Полное собрание сочинений поэта Игоря Меламеда вышло в свет

В первом разделе книги представлены все опубликованные при жизни стихотворения с добавлением напечатанных посмертно. Во втором - стихи из архива поэта. В третьем - стихотворные переводы с английского.

Вот что пишет в предисловии Дмитрий Бак: "Земное бытие поэта Игоря Меламеда завершено. Осмысление его поэтической работы только начинается - на этом пути ныне представленное на суд читателей собрание стихотворений, переводов, статей и пародий Меламеда является весьма значительным шагом".

Все это очень верные слова. Но я хочу - о другом...

Игорь был самым интересным и необычным человеком из всех, кого я встречал в жизни. Знаменитое мандельштамовское "Не сравнивай: живущий несравним..." - это все-таки поэтическая фигура речи. В жизни каждый человек похож на кого-то или на что-то; и если бы это было не так, мы бы жили в слишком ярком, слишком выпуклом мире. Но об Игоре, несомненно, можно было сказать: да, несравним! С его уходом из жизни это стало совсем очевидно.

Мы познакомились в спартанских условиях, в пионерском лагере в селе Дубосеково Волоколамского района, куда нас, первокурсников Литературного института осенью 1981 года послали "на картошку". Игорь сразу стал заметен на фоне студентов, еще до того, как его стихи кто-то из нас прочитал. Он был... смешной. Мешковатый, с какой-то невозможной кепкой, с ранними залысинами, в мощных и "грозных" очках. Громкий голос, "комиссарский" шаг. Когда он шагал по полям, то вполне мог бы сойти за сельского агротехника, если бы не слишком заметное еврейское происхождение. На кого он точно не был похож - это на Поэта. Как я себе Поэтов тогда представлял.

Но именно он был Поэтом. Поэтом от Бога, как ни банально звучит. "Душа моя! Со мной ли ты еще? / Спросонок вздрогну - ты еще со мною..." Я люблю читать начало этого стихотворения разным людям и спрашиваю: о ком это? О женщине - говорят некоторые. А ведь и правда о женщине. Но дальше: "Как холодно тебе, как горячо / Под смертной оболочкою земною". Значит, все-таки о душе? Конечно, о душе. А может, все-таки о женщине? Ей ведь тоже холодно и горячо "под смертной оболочкою".

Просто, знаете... Если стихи можно объяснить, то это плохие стихи. И таких стихов пишутся тонны. Их пишут болтливые, хотя порой и очень талантливые стихотворцы, уверенные, что можно рифмовать все, что угодно, любое событие, переживание, пейзажик какой-то, картину в музее, которая тебе приглянулась...

Игорь писал не так. Я счастлив, что часто был первым слушателем его новых стихотворений. В конце жизни Игорь писал их мало, больше отдаваясь переводам Вордсворта, которые вышли отдельной книгой и которые оценил такой авторитетный переводчик английской поэзии, как Григорий Кружков.

Сколько я общался с Игорем, а мы с ним были в полном смысле этого слова друзьями, я всегда чувствовал огромную дистанцию между его стихами и внешним образом. Она исчезала только тогда, когда он читал свои стихи вслух. А он делал это не часто - у него не было вкуса к эстрадности. Он свои стихи именно читал, а не исполнял. Он как бы прочитывал их как самостоятельный, вне его личности существующий поэтический текст. Но голос его менялся, и менялось выражение лица. И тогда дистанция исчезала...

Трудно писать о стихах... Их нужно цитировать. Вот раннее, еще очень хрупкое, сентиментальное: "Когда слушаю Шуберта - плакать не стыдно. / Когда слушаю Моцарта - стыдно не плакать. / В этой сказке, в ее тридевятом моцарстве, / позабыв о своем непробудном мытарстве, / моя бедная мама идет молодою, / и сидят мотыльки у нее на ладони".

Вот, условно говоря, "срединное": "Этот поезд отходит навек. / Этот поезд уходит в крушенье. / И тяжелый, немыслимый снег / налетит, замедляя движенье. / И не зная, откуда идет / и куда этот поезд прибудет, / проводник по вагонам пройдет - на фуражке кокарды не будет".

О чем это? О нас. О мире. О судьбе.

А вот о болезни отца, которого, когда писались стихи, уже не было в живых: "Не плачь, не мучайся - ведь эта ночь пуста. / Но жить научимся мы с чистого листа. / Во сне безоблачном, в беспамятстве, отец, / трехлетним мальчиком я стану наконец. / В блаженном сне еще не смыслю ничего. / Мне вяжут варежки из шарфа твоего".

Варежки из шарфа отца... Которого уже нет... А шарф есть...

Вот одно из поздних, написанных после того, как с Игорем случилось несчастье и он попал в больницу. Помню, оно пронзило меня просто до мозга костей. "Полутемная больница. / Медсестер пустые лица. / Санитаров пьяный бред. / Инвалидам сладко спится: / никому из них не снится / переломанный хребет. / Кружит девушка в коляске. / Ей, мужской не знавшей ласки, / хоть собой и хороша, / все бы, глупой, строить глазки, / выпавшей, как в страшной сказке, / со второго этажа".

Конец стихотворения - это образец христианской лирики: "Боже праведный и славный, / если только разум здрав мой, / просьбу выполни мою: / всем разбитым смертной травмой / дай удел посмертный равный - / посели в Своем раю. / Исцеляющим составом / проведи по их суставам. / Не подвергни их суду. / Всем им, правым и неправым, / босиком по вечным травам / дай гулять в Твоем саду".

Я так рад, что вышла эта книга. И почему-то мне кажется, что Игорь сейчас читает ее вслух кому-то в том самом саду. И идет босиком по вечным травам.

Кто же и заслужил это, если не Поэт?