невыносимая экскурсия в самое сердце преисподней.
Освенцим, 1944 год. Саул - венгерский еврей и член зондеркоманды, в обязанности которого входит встречать узников концлагеря, следить за тем, чтобы на них не осталось одежды и сопровождать их в "душевые", которые на самом деле представляют собой газовые камеры. Затем члены зондеркоманды предъявляют сотни трупов на обследование местному патологоанатому, после чего относят их в огромный крематорий. Члены зондеркоманды, собранные из числа узников, несмотря на привилегированное положение, обречены так же, как и другие, - просто их черед наступит позже.
Первые 15 минут "Сына Саула", за которые Немеш успевает без всякой окунуть зрителя в быт лагеря смерти, задают дальнейшую эстетику картины.
С одной стороны, это тотальная документальность - тут видно, насколько тщательно изучены исторические источники, воспоминания узников Освенцима и нацистских преступников, имевших к нему отношение. Но контрапунктом этой содержательной документальности служит художественный прием, которым Немеш будет пользоваться вплоть до финальных титров - это максимальная субъективность изображения и пристальное внимание камеры, выхватывающей крупные планы лиц. В "Сыне Саула" первый план подробный и выпуклый, тогда как происходящее в глубине кадра показано в расфокусе.
За счет этого художественного приема Немеш максимально погружает зрителя в материю своей картины - эффект присутствия от этого правдоподобный и гнетущий, насколько это возможно. Но у такой манеры съемки задача не только формальная, но еще и смысловая. Понятно, что морально неоднозначная тема сотрудничества некоторых евреев с нацистами в концлагерях может дать множество поводов для спекуляций самого разного рода. Однако Немешу этот самый расфокус, кажется, и помогает избежать любой из них.
На втором плане в "Сыне Саула" происходит все самое ужасное, что только можно представить себе, когда слышишь слово "Освенцим". Взгляд Немеша на зверства концлагеря - это во многом взгляд Саула, который до поры озабочен лишь вопросом собственного выживания и вынужден жить по волчьим законам зондеркоманды. Единственным способом не сойти с ума в этом кровавом аду становится метод "вытеснения". То, что трупы жертв показаны как в тумане - это особенность личной оптики Саула, отправляющего в газовые камеры сотни людей.
Вытеснение - вообще одно из ключевых слов для понимания смысла этой картины. Но вот однажды оно перестает работать, и один из безликих трупов, которые Саулу предстоит доставить в крематорий, обретает четкие очертания. В этих очертаниях Саул узнает своего сына. И это переворачивает всю его лагерную жизнь. Отныне главным мотивом существования его, члена зондеркоманды, становится организация похорон мальчика. Для этого нужно спрятать тело, чтобы его не сожгли. И найти раввина, чтобы тот прочитал над телом кадиш.
Непонятно, действительно ли опознанный Саулом мальчик - его сын? Знавшие его до концлагеря персонажи утверждают, что никакого сына у него вовсе не было. Но это уже не имеет значения - мальчик становится для главного героя символом искупления, а поиски раввина превращаются и в богоискательский ритуал, осуществляемый в абсолютно дьявольских декорациях.
Вытеснение и здесь становится лучшим союзником Саула: теперь он отмахивается от любой информации, противоречащей его вере в то, что умерщвленный в Освенциме мальчик - его сын.
Это по-настоящему страшное кино способно схватить за горло и не отпускать вплоть до финальных титров. Хеппи-энда здесь, разумеется, ждать не следует. Это роднит фильм Ласло Немеша с картиной Элема Климова "Иди и смотри", после которой облегчение невозможно, зато катарсис практически неизбежен.